— Грейнджер, не забывай, о чем мы говорили. Лучше тебе не находиться одной, — мрачно заметил Малфой.
— Брось, ничего не случится, — Гермиона вяло улыбнулась. — Я буду поблизости, — и выскользнула за дверь. Тут же она почувствовала себя неуютно: яркий свет, казалось, был устремлен лишь на неё. Мимо прошли две почтенные дамы из соседнего отдела и, для приличия отдалившись на несколько метров, начали шушукаться. Гермиона съежилась, прибилась к стене и посеменила к концу коридора. Малфою она соврала и уже через пять минут была совсем не «поблизости». До этого момента у неё не получалось побыть наедине с самой собой и все хорошенько обдумать: казалось, в доме Малфоев даже стены смотрят на неё с укором. Пытаясь прятать лицо в волосах, она достигла лифта и быстро, пока к ней никто не присоединился, произнесла:
— Нулевой этаж. Архив Министерства магии.
Около минуты она ехала, раздраженно раздумывая о том, что произошло. Ситуация складывалась действительно самая идиотская: за какой-то жалкий месяц вся стабильная жизнь Гермионы Грейнджер полетела ко всем дракклам. И все из-за чего? Из-за глупой, совершенно дурацкой ошибки. Конечно, если бы не Малфой, все сложилось бы куда лучше, и…
«Нет, — подумала Гермиона с некоторой обреченностью. — Малфой здесь ни при чем. Разве что совсем немного».
Она шагнула из лифта и оказалась у высоких дверей. Вид книжных стеллажей и запах бумаги всегда успокаивали Гермиону, но поскольку в Министерстве библиотеки не было, ей оставалось любоваться на пыльные папки архива. Приложив ладонь к круглому выступу в двери и дождавшись, пока охранная магия распознает её энергию, Гермиона вошла внутрь. Медленно один за другим под сводчатым потолком зажглись светящиеся шары, озарив пространство огромного зала. Стеллажи, стройными рядами уходящие вдаль, тонули в молчании. Архив напоминал всеми забытый мрачный склеп, и Гермиона, словно заблудшее привидение, бесшумно двинулась вдоль полок с документами. Секции отмечались буквами алфавита и иногда — целыми словами. Безразлично пробежавшись глазами по табличке «Аврорат. Дела за последние 10 лет», Гермиона зашагала дальше.
Впервые за последнее время она допустила мысль о том, что ворвавшийся в её жизнь Малфой — не так уж плохо. Сколько бы еще она закрывала глаза на очевидные вещи, если бы он не выводил её из себя вечными упоминаниями о Рональде? Малфой был прав: Гермиона любила стабильность, а Рон… К нему она просто привыкла как к естественному продолжению себя. Они были счастливы когда-то, потому что в те времена многие бежали от мыслей о войне в совершенно неправильных направлениях. Им хотелось наверстать все упущенное, сбежать, и эти отношения были одной из тех дырявых шлюпок, в которые они с Роном слепо запрыгнули. Долгое время щели удавалось затыкать обманом, но когда Рон опустил руки и отправился в собственное плавание, Гермиона поняла, что не сможет справиться в одиночку. Им давно следовало поговорить, чтобы предотвратить эту катастрофу, но Рон, очевидно, руководствовался теми же доводами, что и она, и продолжал делать вид, что все в порядке. Гермиона не могла злиться только на него, хотя — подсказывало подсознание — должна была.
«Священные двадцать восемь» — гласила табличка на стеллаже, перед которым остановилась Гермиона. Он отличался от других: вместо пепельно-желтых папок на полках располагались увесистые альбомы и книги, украшенные кое-где мелкими камнями и золотистым тиснением. Все они, насколько знала Гермиона, были изъяты из старинных поместий по указу Министерства сразу после Войны. В глаза непроизвольно бросился бархатный корешок с серебряной буквой «М», заключенной в замысловатые вензеля. Гермиона протянула руку и выдвинула книгу. Она оказалась такой тяжелой, что ей пришлось обхватить книгу второй рукой, чтобы удержать. «Sanctimonia vincet semper»* — сияло на обложке, и Гермиона усмехнулась: со стороны Малфоев было лицемерно утверждать победу чистоты, будучи вовлеченными в самые грязные дела.
