Между нами опять вспыхивает огонь. Я отлетаю от Джоньи и больно ударяюсь о землю. Удар выбивает воздух у меня из легких. Я не могу вдохнуть, но перекатываюсь по полу, чтобы сбить языки пламени, лижущие мои руки. Рядом падает пламенитель, испуская свой последний выдох. Однако чайный домик уже объят пламенем, и без контроля шамана огонь вырывается наружу.

Джонья кричит. Половина его тела в огне. Его рубашка плавится вместе с его кожей, которая обращается в ожоги и пузыри, но он успевает ее скинуть. Я слышу, как громко и часто дышу, мой пульс стучит в ушах, желчь подкатывает к горлу, но я не позволяю себе слабости.

«Сестры, защитите нас», – я яростно стучу по уголькам, потрескивающим в его волосах. От запаха жженых волос меня тошнит. Он все еще борется с пламенем и кричит, но все, что я могу, это схватить его за талию еще не загоревшихся штанов и поволочь в сторону выхода, однако он оказывается слишком тяжелым.

Звуки хлопающих крыльев намекают мне, что Милли все еще отвлекает шамана-воздушника, однако я по-прежнему не могу увидеть третьего шамана. Темная фигура появляется из-за густого дыма передо мной, я чуть не вскрикиваю от облегчения, когда понимаю, что это Саенго, пробравшаяся наконец сквозь пламя.

– Помоги мне! – кричу я. Мою глотку царапает дым.

Вместе нам все же удается вытащить Джонью, который оказывается тяжелым, как бык, за дверь наружу и наконец сбежать из огня на открытый воздух.

– Ты в порядке? – спрашивает Саенго, обеспокоенно изучая мою униформу.

– В порядке, – ответ вместе с кашлем вырывается у меня из груди. Талисман Кендары из тролличьей кости остается подозрительно холодным по сравнению с моей разгоряченной кожей. Защита от магии. Именно благодаря ему, должно быть, я не валяюсь без сознания или что еще хожу, мертвая, рядом с потерявшим сознание Джоньей.

Мы осторожно опускаем его на грязную землю. Он выглядит жутко, однако теперь не кричит и совсем не двигается. Я опускаюсь на колени рядом с ним, не уверенная, можно ли к нему вообще прикоснуться, не нанеся ему еще больше урона и не сорвав ошметки кожи. От его груди, лица и рук поднимается пар. Аккуратно поворачивая его голову, я нахожу неповрежденный участок кожи под подбородком и прижимаю пальцы к этому месту. Его пульс стучит очень слабо.

– Он живой, – выдыхаю я, а затем говорю: – Ему повезло, что я не закончила начатое шаманом. Ублюдок.

– Нам нужно убираться отсюда, – говорит Саенго. Ее голос даже не дрожит. Как она может оставаться такой спокойной, когда все пошло так непредвиденно плохо?

И зачем ньювалинским шаманам нападать в чайном домике в Эвейвине? Саенго рассказывала мне о некоторых стычках между эвейвинианцами или ньювалинскими патрульными в северных полях, неподалеку от ее семейного дома, однако гневные угрозы паучьего короля всегда сдерживали эти стычки, не позволяя им превращаться во что-то более серьезное.

Что-то вроде того, что произошло сегодня здесь. Влияние Ронина на королевства должно было помешать подобному произойти.

Милли вылетает из входной двери, кашляя теперь черным дымом, и взмывает ввысь, в небо. Воздушник, шатаясь, тоже показывается на пороге чайного дома, выкрикивает проклятия, его кожа на руках и шее выглядит как кровавое месиво из обгоревшей кожи. Я хватаю Саенго за запястье, утягивая ее за собой, и мы отступаем. Косясь на стойла, к которым языки пламени только еще тянутся, я раздумываю, сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до своих дрейков.

Однако мы не можем бросить здесь Джонью. Выругавшись, я поднимаю кинжал снова, когда третий шаман выскакивает из чайного дома.

– Кто из них? – кричит он сдавленным голосом. Пытается выплюнуть дым, осевший на его глотке.

Воздушник корчится от боли, когда отвечает:

– Какая разница? Кто-то из них. Просто убьем всех.

– Согласен, – говорит другой шаман. А затем я наконец понимаю, во что он одет. Его одежда обгорела и потемнела от дыма, однако свет полыхающего в ночи рядом с нами чайного дома освещает брошку, прикрепленную к вороту его туники. Два скрещенных меча.

