Они спустились вниз, зашли в какую-то просторную залу, где их поджидал господин Эйвери, отстранённо стоящий возле каминной полки и внимательно что-то рассматривающий на ней, и Гермиона ошеломлённо поняла, что и здесь приметила все детали обстановки, будто была в ней тысячу раз. Разум, наконец, лихорадочно заработал, собрал воедино все факты, и с губ сорвалось утверждение:
— Вы сделали из меня чудовище…
Она встала как вкопанная, поймав на себе заинтересованные взоры господ, и даже господин Эйвери обернулся и покосился на неё.
— Вы грубо отзываетесь о себе, — наконец произнёс господин Риддл и усмехнулся, проходя вглубь комнаты и останавливаясь возле небольшого столика, после чего обернулся на Гермиону, и та уловила, как едва заметно сузились зрачки. — Вы изменились, стали ещё красивее и… кое-что умеете делать.
— Очаровывать и насиловать жертв, пожирая их кровь? — дрогнувшим голосом, но вкладывая толику ненависти, отозвалась та, сильно сжав букет в руках, из-за чего несколько стеблей переломились.
— Осторожнее с цветами, милая. Такой сорт сложно достать, но мы ради вас постарались.
Она назло хотела выбросить лилии, но ладони будто кто-то сдавил, не позволяя пальцам даже разжаться, не то чтобы выпустить стебли из рук. Закусив губу, Гермиона отвернулась, странно чувствуя себя новую в старом мире, и, прокрутив события прошедшей ночи, обессиленно простонала, не желая видеть никого из вампиров.
— Почему моё тело не слушается меня? — тихо поинтересовалась она и вздрогнула, обнаружив, что тон её голоса показался слишком бархатным и нежным.
— Потому что вы подчинены мне, и я управляю вами, — в тон ей мягко отозвался господин Риддл и издал смешок, после чего приказал: — Повернитесь к нам, вам не за что стыдиться — мы не способы ощущать стыд, и вы теперь тоже.
Та сразу повернулась к ним, словно только что её развернули невидимые руки, и подняла взор на господина Риддла. Он абсолютно был прав: какие бы картинки ей не приходили в голову о случившемся, а никакого оттенка стыда в ней даже не наблюдалось — вместо этого к горлу подступал истеричный смех, и она скривила губы, ощущая, что по следам настигает гнев, подталкивающий прямо сейчас же задушить вампиров собственными руками. Жаль, что это невозможно.
— Как убить вампира? — с раздражением спросила она.
Трое одновременно издали смешки.
— А вам зачем? — отозвался господин Долохов, пересекая комнату, прикоснулся к волосам Гермионы, бросив на них завороженный взор, и с усмешкой поинтересовался: — Неужели хотите загубить такую красоту?
— Нет, — твёрдо отозвалась та, желая отшатнуться, но будто приросла к полу, — убить вас.
Маска немного собралась в складки, означая, что он улыбается. Господин Долохов перевёл взгляд ей в глаза, и та почему-то ощутила тень очарования, из-за чего подалась немного вперёд и прикоснулась к его локтю, словно сейчас упадёт, если не зацепится. Тот усмехнулся, отошёл на шаг, сбрасывая держащую её ладонь, и посмотрел на господина Риддла, в то время как Гермиона тряхнула головой, сбрасывая мимолётное наваждение, и гневно прошипела:
— Неужели я не могу ничего с этим сделать? Неужели мне всегда придётся быть контролируемой вами? Лучше убейте меня, чем…
— Как пожелаете, мисс, но прежде вы сделаете то, чего мы от вас ожидаем, — перебил её господин Риддл.
Наступила тишина, в которой Гермиона обдумывала прозвучавший ответ, и поняла, что он её абсолютно не устраивает. Отвратительное чувство подползло к ней змеёй, убеждая, что она не собирается просто так быть управляемой кем-то, совершить страшное деяние, а после стать ненужной и попросту уничтоженной. Название этому чувству было месть.
Она чуть сильнее обхватила стебли лилий и максимально спокойно спросила:
— Я могу поставить их в вазу?
Господин Риддл после секундной заминки кивнул, и Гермиона легко прошла к каминной полке, где уже сразу же успела приметить вазу, аккуратно поставила букет под пустым взором господина Эйвери, стоящего с ней рядом, а после повернулась к остальным и, как ни в чём не бывало, спросила:
— Так и как мне убить себя, если моё отвратительное существование станет слишком невыносимым?