Книга с хрустом раскрылась, и скрипучий голос проворчал:
— Пусть Салазар покарает того, кто посмел открыть священную книгу в такую рань!
Гермиона изумленно уставилась на небольшой портрет, из которого на неё маленькими черными глазами уставилось старческое лицо. «Арманд Малфой» — гласила надпись под портретом, и Грейнджер судорожно сглотнула, думая над тем, что ей стоит ответить.
— Кто ты, девочка? — он высокомерно погладил свою белоснежную бороду и выжидающе уставился на неё.
— Гермиона, — оробев, представилась она. — Гермиона Грейнджер.
— Не помню Грейнджеров среди великих магических семей.
— Я не из священных двадцати восьми. Мои родители — не волшебники.
— Маггла! — зашипел, словно древний вампир, Арманд. — Как смеешь ты прикасаться своими грязными руками к святыне этого великого рода?!
Гермиона раздраженно поморщилась, немного подумала и все же отказалась от затеи рассказать Арманду о том, что его потомок не гнушается тянуть свои священные руки в её сторону.
— Я волшебница, — гордо вздернув подбородок, ответила Гермиона. — Может быть, в ваше время чистота крови и имела значение, но теперь это не так.
— Горе Волшебному миру! — чересчур трагично возопил он и приложил пальцы к вискам.
— Прекращай ворчать, старый дурак, — сонно донеслось с соседней страницы, и Гермиона увидела, как в овальной узорной рамке появляется женское лицо. — Сто двадцать восемь лет не слышала твоего скрипучего голоса.
— Провались я ко всем дракклам, только не ты! — застонал он и сделал вид, что пытается спрятаться. — Горе мне, горе! Закрой книгу, дочь магглов!
Гермиона не стала этого делать из вредности и любопытства. Она взглянула на второй портрет. Пожилая женщина с густыми черными волосами, уложенными в высокую прическу, широко и с чувством зевнула, а потом посмотрела на неё.
— Доброе утро, леди, — поприветствовала она. — Не слушайте его. Он жил и умер испорченным мальчишкой.
— А ты… Ты… — Арманд задыхался, пытаясь придумать что-то обидное, но у него получилось только презабавно краснеть.
— Рудольфия, супруга этого несносного старика, — представилась женщина и склонила голову. — Не будете ли вы так любезны, мисс, рассказать мне о том, как сейчас поживают Малфои?
— О, весьма неплохо, — поспешно отозвалась Гермиона. Она почувствовала, как проникается к портрету симпатией.
— Это нелепое огромное поместье все еще стоит? — она скосила взгляд в сторону мужа.
— Не называй его нелепым! Оно спасало меня от твоего присутствия целых восемьдесят лет! — воинственно потрясая кулаком, проскрипел Арманд.
— Это правда, — закатила глаза Рудольфия. — Представьте, мисс: мы виделись так редко, что даже о его смерти я узнала только спустя неделю.
— Старая карга! — рявкнул старик и обиженно сложил руки на груди. — И каким проклятием ты оказалась на соседней странице?
Рудольфия сделала вид, что не услышала оскорбления.
— Вернемся к нашим потомкам. Драко не помолвлен? В книге не появились имена его супруги и ребенка.
— Я не могу сказать точно, — Гермиона смутилась. — Но его семья думает об Астории Гринграсс.
— Гринграсс! — вмешался Арманд, возмущенный пуще прежнего. — И куда, скажите мне, они денут ораву девчонок, которых она родит?
— Тсс! — зашипела Рудольфия. — Ты чувствуешь это?
— Что? — рявкнул Арманд.
— Могу я попросить вас приблизиться, мисс?
Гермиона удивленно нахмурилась и поднесла книгу ближе к лицу. Морщины на лице Арманда удивленно распрямились.
— Магия, родовая магия, — пробормотал он, неуверенно косясь на соседнюю страницу.
— И очень мощная, — шепотом подтвердила его жена. — На ваших руках есть кольца, мисс?
— Нет, — Гермиона на всякий случай взглянула на пальцы. — Ни одного.
— Странно, странно… Но ведь это определенно то самое…
— Горе, горе Малфоям! Мои потомки сошли с ума! — взвыл Арманд, прежде чем Рудольфия успела продолжить. Схватив себя за голову, он рванул влево и исчез за рамкой портрета.