Информатор Кендары. Что означает, это не просто случайная атака, которую нам не посчастливилось застать. Они пришли сюда в поисках Тени. В поисках Кендары.

Я толкаю Саенго, утягивая ее за свою спину, отбрасывая все сомнения из своих мыслей. Несмотря на жар, исходящий от горящего чайного дома, холодное спокойствие медленно, но уверенно разливается по моим рукам и ногам. Вся боль от синяков и мозолей растворяется в нем. Хладнокровие войны, как всегда называет это чувство Кендара, момент, когда разум и сердце затихают, позволяя инстинктам физического тела взять верх. До сегодняшнего времени я не понимала, о чем она говорит. Теперь же мое сердце больше не пытается вырваться через ребра. Все вдруг становится просто и понятно.

Мы или они.

Я кручу кинжал в своей руке и запускаю в свою жертву. Лезвие врезается третьему шаману прямо в горло. Шаман-воздушник вздрагивает от испуга, когда кровь его напарника окропляет ему лицо. С мокрым кашлем поверженный шаман падает на землю. Однако еще до того, как его тело достигает земли, воздушник вырывает из него кинжал и бросает его обратно. Я легко уворачиваюсь от смертельно острого лезвия и тут же целюсь в его ноги. С воплем тот теряет равновесие и падает, его щека с треском ударяется о землю.

Я запрыгиваю ему на спину, пытаясь обхватить руками его шею, чтобы сдавить и сломать. Однако его кожа и волосы слишком скользкие из-за крови, текущей из ран, которые нанесла ему Милли. Шаман отбрыкивается и перекатывается по траве, в следующий миг его кулак врезается в мою челюсть до того, как я успеваю уклониться. Я трясу головой, отмахиваясь от боли, но потом все передо мной внезапно начинает кружиться. Воздух отрывает мои ноги от земли и поднимает вверх. Я прикрываю голову, когда через секунду мое тело падает и врезается в грязь. Я сжимаюсь от того, что руки и ноги деревенеют и ноют от резкой боли.

Сквозь несколько выбившихся из косы прядей я вижу, как шаман направляется к стойлам. Мои ногти оставляют глубокие полосы на земле, когда я заставляю себя подняться.

– Саенго! – кричу, с трудом силясь встать на ноги. – Он уходит.

Когда она не отвечает, я озираюсь по сторонам, ища ее. Она лежит на земле. Рукоятка кинжала пугающе торчит из ее груди.

Я раскрываю рот, но мои легкие не могут набрать внутрь воздух. Она стояла позади меня, когда воздушник запустил в меня кинжал.

– С-Саенго, – я охаю, все тело трясет от неожиданно охватившего меня ужаса, который пронзает меня, точно ураган. Я забываю обо всем: боль, Джонья, шаманы, желание стать Тенью. Есть только Саенго и я, пытающаяся пробраться сквозь грязь и рухнуть рядом с ней. Мои пальцы прощупывают ее пульс, но ничего не находят.

Боль в моей груди становится острее, точно горящий камень. Она крадется по ребрам и вырывается на свободу, лишая меня остатков воздуха в легких, вынуждая меня опять со всей мочи закричать. Мой вопль разносится эхом по Кейстранскому пролету и звучит, пока во мне не остается ничего, кроме ослепляющей боли и печали, а потом, к моему облегчению, не остается вообще ничего.

– Сирша?

Ее голос звучит сквозь тьму, призывая меня. Я пытаюсь дотянуться до ее голоса, тону глубже в черноте вокруг, в которой, как мне кажется, я все еще могу ее найти, однако голос растворяется. Когда же я пытаюсь броситься следом, из самой бездны появляются руки. Они хватают меня за плечи, за волосы, за шею. Корявые, неуклюжие пальцы раздвигают мне рот и пробираются внутрь, вынуждая меня кашлять и задыхаться. Острые ногти рвут мне губы и щеки, а затем принимаются за глаза. Не могу дышать. Не могу двигаться. Не могу…

– Сирша.

Просыпаюсь и резко сажусь, глотая ртом воздух. Слишком яркий свет слепит глаза, и я судорожно вздрагиваю, вспоминая о боли, с которой ногти рвались сквозь мои закрытые веки еще секунду назад.