– Ах, мне ли не знать. – Мэри готова была возненавидеть себя за этот автоматический, стандартный ответ. Но как выразить то, что она чувствовала? Все происходило слишком быстро, как бы ей ни хотелось, чтобы это было не так.

– Ты, Мэри, совсем другая. – Должно быть, она недостаточно убедительно скрыла выражение своего лица, потому что Джим быстро поправился. – В хорошем смысле. Ты такая… не знаю, основательная. Строгая, когда стоишь на своем и ставишь на место меня. Мне так это нужно. Но мне кажется, что я-то совсем не нужен тебе. И, более того, я не знаю, захочешь ли ты быть со мной. Нельзя ожидать, чтобы я стал каким-то другим. С тобой я чувствую себя свободным. Ну, более свободным.

Джим улыбнулся. Или Мэри показалось, что улыбнулся. Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.

– Мы могли бы спастись.

– Что?

Джим, хмурясь, откинулся в кресле. Мэри охватило жуткое ощущение, что она засунула ногу в рот.

– Почему бы нам не уехать? – предложила она. – Ты же говорил, что всегда хотел этого, так?

Джим посмотрел на нее, прищурившись, словно пытаясь оценить, насколько она сама верит в свой внезапный выплеск. Мэри пока так и не успела привыкнуть к пронизывающей силе его взгляда.

– Ну, попробуй меня удивить.

Эти слова так и продолжали звучать у нее в ушах, когда она приземлилась тем вечером в Белфасте.

Придя на работу, Элис, избегая болтовни на кухне, прямо направилась к своему столу, неся большой стакан кофе, купленный по дороге. До того как в ее вены попадет кофеин, она не могла быть приятным собеседником, а уж сегодня утром, при том что она спала всего полтора часа, вообще было чудом, что она жива, не говоря уж о том, что сумела добраться до работы.

С того момента, как вчера вечером она рассталась в пабе с Мэри, мозг Элис разрывался на части. Где-то с час она беспокоилась, сумеет ли Мэри нормально добраться до дому. Хотя внешне она казалась суровой, яростно охраняющей свое личное пространство, в пабе Элис увидела и другую, более уязвимую ее часть. Она же не наделает глупостей? Элис бы надо было взять у нее телефон, но она была слишком поглощена исчезновением Джима, чтобы сообразить.

Когда же беспокойство рассеялось, его место в роли помехи сну Элис заняло любопытство. Ей не много удалось выяснить у Мэри, но это не мешало Элис изнывать от желания узнать, что же случилось с Джимом. Она была уверена, что тут крылась какая-то слишком большая и невосполнимая потеря, чтобы ее можно было забыть, и было ясно, что Мэри с трудом справляется с ней. Если бы Элис удалось добыть хотя бы чуть больше информации, может быть, она бы смогла восстановить всю историю, как-то помочь Мэри…

– А, вот ты где! – заглянул в ее кабинку Джек, главный редактор и босс Элис. В уголке губ у него были следы чего-то, похожего на засохшие бобовые консервы. Она хотела сказать ему об этом, но передумала. Его было легко обидеть. – На пару слов.

– Конечно. – Элис вытащила из-под стола сложенный стул.

– В моем кабинете.

У нее свело желудок. Кажется, Джек ни разу не вызывал ее в свой кабинет за все эти годы. Иногда она заходила туда по собственной инициативе, когда хотела помахать у него перед носом какой-нибудь особенно удачной работой в попытке добиться прибавки к жалованию, но никогда не заходила по приказу. Что она могла сделать не так?

– Это быстро, – сказал Джек, когда дверь за ними закрылась. – Присаживайся.

Он явно нервничал. И был взволнован – больше, чем обычно. Что бы там ни было, новости будут плохими. Элис чувствовала такие вещи. Кондиционер в кабинете не работал уже давно, так что на него нельзя было списать холодок, пробежавший у нее по спине.

– Боюсь, Элис, что дела в нашей газете идут неважно. – Ну, это не новости. Кто вообще покупает «Горн», кроме пары местных пенсионеров, которым нечего больше делать? – Начиная с будущего сентября нам предстоят сокращения, а ты была принята на работу самой последней.

– И с самой низкой зарплатой, верно?

Но Джек не принял шутки. Он взъерошил волосы.

– Это значит, что твоя работа под вопросом.

