— Нельзя сражаться одному против целого мира.
— Я не сражаюсь против мира, я сражаюсь за него.
— До тех пор, пока ты делаешь это так, как ты делаешь, используя и не спрашивая, это останется борьбой против него, а не за, и чтобы не оставить тебя одним в этой борьбе, я докажу тебе, как сильно ты ошибаешься. И точно так же, как и ты, я сделаю это ради тебя. Поэтому прости, в этот раз к компромиссу мы не придем.
Джерар стиснул зубы.
— Отлично. Значит, в этот раз не придем, хорошо, даже нет, просто прекрасно! — кивнул он и наконец отвернулся, в то время как сам Ригель так и остался стоять, прожигая профиль Избранного самым красноречивым взглядом из всех. И только, когда парень понял, что не добьется от Избранного больше никакого ответа, он вздохнул, а после, не сказав больше ни слова, направился прочь. Подальше от этого балкона, назад, на трибуны. Туда, где ему и было место. Туда, где он сидел в прошлый раз.
И таким образом, прокручивая в голове все, что он сегодня услышал от Джерара, Ригель думал. Думал о том, как они умудрились прийти к тому, к чему в конце концов пришли. И самое ужасное было то, что вся эта ситуация оказалась закономерной. Да! Как бы Ригель ни ругал Джерара все последние пару дней, он понимал: мысли Избранного были закономерны, закономерны и в чем-то даже последовательны. А он этого просто не понял, не разглядел из-за… неожиданно вспыхнувшей в его сердце ревности? Скорее всего.
С самого детства Джерар был мечтателен. Он был добрым и милым, по-своему даже наивным, только вот наивность эта шла у него нет от глупости, а от, снова, обычной мечтательности. Джерар был амбициозен, горд и невероятно умен. И, наверное, именно поэтому Ригель никогда не сомневался в том, что Джерар был Избранным. Да, парень не умел колдовать, как того требовало его положение в обществе, но Джерар умел думать как Избранный, быть им. И у Джерара всегда были идеи, всегда были мечты оставить след после себя. Наверное, именно такими чертами и должны были обладать Избранные, каждый из них, но похвастаться таким мог только Джерар, и поэтому он выделялся. В отличие от Ригеля, которого уникальным делала только его эфемерность, Джерар был особенным, благодаря своей личности, своему характеру, своим планам о будущем и своим острым желанием претворить все свои идеи в жизнь. Только вот пути, которые Джерар выбирал… Ригель не мог сказать, что они всегда были правильны. И сейчас в частности.
Храня идеи о лучшем мире еще задолго до объявления шестого сезона Больших игр, Джерар прятал их внутри себя. Прятал ото всех, от Глюона и Триа Примы, от Дефрисы и МИИ, и только Ригель был тем человеком, который знал, о чем вечерами задумывался Джерар. И таким образом, привыкнув жить в мире, где его слушал и слышал только Ригель, Избранный забыл, что, попав на Большие игры, попав в реальное общество, где люди были другими, не как у них дома, он не мог действовать так, как жил раньше. Не мог Джерар идти наперекор своей сестре, родителям, всем традициям этого мира, один. Ему нужны были соратники, единомышленники, или хотя бы те люди, которые знали о том, почему Джерар поступал так, как поступал.
В качестве соратницы Джерар думает, что выбрал Эллиз, но Ригель знал, это было не так. Джерар планировал использовать девушку, даже не девушку, а факт того, что она была нулевой, сделав из этого сенсацию, только вот он не спросил, а хотела ли сама Эллиз становиться подобной сенсацией. И поэтому он не мыслил с ней одинаково, он использовал ее. И на самом деле, — Ригель поймал себя на такой мысли, — он бы хотел, чтобы «Беллатрикс» оставалась насмешкой над его собственной ревностью, а не тем, чем Джерар ее недавно назвал.
«Проект». «Беллатрикс — это мой проект» — вот, что сказал Джерар. «Беллатрикс — это моя работа, которую я доведу до концу и из которой сделаю наглядный пример». И на этой ноте Ригелю стало просто жалко ее. Жалко Эллиз. Зная, каким Джерар был неоднозначным человеком, Ригель понимал, если он захочет, он выжмет из нее все соки, а потом кинет, в то время как сама Эллиз даже не поймет, что была в его руках просто игрушкой. Просто средством достичь той мечты, о которой Джерар грезил многие годы. И в этот момент Ригель задумался.
