Я улыбаюсь, и он дает мне пощечину. Боль пронзает мои челюсти. Удар едва не сбивает меня с колен, но мне все же удается поймать равновесие.

– Ты должна молить о пощаде, – грубо говорит он, а затем лепит мне вторую пощечину. Мои зубы прикусывают изнутри щеку, и привкус крови разливается по рту. Я притворяюсь, будто покачиваюсь от отвращения, чтобы скрыть движение моих рук. Бывала в передрягах куда похуже этой.

Вздернув голову, я откидываю выбившиеся пряди из своей косы с лица и подальше от глаз. Сплевываю кровь прямиком на ботинки солдата. Его лицо перекашивается от гнева. Есть некая свобода в неповиновении, в том, чтобы выбираться из всех оков, рушить всеобщие ожидания. Однако я с радостью наложу на себя все эти оковы добровольно, если они помогут мне вернуть мое заслуженное место рядом с Кендарой.

Солдат наклоняется и подхватывает с земли свой кинжал. Прижимает холодное лезвие к моему горлу, прямо под челюстью с левой стороны.

– Где же твой фамильяр, шаманка?

– Поди сгнил и сдох, – предполагает другой солдат. – Она до сих пор ни разу не воспользовалась магией. Нет фамильяра, значит, нет и магии.

Когда я ничего не отвечаю на это, взгляд татуированного перемещается обратно на меня.

– Мне следует ее убить. Королева Мейлир может даже даровать мне какой-нибудь титул за такой подвиг.

Солдат, что связывал мне руки, смеется, однако лицо стрелка выглядит так, будто он чувствует себя неуютно от этого колкого комментария. Я продолжаю гордо держать взгляд татуированного, не моргая. Интересно, что он видит в моих янтарных глазах, которые теперь сияют, как драгоценные камни? Но что бы там ни было, это его нервирует, потому что я замечаю, что его рука с кинжалом едва заметно дрожит. Мою кожу жалит, когда лезвие рассекает кожу. Я улыбаюсь еще шире, обнажая свои зубы, по которым размазалась кровь от прикушенной щеки.

Страх зарождается внутри меня, угрожая улыбке на моем лице. Однако каким-то образом я вдруг понимаю, что это вовсе не мой страх. Я не боюсь. Во мне мечется злость, горькая, уверенная, всепоглощающая. Но мне не страшно – по крайней мере солдаты меня не пугают. Ощущение больше похоже на эхо от эмоций, недостаточно сильное, чтобы по-настоящему сформироваться внутри меня.

Саенго кричит:

– Оставьте ее в покое!

Все трое солдат поворачиваются к ней. Хотя я бы и предпочла, чтобы их враждебные взгляды были прикованы ко мне, я тут же продолжаю развязывать свои руки. Уже сбилась со счета, сколько раз Кендара привязывала меня и бросала в каком-нибудь странном месте, так что это легко.

Несмотря на то что татуированный наблюдает, как его товарищи круговыми движениями, точно хищники, приближаются к Саенго, его клинок остается прижатым к моему горлу. Лучник же забывает о своем луке, чтобы немного развлечься, и его пальцы дергают за перья в косе Саенго. Ее губы кривятся с отвращением, когда третий солдат наматывает косу Саенго на свою руку и грубо дергает ее голову. Гнев – и то неопределенное эхо ее страха – вскипают внутри меня.

– Виверн, не так ли? – спрашивает солдат. – Как только мой друг разделается с шаманкой, ты отправишься с нами, заклейменная как предатель. Ты не заслуживаешь свою косу. – Он делает шаг назад, но небольшой, достаточный лишь для того, чтобы взмахнуть мечом и отрубить Саенго косу.

Испуг Саенго нахлынывает на меня, когда ее рот раскрывается в безмолвном вопле. Она протягивает руку, ее пальцы с ужасом замирают, когда прикасаются к обрубленным кончикам волос.

– Не обязательно было это делать, – говорит лучник, и его лицо искажает гримаса. Татуированный же закидывает голову и отвратительно хохоча.

Холод разливается по моему телу, весь мой ураган эмоций снова обращается в лед.

Веревка, связывающая мне руки, падает на траву. Я хватаю татуированного за запястье, отдергивая кинжал на безопасное расстояние от своего горла. Его голова поворачивается точно в момент, когда я бью его лбом по лицу. Его нос хрустит, он падает на землю. Я выдергиваю нож у него из ножен, вжимая его здоровую руку в землю и пронзаю ее, приколачивая к почве.

Все это занимает у меня не больше секунды. Он кричит, но я уже несусь на двух оставшихся солдат. Тот, что обрубил косу Саенго, кидается на меня, вытаскивая свой меч. Я ударяю костяшками пальцев по его глотке до того, как меч еще оказался в воздухе для удара. Солдат издает сдавленный хрип и падает. Лучник тянется к тому месту, где он оставил свой лук со стрелами, но уже слишком поздно. Я успеваю быстрее, ставя ногу на деревянный обод лука и с хрустом разламывая тот напополам.

Затем поднимаю меч, который уронил татуированный. Мои глаза пробегают по обрубленным кончикам волос Саенго. Ее коса и перья значили для нее куда больше, чем просто статус. Они служили признаком ее неповиновения, ее отказа соглашаться с требованиями отца и отказа выполнять долг, который на нее возложили. Одним безжалостным взмахом они отняли у Саенго все, чего она добилась за последние четыре года.

– Подожди! – кричит лучник, его глаза в панике мечутся между мной и его обездвиженными товарищами. – Королева Мейлир запрет тебя…

Стрела проносится в воздухе и вонзается в землю между нами. Изумленная, я отшатываюсь, моментально узнав черно-серебряное оперенье стрелы. Королевская стража.

– Прекратить!

Я вздрагиваю от этого голоса, нервно втягивая сквозь стиснутые зубы воздух в легкие. Несколько блейдов выбегают из Леса под предводительством знакомой мне фигуры – принца Мейлека Санкора, капитана королевской стражи и младшего брата королевы.

Спустя несколько мгновений нас окружает с полдюжины наездников с луками, стрелы которых нацелены на нас.

Принц Мейлек выходит из круга своих блейдов. Я тут же падаю на одно колено, кланяясь так низко, что мой лоб касается его штанины. Когти его скакуна впиваются в мягкую почву, когда тот подходит. На свой страх и риск я все же бросаю на него быстрый взгляд сквозь ресницы. Олень с тремя рогами, эмблема рода Санкоров, красуется на груди его черных доспехов. Золотая заколка удерживает его черные волосы у короны на его голове, орнамент на заколке служит признаком принадлежности к королевской крови.

Его взгляд изучает обстановку, давая мне время осознать, как все это выглядит со стороны. Как нам теперь выбираться из всего этого?

Принц Мейлек подталкивает своего скакуна вперед, по его лицу невозможно прочесть, о чем он думает. Солдат, которого я ударила по горлу, тоже припал на одно колено, преклоняясь. Он едва тихо стонет, что приносит мне маленькую крупицу злорадного удовлетворения. Как и вид татуированного, который валяется лицом вниз, уткнувшись в траву, поскуливая.

Принц говорит, обращаясь к солдатам:

– Поднимайтесь и проваливайте обратно в долину. Я разберусь с вами позже.

Они спешат подчиниться, останавливаясь ненадолго лишь для того, чтобы оторвать татуированного от земли. Он кричит от боли, когда его несут.

Когда все трое уходят, принц Мейлек смотрит на макушку склоненной головы Саенго, а затем на ее косу, валяющуюся рядом. Наконец его карие глаза опускаются со всем своим вниманием на меня. Я поспешно опускаю взгляд. Неприлично смотреть прямо в глаза члену королевской семьи.

– Встань, – приказывает он мне.

Напрягаясь от боли, я медленно поднимаюсь на ноги. Держу украденный меч опущенным в своей руке. Стрелы его блейдов по-прежнему нацелены на меня.

Он сидит верхом на своем драгуле, чешуя которого переливается, как жемчуг, так что мои глаза оказываются примерно на уровне его бедра. Два пояса, указывающие на высокое положение, завязаны вокруг его талии сложным эвейвианским узлом.

Принц Мейлек больше ничего не говорит. Я не знаю, как он поведет себя, будучи в роли капитана, а не принца. И хотя он всего на два года старше меня, как руководителя Гильдии принца, я часто видела его за те годы, что провела там. До сих пор помню, как его уверенная рука помогала мне правильно поставить меч во время сложных пируэтов и как он ободряюще кивал мне перед экзаменом.