Это были парень и девушка. И заметил их Ригель довольно быстро, если не сказать, что почти сразу же. Будучи невидимым наблюдателем всего праздника, Ригель лучше кого бы то ни было обращал внимание на детали. Гуляя по парку, среди толпы этого безликого народа, Ригель вслушивался в разговоры вокруг, и, в отличие от обычных людей, он мог подойти достаточно близко, чтобы вникнуть в особенно интересную ему беседу. И одну такую беседу он услышал, когда пошел к высокому парню лет двадцать трех-четырех и к не такой высокой девушке, у которой единственным отличием от других была прическа. Милое каре светлых волос.
Гостей звали Чарльз и Линда. И Ригель не знал, честно не знал, кем являлись эти парень и девушка. Но одно было ясно так точно: на бал они явились, явно не за тем, чтобы потанцевать. Вели они себя подозрительно. Вечно осматривались и следили. Следили за игроками, и особенно Ригелю не понравилось то, как Чарльз следил за девушкой по имени Эллиз, которой и так в последнее время много кто уделял лишнее внимание.
Попробовав предупредить Джерара об этих двух личностях, Ригель несколько раз пытался выцепить его, чтобы поговорить, но в конце концов у него это так и не получилось. Боясь упустить из поля зрения Чарльза и Линду, Ригель следил за обоими и, заметив, как Чарльз неожиданно побрел в сторону выхода из парка, Ригель тут же принял решение последовать за ним. По началу все казалось довольно нестрашно. Чарльз и Линда общались с игроками, просто общались, задавали им какие-то глупые отвлеченные вопросы, и Ригель мог с этим смириться, но, когда Чарльз «куда-то пошел», хотя не должен был, парень не стал это игнорировать. Он побрел за ним, оставив Линду без присмотра в парке. И какова была реакция Ригеля, когда он увидел, что Чарльз делал в Офрисе… Он заигрывал с Лией. Точнее, это Лия заигрывала с ним, а Чарльз девушку откровенно терпел. Зачем? Ригель не понимал. Устроившись на ступенях перед рекой в паре метров от сидевшего на таких же ступенях Чарльза, Ригель смотрел за ним и слушал то, какой бред парень обсуждал с Лией, и вот наконец эта ситуация изменилась. Чарльз вышел потанцевать с Лией, а уже через пару минут на набережную вдруг вбежали Майк и… «Беллатрикс».
Поначалу Ригель был сбит с толку тем, какой веселой и беззаботной казалась Эллиз в этот момент. С Джераром Ригель никогда не видел ее такой, что уже наталкивало на определенные мысли, и тем не менее не это было самым спорным моментом всей этой дурацкой встречи на набережной. Спорным моментом был взгляд. Взгляд, с которым Чарльз уставился на Эллиз в один момент и который он не отводил от нее до тех пор, пока девушка не скрылась с Майком, вернувшись обратно в парк.
Возникал один вопрос: «Почему?». Было очевидно, Чарльз и Линда явились на бал не просто так, но почему именно на Эллиз Чарльз обратил особое внимание. Ригель не видел в девушке ничего особенного. Да, она была забавной, да, у нее имелся характер, и характер довольно заметный. Но что в ней было именно особенного? Только то, что она оставалась первой и единственной нулевой на Больших играх. Джерар увидел в этом выгоду, и поэтому он использовал девушку. А теперь что? Чарльз увидел в этом такую же выгоду? Тогда возникал другой вопрос: а в чем вообще Эллиз могла быть выгодна этому непонятному «Чарльзу»?.. Ригель не мог найти ответа на этот вопрос, но он очевидно нашел его через пару минут.
Поругавшись с Лией, Чарльз вернулся в парк. И вернулся, чтобы найти Эллиз, но вместо этого он встретился с Линдой. И этот их разговор… Они оба обсуждали финал Больших игр. Финал, в котором какую-то особую роль должны были играть и Линда с Чарльзом, и все игроки, кроме постоянных. И больше этого Ригеля пугало только одно: эти парень и девушка знали больше, чем знал сам Ригель. А Ригель знал все, что так или иначе было известно Джерару. А Джерар не был в курсе ни о финале, ни о том, как его будут проводить, ни о том, что особенного на нем должны будут сделать новые игроки телешоу. Новые игроки телешоу, а особенно Эллиз как «нулевая, на которую так много ставил сам Джерар».
Что-то здесь было нечисто. И слово это «нечисто» еще сглаживало большинство острых углов, которые на самом деле существовали в реальности. Либо Чарльз с Линдой, либо кто-то еще думал о финале не меньше Джерара, если не больше. И уже это пугало Ригеля. Но все это просто меркло на фоне того, что случилось по окончанию вечера, по окончанию бала. Не перестав следить за Чарльзом, Ригель вернулся вместе с ним на набережную, и там же парень увидел Эллиз, которая стояла одна, ночью, на безлюдной улице, где была только она и Чарльз, когда все внимание толпы было приковано к совсем другому месту.
Честное слово, осознав всю ситуацию, Ригель испугался. Первое, о чем он подумал, так это то, а не сделает ли Чарльз с девушкой чего-нибудь плохого, но он не сделал. Вместо этого Чарльз любезничал с ней, шутил и просто хорошо проводил время. Прямо как с Лией. А Эллиз, вместо того чтобы хмуриться и отстраняться, наоборот, проявляла к такому общению интерес, который она никогда не проявляла к Джерару. И это Ригеля пугало. Отделались от одной проблемы, и вот на горизонте возникла другая. Только если в первой Ригель еще хоть как-то ориентировался, то о второй он мог исключительно догадываться.
В конце концов Чарльз проводил Эллиз до дома. Они поговорили, а девушка едва не расплакалась от того, как ей не хотелось, чтобы Чарльз уходил. В знак этого парень подарил ей свой пиджак, а после ушел, только вот Ригель на этот раз не последовал за ним, умудрившись заскочить к Эллиз домой прежде, чем закрылась дверь. Это было странное чувство.
Оказавшись там, куда в свое время не пустили Джерара, Ригель почувствовал себя своего рода предателем. Предателем всех вокруг. Предателем Джерара, который даже не догадывался, что на бале происходило что-то не то, а главное, Ригель почувствовал себя предателем Эллиз. Девушка бы наверняка не хотела, чтобы кто-либо пробирался к ней домой так, будто в этом не было ничего особенного. А главное ей наверняка бы не понравилось то, что этим кем-то был Ригель, заставший Эллиз за тем, как она просто расплакалась. Склонившись над раковиной, девушка плакала, а Ригель, сжавшись в проеме, просто смотрел за этим, думая об одном: у него не укладывалось в голове. Два образа просто не стыковались.
С самого начала Ригель воспринимал Эллиз как препятствие. Препятствие, которое возникло между ним и Джераром. Затем, Ригель разглядел в девушке средство. Средство, которое Избранный пытался использовать, чтобы достичь каких-то своих целей. После этого Эллиз превратилась в «сестру» или, иными словами, соратницу, помогавшую Ригелю «учить Джерара уму разуму», да. Только вот, кроме всех этих, препятствий, средств и соратниц, Эллиз была еще человеком. Человеком, которого Ригель упорно не видел, пока не зашел к ней домой и не увидел ее — застывшую над раковиной, уставшую девушку. И тогда он задумался.
А Эллиз ведь, наверное, даже и не догадывалась, какое значение ей придавали окружающие. Ее использовали, а она не знала об этом, думая, что представляет из себя она исключительно девушку-новичка, которая просто пришла поучаствовать на Больших играх. И именно этот факт, наверное, объяснял то, почему на набережной, с Майком, Эллиз выглядела такой веселой и, ключевое слово, беззаботной. Потому что она на самом деле не знала забот. Она просыпалась утром и засыпала ночью, она думала, чувствовала и переживала каждое событие по-своему, делая свои выводы. А Ригель даже не задумывался об этом. В отличие от него, девушка не рождалась для того, чтобы в один момент Джерар сделал из нее Беллатрикс, как Избранный сделал из него Ригеля. И, наверное, именно это отличало парня от девушки, делая ее не похожей на Ригеля, исключая их какое-либо духовное родство.
Когда Большие игры закончатся, как бы они ни закончились, Эллиз уйдет. Она продолжит жить своей жизнью, той, о которой Ригель даже и думать не смел — независимой, а он останется рядом с Джераром и останется до тех пор, пока что-то по-настоящему важное не разлучит их. И из-за этого Ригелю было грустно. Грустно и по-своему страшно, ведь впервые он задумался о том, как бы, наверное, было интересно быть независимым от кого-либо. Он бы, наверное, мог быть там, где ему было угодно, не задумываясь, а что бы об этом подумал Джерар. Наверное, именно это люди и называли свободой. Только вот Ригель не был уверен, подходила ли подобная свобода всем людям.