— Вам знать об этом не обязательно, и вы всегда можете обратиться к нам.
— К тому же, кто вам сказал, что в дальнейшем вы останетесь в живых? — усмехнулся господин Долохов.
— Вы оставили в живых Друэллу Розье.
Двое переглянулись, после чего господин Риддл посмотрел на Гермиону и ответил:
— Как вы поняли, что мисс Розье перестала быть человеком?
— По-вашему, она успешно сбежала от вас троих, и вы даже не смогли завершить начатое? — выгнув бровь, поинтересовалась Гермиона таким тоном, словно принимает собеседников за дураков. — Неужели вы принимаете меня за идиотку? Я достаточно начитана и умею складывать факты, чтобы сделать правдивые выводы несмотря на то, что девушка.
Она ощутила пристальный серебристый взор господина Эйвери на себе, но предпочла проигнорировать, продолжая поочерёдно оглядывать двух других господ.
— Мисс Розье жертва неудавшегося плана, — наконец отозвался господин Риддл. — Вашу роль должна была выполнить она, но, к вашему сожалению, она не подошла по признаку невинности, чего нельзя сказать о вас. Мы в самом деле выбрали сначала её, но, когда она стала подобной нам, заметили, что прекрасные лилии не изменили свой цвет, а значит…
— У вас что? Лилии как-то заколдованы? — не сдержала свой вопрос Гермиона, искренне заинтересовавшись.
— Помните, я вам рассказывал, что существует поверье: вампиры боятся лилий? — склонив голову набок, отозвался господин Риддл. — Им просто неприятно, когда эти чудесные цветы не окрашиваются в красный цвет.
— Всего лишь неприятно? Мне кажется, вы что-то недоговариваете, господин Риддл.
— В любом случае, мисс Розье нам нужна: она доносит о делах епископа. Когда вы убьёте его, то в ней не будет больше никакой ценности.
— И вы её убьёте, верно? — глухо закончила мысль Гермиона и закусила губу, устремив взор в пол, затем подняла обратно и ещё тише добавила: — Я вам тоже стану не нужна.
— Вы нам не помешаете, — уклончиво отозвался господин Риддл. — Поэтому выбор о вашем дальнейшем существовании я даже оставил бы на вас, если господин Эйвери не выразил бы желание взять вас под свой контроль.
Гермиона повернулась к названному вампиру и сузила глаза, на доли секунды пристально изучив сияющий серебром взор, затем резко повернулась обратно к господину Риддлу.
— Вы хотите сказать, что моё дальнейшее существование обязательно под чьим-то контролем? А кто контролирует вас?
Господин Риддл вскинул брови, изумляясь, как быстро она выстраивает логические цепочки.
— Никто.
— Значит, и я могу стать сама по себе, не так ли?
Господин Риддл усмехнулся.
— Природа умна даже с такими очаровательными существами, как мы. Новоиспечённый вампир обязательно подчинён тому, кто его создал или кому создатель передал так называемую опеку, до тех пор, пока не сможет адаптироваться и взять свою волю под контроль. Так что если подумываете существовать в обличие вампира, то будьте готовы ближайшие сто лет находиться в чей-то власти. Даже интересно, насколько сильно понравится вам это.
Гермиона усмехнулась в ответ и, не сдержав улыбку, за которой уже соображала над дальнейшей жизнью, посмотрела себе под ноги.
— Не думайте, что я не знаю ваших мыслей, — мягко продолжил господин Риддл. — И поверьте, за сто лет вы изменитесь так, что любая месть по отношению ко мне приобретёт нелепый смысл. Вы так же, как и мы, будете убивать людей, совращать их, терзать и испытывать. Это наша природа, и вряд ли вы та, кто сможет пойти против неё. Вам придётся питаться кровью. Вы уже голодны и сегодня получите возможность утолить свою жажду.
— У меня нет никакой жажды, — довольно резко оборвала Гермиона.
— Дождитесь наступления темноты и сами всё узнаете, — усмехнулся господин Риддл.
Та не сдержалась и скрипнула зубами, затем посмотрела на собеседника и задумчиво спросила:
