Она убедилась, что шлейф пристегнут надежно, и величественно направилась навстречу будущим обожателям.

Лео потребовалось две чашки лечебного чая и прохладная ванна, чтобы он хотя бы немного пришел в себя. Нет, он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке – столкновение в переулке выбило его из колеи. Первый страх мгновенной и неминуемой смерти сменился подспудным опасением, что против него затевается заговор, а потом и тягостным недоумением относительно того, что же такого собирается сообщить ему этот тип Лизандр, и он никак не мог вновь обрести почву под ногами.

Неужели в его окружение действительно затесались шпионы? А он-то надеялся, что метастазы раковой опухоли удалось удалить после убийства Матуса в Лондоне. Что дворец очистился от заговорщиков, намеревавшихся свергнуть короля. Впрочем, совсем уж наивно было бы думать, что королевские покои и впрямь удалось очистить от интриганов и заговорщиков. Тем не менее до сих пор интриги и заговоры не касались его никаким боком.

И все-таки, что потребовалось от него Лизандру?

Отмокая в ванне, Лео попытался припомнить подробности бунтов в работных домах, случившихся несколько лет назад. Лизандр был священником в одном из северных горных районов Алусии, на границе с Веслорией. В столицу он, подобно многим своим соотечественникам, приехал в поисках работы. Согласно рапортам, составленным в период мятежей, условия в работных домах показались ему унизительными и плачевными.

Однажды Лео с друзьями ехал верхом по улицам Хеленамара. Во время прогулки они наткнулись на мужчину, который стоял на перевернутом ящике и держал речь перед толпой, слушавшей его с неослабным вниманием.

– Люди умирают! – громовым голосом вещал он. – Наши граждане в работных домах не имеют вдосталь даже воды для питья и голодают!

– Он сказал «работный дом» или «публичный»? – с сарказмом осведомился Эдоард, один из спутников Лео.

Остальные дружно расхохотались. Один Лео не увидел тогда ничего смешного в происходящем и спросил себя: а что, если тот человек говорит правду?

Его заинтриговал этот крупный мужчина с копной светлых взлохмаченных волос и восхитило его несомненное мужество, которое требовалось, чтобы восстать против подобных условий. Ведь ему грозил арест и последующее тюремное заключение.

– Как вы полагаете, это правда? – спросил он у своих друзей.

– Нет, – моментально откликнулся Эдоард. – Ему нужно внимание, только и всего.

– Ему очень повезет, если он не привлечет к себе внимания полиции метрополии, – сказал Жак.

– Если Хеленамар должен стать бриллиантом в короне Европы, то разве могут существовать подобные условия труда для его граждан? – продолжал здоровяк, обращаясь к толпе. – И если Алусия стремится к экономическому прогрессу, разве может она обращаться с простыми рабочими, как с бродячими собаками?

Толпа возбудилась и ответила ему возмущенными криками. Pane er vesi. Pane er vesi. Еды и воды.

– Но станет ли кто-либо из ваших правительственных чиновников слушать такого человека, как я? – прокричал он.

– Не-е-ет! – взревела в ответ толпа.

Лизандр покачал головой:

– Нет. Но всех нас они выслушают.

– Да, да, да, да! – начали скандировать собравшиеся.

– Поедемте отсюда, – предложил Эдоард. – Пока не стало жарко.

И только по прошествии двух недель любопытство в Лео взыграло настолько, что он нашел способ побывать в работных домах лично – правда, инкогнито. Он оказался совершенно не готов к тому, что увидел, и даже не подозревал, в каких скотских условиях живет простой люд. Работные дома – сырые, переполненные и грязные – явно не были предназначены для любопытных глаз. Люди здесь действительно страдали от отсутствия нормальной еды, одежды и крыши над головой. Их заставляли работать по многу часов за жалкие гроши. И он возмутился до глубины души. Ему вновь напомнили о том, сколь привилегированны условия его существования. Совесть его взбунтовалась.

Однажды вечером, во время приватного обеда с отцом, он заговорил об увиденном.

– Не слушай фальшивых пророков, Леопольд, – посоветовал отец. – Этому человеку нужна известность. