Судорожно всхлипнув, Арья села. Всё вокруг плыло. Стены наползали друг на друга. Раздуваемые ветром, на окне плясали занавески. Сгустившаяся за окном темнота была черна и непроглядна. По углам клубился сумрак, скрывая кровать, стол, стулья.
С силой ущипнув себя за бок, Арья попыталась привести себя в чувство. Это почти помогло.
Потянувшись за мылом, Арья поняла, что руки её не менее тяжёлые, чем веки. Усилием воли она заставила их повиноваться, намыливая шею, грудь, ноги, вспенивая волосы.
В голове стоял туман, в ушах шумело, глаза закрывались сами собой. Кое-как доведя мытьё до конца, Арья окатила себя водой из кувшина.
За окном совсем стемнело. Во мраке едва угадывались мебель и дверь.
Пошарившись в поисках одежды и, не найдя её, Арья закуталась в простыню и на нетвёрдых ногах покинула покои.
Две одинокие свечи роняли жёлтый, призрачный свет в концах пустого коридора. Двери, похожие друг на друга словно близнецы, выстроившись в два ряда, были бесконечны.
С трудом передвигая ноги и опираясь о стену, Арья добрела до своего номера.
В комнате, лишённой свечей, царил полумрак. Покрутив головой, Арья поискала глазами тюфяк, но ничего не увидела — только смутные очертания стола и стульев.
Едва держась на ногах, она шагнула в спальню, намереваясь совершить жуткое святотатство, от которого её предостерегал Грапп — лечь в господскую постель…
…Сделав пару кругов по двору, Тайвин вернулся к себе — фокус не удался — нога продолжала болеть. Что ж придётся принять микстуру Тамерлана.
Стоя у порога отведённых ему комнат, Тайвин хмуро смотрел, как Люк ковыряется с замком. Направо ключ не поворачивался, зато прекрасно повернулся налево с характерным звуком запирающегося затвора. Этот болван не закрыл дверь?!
— В чём дело? — отрывисто бросил Тайвин.
— М-милорд…
— Ты не запер дверь? Или её взломали?
— … Я не знаю, милорд! — отводя взгляд, пробормотал Люк.
«Не запер..,» — сделал вывод Тайвин:
— Войди и всё проверь!
— Да милорд.
Солдат вернулся через пару мгновений:
— Чисто, милорд! В покоях никого!
— Ночь стоять в карауле, глаз не смыкать!
— Да, милорд! — вытянулся в струнку Люк, всё ещё надеясь, что пронесёт.
Хмуро глянув на провинившегося, Тайвин решил оставить разборку до утра.
Зайдя в комнату, он очутился в полумраке — огонь в камине и свечи давно потухли, а новые зажечь никто не догадался. Крикнув Люка, Тайвин указал ему на подсвечник. Гвардеец, повиновавшись, высек искру. Мягкий, желтоватый свет рассеял сумрак.
Оглядевшись, Тайвин отметил, что всё вроде выглядело так, как он и оставил. Пройдя в спальню, проверил сундук — кошель и мешочек с золотом побольше были на месте.
Поискав глазами флакон мейстера, он нашёл его на столике, там же, где стояла пара бокалов и кувшин с водой.
На кровати был жуткий кавардак из горы одеял и простыней. Это называется — чашница убралась! Да ни одна настоящая служанка не позволила бы себе такой небрежности. Завтра он поставит ей это на вид. Или не поставит. Все вопросы с лордом Джеймсом обговорены, и его больше ничто здесь не задерживает. Он уедет из «Мудрой черепахи», а бастрадка продолжит и дальше притворяться прислугой, пока не совершит какую-нибудь оплошность, и её не вышвырнут вон. Главное, чтобы нога перестала болеть.
Сняв одежду и сапоги, Тайвин голышом уселся на краешек кровати. Голень, избавившись от тисков ботфорт и раздражающего прикосновения бриджей, немного успокоилась, но он знал, что это не на долго. Поглаживая синий шрам, Тайвин морщился, желая только одного, чтобы лекарство подействовало, и ему не казалось, что одна часть его тела лежит на простынях, а другая — в зарослях крапивы.
Налив пол бокала воды, Тайвин взял флакон, показавшийся ему легче обычного. Накапав ровно тридцать капель микстуры — одна доза, он, скривившись, выпил мерзкое пойло.
Ещё чуток посидел, пока боль окончательно не стихла, и сон не начал его одолевать. Когда веки его заметно отяжелели, он забрался под одеяло, осторожно укладываясь так, чтобы раненая нога беспокоила, как можно меньше — за долгие годы он уже знал, что ей может прийтись не по нраву и всячески старался этого избегать.
Поправляя одеяло, Тайвин наткнулся на нечто столь неожиданное, что ему показалось, что Тамерлан что-то перепутал с ингредиентами, и в его микстуре вместо макового молока была дурман-трава из Асшая. Но, нет — микстура здесь была не при чём. Рука Тайвина нащупала чей-то тёплый бок — гладкий, мягкий, с кожей нежной, какая бывает только у ребёнка или молодой женщины.
Приподнявшись на локте, он откинул простыню и увидел спутанные волосы, маленькое, аккуратное ушко, белую шею, плечо. До него донеслось едва слышное дыхание — ровное, тихое, размеренное. Так дышит человек, погружённый в глубокий сон. Недоумевая, Тайвин потянулся, убрал влажные пряди и завис над лицом нежданной гостьи. Пекло! Это была его чашница. Изумление и оторопь, в котором он пребывал до этого момента, сменились яростью. А он, дурак, ещё хотел ей помочь! Думал, как сделать так, чтобы она не оказалась в борделе! Да она сама туда стремится, прыгая в койку к лорду!
Картина преступления явственно предстала перед его взором — чашница с ключом в руках подкарауливает, когда он и Люк уйдут и пробирается к нему в покои, а затем и в постель. Ну что ж, она получит то, чего так хочет — любовь лорда!
Скрежетнув зубами, Тайвин резко схватив одеяло, потянул его на себя. Соскользнув, оно оголило девичье плечо, острый локоток, изгиб талии, задержавшись на бедре.
Преступница, продолжавшая спать, даже не пошевелилась.
Глядя на то, как подрагивают тёмные, спутанные пряди, в такт биению её сердца, как вздымается и опускается рука, покоящаяся на груди, Тайвин чувствовал, что вся его злость куда-то улетучивается. Глупая, наивная бастардка! Неужели тебе мало примера собственной матери и своего собственного? Неужели ты думаешь, что таким способом можешь чего-то добиться, кроме как стать утехой на пару ночей?
Вернув на место одеяло, Тайвин продолжал смотреть на тёмную копну волос, разметавшуюся по подушке. Она сама так решила — сама выбрала себе путь, и он ей препятствовать не будет. Если не он, так кто-то другой завтра разделит с ней ложе. Он не будет груб с ней. И она даст ему то, чего он давно хочет. Он щедро расплатится с ней, уедет и навсегда забудет о служанке из «Мудрой черепахи».
Чувствуя, как веки его тяжелеют, Тайвин подумал: «Утром, всё утром… Когда адова смесь Тамерлана перестанет туманить разум и делать безвольными чресла. Когда она проснётся, я возьму её… А, кстати, почему она спит? Разве соблазнительница должна спать?..» — так и не закончив свою мысль, он провалился в глубокий чёрный сон, где не было место ни нагим девам, ни тревожным думам о Железных островах, ни боли, так измучившей его…
Проснулся он от криков, грохота и топота множества ног, сотрясавших пол. С трудом понимая, что происходит, Тайвин разлепил веки и уставился на закрытую дверь, прорисовывающуюся в предрассветной дымке.
— Открывай, кому говорят! — прорвалось сквозь шум.
— Мне приказано…
— Мне дело нет до приказов Ланнистера!
Возня в коридоре поутихла. Вместо неё раздались уверенные, приближающиеся шаги. Резко сев, Тайвин вперил взгляд в медленно отворяющуюся дверь.
Первые солнечные лучи, проскользнувшие меж занавесок, выхватили суровое, явно знакомое мужское лицо и огромный меч, выглядывавший из-под плаща.
Беззащитный в своей наготе, едва прикрытой простынёй, Тайвин бросил яростный взгляд на собственный меч, лежавший на сундуке, и Люка, топтавшегося за спиной пришельца. Среди напиравших из коридора знакомых и незнакомых лиц, Тайвин различил своих гвардейцев, лорда Джеймса, опухшего ото сна, его сына и крайне растерянного Граппа.
«Какого?!..» — гневная мысль так и осталась в голове. Волна бешенства, обдав Тайвина жаром, разбилась о тихий вскрик за его спиной. А тепло примкнувшего к нему тела воскресило в памяти вчерашний вечер.