Нимесида, встретив их хмурым взором, взяла у Арьи щена и уложила его на подушечку. Щенок, пискнув, положил голову на лапы, поглядывая глазами-бусинами на то, как его хозяина разоблачают, готовя к купанию.

Рикард раздевался молча, поднимая, когда требовалось, руки, и задирая ноги. Анна с помощницей уже хлопотали вокруг испускающей пар ванной, рядом на скамеечке лежало ароматное мыло.

Только когда её сын оказался в тёплой воде, а проворные руки Ним вспенили на его голове мыльную шапку, напряжённая складка меж бровей, делавшая его столь похожим на отца, покинула детский лоб. Забрав из рук Нимесиды губку, Рикард принялся остервенело тереть ей грудь, локти, колени.

Когда с мытьём было закончено, и Рикард усевшись рядом с Лордом Винтером, всё так же молча принялся грызть яблоко, Арья подошла к Нимесиде:

— Что это было, Ним? Что?

— Не спрашивайте меня! — буркнула Ним, отводя взгляд. — Порченая кровь.

После того как горничная ушла, Арья подсела к сыну. Закусив губу, совсем как она, он сосредоточенно хмурил брови.

— Рикард, — тихо позвала она.

— Мам? — сын уставился на неё своими зелёными Ланнистеровскими глазами.

— Ты не испугался?

— Я не тлус! — яростно заявил сын.

— Конечно, не трус. Ты у меня храбрец! — улыбнулась Арья.

— И Томмен, и Дик!

— Да, вы храбрецы.

— Ты не сейдишься?

— Нет. Вы защищали слабого, как и подобает рыцарю.

— Да! — впервые за весь вечер улыбнулся сын. — Мы дали кьятву!

— Какую клятву? — удивилась Арья.

— Один за усех и усе за одново!

— Э-э-э…

— Ты ведь знаешь пло тех лыцалей? Ну.., тех… Их четвело было!

— Не знаю, — удивлённо повела бровями Арья.

— Это Дик лассказал! Они много подвигов совейшили! И мы тоже совейшим!

— Ты сказал, что рыцарей было четверо, так кто же четвёртый?

— Мийцела!

— А, принцесса Мирцелла! — усмехнулась Арья. А сын, тем временем, воодушевившись, уже не мог остановиться:

— Да! Мы будем всегда защищать длуг длуга! Мы же блатья! Ну, и сестла, — тут же поправил себя Рикард.

— Вот как, — слегка сдвинув брови, пробормотала Арья. — Но это ведь не совсем так.

— И што? — не унимался Рикард. — Мы дали кьятву — мы блатья навек!

— Угу, — мрачно кивнула Арья.

— А Жоффли — плохой! А можно сделать так, штобы колоём стал Томмен, а не он?

— Что? — брови Арьи сами собой поползли вверх. — Не вздумай этого кому-нибудь сказать!

— А почему?

— Ну… Наследник всегда старший сын. Так уж повелось. Ясно?

— Ясно, — понуро согласился сын.

— Вот и хорошо, — напустив строгости в голос, сказала Арья. — А теперь — отдыхать!..

Прошёл день, неспешно подкралась ночь, и наступило утро следующего дня. Утро, на которое было намечено празднование именин принца Джооффри, выпавшее на погожий, солнечный день затянувшегося долгого лета.

Одеваясь к празднику, Арья чувствовала, что нервы её натянуты, как тетива лука — всё было не так, неправильно, не так, как должно быть.

Произошедшее накануне отбило у неё всё желание поздравлять мальчишку с тем, что он появился на свет. Арья и раньше не испытывала к крон принцу симпатии, а после его садистской выходки с Лордом Винтером исчезли те жалкие крохи, что теплились где-то очень и очень глубоко. Но королева настаивала на её присутствии, прислав со служанкой записку, в которой сообщала, что желает видеть «леди Арью с дорогим Рикардом и всеми её родными на торжестве». Король передал свои пожелания на словах через Ланселя, повелев тому напомнить, что «праздник намечен в саду на полдень», а лорд Тайвин не удосужившись что-либо обсуждать с Арьей, выбрал подарок для внука от имени Рикарда и переслал его со своим личным помощником. Сейчас подарок стоял в покоях Арьи, красуясь замысловатой резьбой на массивной шкатулке, в которой было нечто, что должен был тащить Пёс и потом торжественно выставить перед наследником.

Мать не хотела идти на праздник, так же, как и Арья. Отец молчал. А Санса сказала, что их присутствия требуют правила приличия.

Сейчас, повинуясь Нимесиде, Арья бездумно поворачивалась то одним, то другим боком, давая горничной зашнуровать на ней многочисленные тесёмки исподнего, а после — тёмно-синего, цвета вечернего неба, платья.

Глядя на внесённую Анной шкатулку, Арья иронично изогнула бровь:

— Что, разве всё это не отошло к новой леди Ланнистер?

— Новая леди столько своих камней навезла, что складывать негде было! — фыркнула луноликая Ним.

Усмехнувшись, Арья заглянула внутрь, где знакомо поблескивали жемчуга и самоцветы, которые она носила несколько лет назад. Ограничившись сапфировыми серёжками, она захлопнула крышку — всё это принадлежит её прошлому и там и останется. Скоро она и её сын покинут этот замок, этот город и всё, что связано с именем Ланнистер. Как она это сделает, Арья пока не знала, но была уверена, что у неё всё получится…

Стоя у узкого, вытянутого окна, Нед ждал, пока соберётся вся его семья.

Гулявший по башне Десницы лёгкий сквозняк смешивал чуждые ему запахи — пряностей и моря, раскалённого южным солнцем камня, духов и благовоний, коими щедро поливали себя леди и, не уступавшие им ни в чём, лорды. До его ушей доносились так и не ставшие привычными звуки — южный, гортанный говор, пение других, не тех, что дома, птиц, шёпот прибоя.

Спина Неда под кожаным, праздничным дублетом, мало чем отличавшимся от его повседневной одежды, взмокла, как и волосы, которые он рассеянно пригладил ладонью, чтобы те казались ровными и опрятными. Казались. Его никогда не волновало, кому и кем он мог показаться. Он был лордом Севера, и этого всегда было достаточно. Но сейчас всё изменилось. Он даже не мог сказать, когда это случилось. Наверное, в тот день, когда в его жизнь вошла ложь, превратив его в трусливого волка, вынужденного поджимать хвост и озираться по сторонам. Он лгал всем. Жене. Детям. Лучшему другу. Близким людям и тем, кто его совсем не волновал, но от которых зависело слишком многое. Одна ложь цепляла за собой другую, другая — третью и не было им конца…

Из-за поворота показался Сэм, следом шла Санса, поддерживая Дикона, хмуро сжимавшего подарок для именинника — толстенную книгу, едва помещавшуюся в его руках.

Устало улыбнувшись, Нед кивнул дочери и её мужу.

Санса стала отрадой во всём том омуте горестей, что затягивал его. Их планы с Рендилом поженить Сансу и его младшего сына, которого лорд Рогова Холма намеревался сделать наследником, рассыпались в прах со смертью Дикона. Его место занял Сэмвел. Неду врезалось в память лицо старшей дочери и её слова: «Сэмвел?! Сэмвел Тарли?!», когда он сообщил ей о своих намерениях. Её слёзы жгли сердце Эддарда калёным железом, но брак всё же состоялся, и стал на удивление счастливым. Изумляясь, Нед смотрел на то, как Санса умело вертела мужем, направляя его помыслы в нужное ей русло. Их сын, названный в честь погибшего дяди, стал для всех Тарли и Старков настоящей отрадой — мальчик рос живым, смышлёным не по годам и, унаследовав красоту своей матери, отца напоминал лишь тёмными, курчавыми волосами.

Скрипнувшая за его спиной дверь, и раздавшиеся шаги, заставили Неда обернуться — Кэт…

Жена, покинув их покои, со спокойной улыбкой поджидала дочь. Робб, вышедший следом, как и Дикон, держал в руках подарок для именинника — искусно сделанный щит из железнодерева, украшенный гербом Братеонов. Будь воля Неда, он ни за что не стал бы дарить подарки избалованному ублюдку Серсеи и её брата, и не пошёл бы ни на какой праздник. Но ложь, ставшая его второй натурой и пожиравшая его изнутри, требовала от него своё — вежливых речей, поклонов государю и его наследнику, и подобающих случаю даров.

Кэт не понимала его. Он знал это и не мог ничего поделать. И от того молчал. Глядя на её расцвеченное улыбкой лицо, Нед возрадовался за жену — вдали от младших детей, она обрела счастье подле внуков. Вернее, одного внука. Нед видел, каких трудов стоило ей принять Рикарда. Его Ланнистеровскую внешность, его бросающуюся в глаза схожесть с принцами. Но она приняла. И Нед принял, а иначе и быть не могло. И всё дерьмо, что окружало его в тот миг стало ещё дерьмовее…