– Он со всем уважением просит вас о встрече завтра в три часа пополудни в дворцовых садах.
Лео фыркнул:
– Значит, сюда он прийти не мог, а завтра готов встретиться в дворцовых садах?
– Стены таверн имеют множество ушей.
– А в дворцовых садах их нет? Если он не может выйти на улицу, то как рассчитывает попасть на территорию дворца? Откуда мне знать, что это предложение – не какая-то ловушка?
– Покорнейше прошу меня простить, Ваше Высочество, но я не могу ответить на ваши вопросы. У Лизандра имеются свои способы, и я не стану делать вид, будто понимаю, как он делает то, что делает. Он решил, что территория дворца является для него самым безопасным местом. Никому и в голову не придет искать его там, не так ли? И он покорнейше просит вас о встрече, без каких-либо советников и наблюдателей.
К Лео вернулись все его прежние подозрения. Что нужно от него этому человеку?
– Я ничего не знаю о работных домах! – выпалил он. – Я пребываю в полном неведении. Последние шесть лет я провел в Англии. Почему бы ему не прислать мне письмо? Почему он решил похитить меня в день свадьбы моего брата?
– Я искренне сожалею, если вы полагаете, будто вас похитили или…
– Или собираются убить, – напомнил ему Лео.
Мужчина поморщился:
– Вы должны знать, что в вашем окружении есть люди, которые готовы помешать любой его попытке снестись с вами.
Лео во все глаза уставился на собеседника. На что это он намекает? Что вокруг него кишат шпионы?
– Кто? – требовательно вопросил он.
Здоровяк, стоявший вдали, вдруг негромко свистнул. Коротышка вздрогнул.
– Завтра, в дворцовых садах, в три пополудни. Прошу вас. Это очень важно, – сказал он и поспешил к выходу из переулка.
– Подождите! – опомнился Лео. – Эй, постойте!
Но ни один из них и не подумал остановиться. Лео шагнул было вслед за ними, но опоздал, пусть и ненамного. К тому моменту, как он подошел к выходу из переулка, оба уже исчезли. Диким взглядом окинув улицу, он заметил, что к нему идет Кадро.
– Где ты был? – воскликнул Лео.
На лице Кадро отобразилось удивление.
– Мы нашли ваш экипаж, Ваше Высочество. – Он кивнул куда-то за спину Лео.
Тот резко развернулся – подле застывшей в ожидании кареты стоял Артур, мрачно глядя на нескольких человек, что собрались на другой стороне поглазеть, за кем это прибыл столь роскошный экипаж. Лео вновь перевел взгляд на Кадро, чувствуя, как смятение его лишь усилилось. Получается, его телохранители знали, что ему хотели передать весточку? Или они и сами были участниками заговора? Быть может, они и есть те самые шпионы? В Лондоне, после убийства Матуса, Бас сказал ему, что отныне не может доверять никому. Но Лео и представить себе не мог, что когда-либо это недоверие распространится на двух человек, которые вот уже несколько лет оставались его верными спутниками, пусть и нанятыми.
Растерявшись окончательно, он более не сказал ничего, а лишь развернулся и широким шагом направился к карете. Ритм его походки был куда увереннее, чем тот, в каком билось его сердце, выгоняя наружу остатки опьянения.
Оказавшись в уединении экипажа, Лео откинулся на подушки и смежил веки. В затылке угнездилась тупая боль. Нет, это нелепо. Он не станет ни с кем встречаться завтра в дворцовых садах! Он злился оттого, что его с такой легкостью загнали в угол, и клял себя за собственную беспечность.
Ярость смешалась с элем, и рот его наполнился горечью.
Глава 4
…Их Величества, король и королева Алусии, дали бал в честь бракосочетания наследного принца Себастьяна и леди Элизы Триклбэнк в Константиновском дворце. В качестве гостей на него были приглашены сановники и главы европейских и азиатских государств, равно как и многочисленные представители английской знати.