Джерар с самого начала планировал просто использовать Эллиз. И вот, почему он так вел себя с ней. Милый, кудрявый, одетый в пушистые свитера «мальчик-лаборант». Вот, какую роль себе выбрал Джерар. Вот, кем он хотел выглядеть перед Эллиз. Он отвел от себя все подозрения. Какого человека можно было заподозрить в том, что он строил какие-то козни? Хмурого, «злого», молчаливого, но не улыбчивого и простого, не такого, каким себя пытался выдать Джерар. Влюбленный в смелую девочку не такой смелый мальчик — вот, кем хотел стать Джерар. И ему поверили. Самое ужасное, что ему поверили, а разубедить людей Ригель не мог. И не мог, в первую очередь, не потому что его бы никто не услышал и не потому что он хотел уберечь других людей от Джерара, а потому что он хотел уберечь Джерара от всех остальных. От их возможной реакции на тот факт, что Джерар их использует как фигуры на шахматной доске. А Ригель был уверен, если люди узнают, случится беда.
Избранный, который жаждет уничтожить Избранных, используя при этом людей, словно пешки на доске, — вот, что станет сенсацией, а не победа нулевой на состязаниях магов. Джерар развернул совершенно неправильную игру, безвыигрышную и обреченную. Сражаясь на оба фронта, с Избранными и с обычными людьми, ставя себя выше каждого, парень думал, что старается на общее благо, но нет. Он просто натравливал на себя целый мир, а из такой схватки для Джерара был выход один. И далеко не связанный с победой, о которой Избранный ему все твердил. И вот это Ригель понимал особенно хорошо. Если люди узнают, Джерара убьют. Если люди узнают, мир изменится, трон под Избранными пошатнется, но не так, как хотел Джерар. Их свергнут и свергнут общими силами, но не потому что «править людьми должен тот, кто достоен», а потому что править людьми должен кто угодно, но не ставящий себя выше всех остальных манипулятор. И манипулятор, даже по существующим правилам не подходящий на место «хозяина этого мира».
Застыв на лестнице на трибунах, куда он шел все это время, Ригель почувствовал, как внутри него все в мгновение захолодело от осознания этой мысли. И мысли не о том, что Джерар заигрался. А мысли о том, что Джерара убьют. Джерара убьют. А что будет делать он, Ригель? Что он будет делать тогда?..
Ответ простой: ничего. Потому что без Джерара для Ригеля в мире не было ничего. Без Джерара мира Ригеля не существовало. И сейчас, осознав в какую ситуацию они с Избранным оба влипли, Ригель просто рухнул на ступени лестницы, игнорируя доносившиеся откуда-то издалека голоса прибывших в Офрис зрителей популярного телешоу.
«Телешоу»… А ведь точно. Все это было ведь обычное телешоу — состязание, популярное среди молодежи и известное в своем мире магическими дуэлями. Магическими дуэлями, в которых впервые планировала принять участие девушка Эллиз — немаг от рождения, от которой, Ригель понял, теперь и зависело все. Если она послушается Джерара, если она победит, то все мысли Избранного постепенно начнут претворяться в реальность, и начнут они претворяться в реальность только за тем, чтобы в конце концов свести его и столько невинных людей в могилу. Начнется война. Война за освобождение из-под гнета Избранных, которую спровоцировал тот, кто и хотел всех освободить. Это будет война непонимания, это будет война между людьми, которые в один момент просто оглохли, перестав слышать друг друга. И зависело начнется она или нет только от Эллиз. От Эллиз, на которую повлиять Ригель просто не мог и в которую он мог только поверить. Однако, что же могла сделать вера Ригеля, того самого Ригеля, который был не способен даже на обычную веру в себя?..
Всю жизнь считая, что вера была чем-то вроде плацебо для тех, кто нуждался в надежде на лучшее, сам Ригель был противником таких методов встречаться с судьбой. Он знал: с его мыслями или без, с его участием или без, ход событий не поменяется. Как Джерар и сказал, повлиять на что-либо Ригель не мог, и тем не менее просто стоять в стороне, когда весь мир дал такую серьезную трещину, он тоже был не способен, и поэтому, поджав под себя ноги, сам Ригель, как ни странно, выпрямился. Выпрямился, чтобы посмотреть куда-то вперед, туда, на арену, где с минуты на минуту и должен был начаться очередной этап дурацкого телешоу, от которого отныне стало зависеть все и даже больше. Особенно для Ригеля. Особенно для него, которого пару дней назад волновали только он сам и его чувство ревности. Чувство ревности, отныне сменившееся чувством всепоглощающей боли и страха. Страха за будущее Джерара — человека, которого Ригель любил; человека, ради которого парень мог пойти на многое и даже на то, чтобы поверить. Поверить в Эллиз и в то, что именно в этой девушке найдется достаточно силы и смелости не поддаться манипуляциям, которыми опутал ее всего за неделю такой наивный и добрый Джерар.