Часть утреннего кофе Элис чуть было не вышла из нее обратно. Она не могла потерять работу. На ее сберегательном счете было пусто. Она не сможет оплачивать квартиру, и у нее нет других вариантов, кроме как вернуться в Слоу жить с мамой. У нее вспотели ладони. Последний раз ей было двенадцать, когда им удавалось жить под одной крышей без осложнений. То есть четырнадцать лет назад! Это конец всему.

– Мне очень жаль, Элис, – опустил голову Джек. – Сокращение еще не подтверждено. Этого не случится до собрания акционеров, а оно будет через несколько недель, но я хотел заранее предупредить тебя, что такое возможно.

– И я ничего не могу поделать? Я могу больше работать, взять на себя новые обязанности…

Элис осеклась, не сказав, что ей можно сократить зарплату. Она просто не сможет жить на меньшие деньги.

– На твоем месте я бы работал над своим резюме, чтобы оно выглядело как можно лучше. Может, стоит выложить онлайн твои лучшие работы.

– Да у меня их нет! – Ее голос прозвучал громче, чем она думала, и в наступившей за этим неловкой тишине Элис вспомнила про вчерашнюю вспышку Мэри. Тишина, следующая за несдержанным отчаянием.

– У тебя есть время, – Джек взглянул на календарь на стене. – Они не соберутся до начала сентября, а до этого еще три недели. Если ты сумеешь достать мне хорошую историю, я поставлю ее на первую страницу. И в самом начале онлайн-выпуска. Если ты сделаешь что-то хорошее – действительно хорошее – до конца августа, я это напечатаю. Это я тебе обещаю, Элис.

– Спасибо, я очень признательна, – сказала она, стараясь преодолеть скребущее ощущение в горле. Нельзя плакать. По рабочему поводу. Особенно когда нужно, чтобы ее воспринимали всерьез.

– Держи меня в курсе этой твоей истории. Я придержу для тебя августовский выпуск.

В любой другой ситуации доброта Джека заслуживала хотя бы улыбки, но Элис боялась, что у нее задрожит нижняя губа. Вместо этого она вышла из кабинета и кинулась на свое место, прежде чем кто-то спросит у нее, в чем дело. Сделав три глубоких вдоха, она попыталась сдержать подступающую панику. Соберись, Китон. Должна быть какая-то надежда удержаться здесь, подумала Элис.

Ну ведь ей же предложили первую страницу – а это немало. Элис так долго мечтала об этой возможности. Она только не думала, что за нее придется отдать такую цену. Ну и – разве местные события в силах убедить кучку надутых корпоративных заправил, что под вопросом не должна оказаться ее голова? Тут же никогда ничего не происходит. Можете поверить женщине, описавшей за последние два года четыре открытия зубоврачебных кабинетов.

Элис достала телефон и по привычке заглянула в «Твиттер». Источник всех важнейших новостей – по крайней мере, в ее поколении. Она сама не знала, что думала там найти. Вдохновляющую фразу? Подходящую шутку? Идею для очередной унылой статьи?

Или все вместе сразу.

Первым в ее ленте новостей шло видео – судя по всему, популярное. Убедившись, что звук в телефоне выключен, она нажала на запуск. Сначала было трудно понять, что происходит там, где это было снято. Разрешение было низким, возможно, съемка велась телефоном. Были видны только спины, сумки и пальто, куски взъерошенных причесок. Похоже, там были сотни людей, замкнутые в ограниченном пространстве, может быть, даже тысячи. Все они топтались на тех же нескольких сантиметрах, и вдруг замерли.

Через секунду пространство перед камерой волшебным образом раскрылось. Элис узнала станцию. И там, в самой середине… Ее сердце застучало так громко, что она подумала, не услышит ли его Эрика, ее соседка по другую сторону перегородки.

Там была Мэри – снятая в полный рост.

Во время своей вчерашней вспышки.

Элис уронила телефон на стол, а голову – в ладони. Глубоко личный момент отчаяния Мэри оказался в широком публичном доступе – это невозможно, невыносимо! Это нарушение всех прав, вот что! Как такое могло случиться? Элис выхватила из сумки наушники и подключила их к столу. Да, она старалась не выходить в соцсети с рабочего места, но сейчас можно сделать исключение. Ну и, судя по сообщению Джека, ей в любом случае особенно нечего терять.