Свадебный торт, украшенный голубками из марципана, словно бы порхающими вокруг него, имел пять ярусов и три фута в высоту. Гостям были предложены яства из первосортной алусианской говядины и Krantanhange, деликатеса из картофеля, лука-порея и спаржи. На балу играл оркестр из десяти музыкальных инструментов, развлекая присутствующих алусианскими танцами, а завершился бал стандартным набором из английского вальса и менуэта.
Братство принцев выдвинуло на первую роль нового завидного холостяка. Судя по тем взглядам, что бросали на него многочисленные алусианские наследницы с искусно подведенными тушью глазами, и тому, как они увивались вокруг этого веселого и жизнерадостного добряка, вполне можно предположить, что в самом скором времени в Хеленамаре вновь зазвучат свадебные колокола.
Следует отметить, что алусианские дамы не чураются косметических средств в попытках улучшить собственную внешность. И, восхищаясь их красотой, мы настоятельно рекомендуем применять миндальный крем для лица каждый вечер перед сном…
Дамская газета мод и домашнего хозяйства госпожи Ханикатт
Платье, которое Каролина надела на королевский бал, было самым шикарным из тех, что она когда-либо видела. Светло-голубое с золотом, сшитое по последней алусианской моде, оно так тесно облегало ее фигурку, что она едва могла дышать. Впрочем, обращать на это внимание она не собиралась – платье вызовет неподдельное восхищение у столь многих леди и джентльменов, что неудобства можно было перетерпеть.
Правда, сей наряд обошелся Каро в столь умопомрачительную сумму, что ей пришлось убеждать модистку выставить за него счет двумя отдельными чеками в разные месяцы, каждый на половину суммы, чтобы ее братец Бек не догадался бы о том, сколько оно стоит на самом деле. Он имел дурную привычку выходить из себя, когда она покупала наряды и аксессуары к ним. А еще, поскольку ей не понравился готовый шлейф, новый она сшила сама. В ее глазах он выглядел настоящим произведением искусства.
Готовясь к балу, Каро надеялась вызвать у Холлис восхищение платьем, рассчитывая на ее похвалу, но та, по своему обыкновению, горбилась над бумагами, строча заметки для своего периодического издания.
Газету, выпускаемую Холлис, основал ее покойный супруг, сэр Персиваль. Его стараниями раз в месяц начало выходить консервативное издание, освещавшее политические и финансовые новости из Лондона. После его трагической гибели в результате инцидента с каретой Холлис отказалась продавать газету. Она решила, что газета должна увековечить память мужа. Однако же, совершенно не разбираясь в политике и финансах, она перевернула издание с ног на голову, посвятив его тем вопросам, которые интересовали женщин. Теперь газета выходила уже два раза в месяц, тираж ее втрое превысил тот, что существовал при сэре Персивале, и демонстрировал тенденцию к дальнейшему увеличению.
Каролина сочла, что должна сама указать ей на то, сколь сногсшибательно выглядит ее платье.
– Ты только взгляни, как оно мне идет. Я превратилась в настоящую красавицу! – заявила она, раскинув руки в стороны. – Пожалуй, мое платье ничуть не хуже Элизиного. Что скажешь?
Холлис едва удосужилась на миг оторваться от бумаг.
– Собственно, я не вижу платья – меня буквально ослепила твоя скромность.
Каролина насмешливо фыркнула:
– Кто-то же должен обратить внимание на это платье, и если не я, то кто?
– Платье и впрямь чудесное. Но Бек прав, Каро, – ты ужасно тщеславна.
– Ну, в этом нет моей вины, не правда ли? Мною восхищались так долго, что я не могла не поверить в свою привлекательность.
Холлис подняла голову, удивленная отсутствием смирения у Каролины.
А та в ответ звонко рассмеялась:
– Да шучу я, шучу, Холлис, хотя ты должна признать, что в каждой шутке есть доля правды. Быть может, теперь ты все-таки взглянешь на мое платье? Нет, честно, оно даже лучше твоего, а ведь я всегда считала, что у тебя – самое красивое платье из тех, что я когда-либо видела.
– Твои платья всегда лучше моих, – заметила Холлис и откинулась на спинку стула, оглядывая Каролину с головы до ног. – Ты права. Оно – чудесное. И ты – настоящая красавица.
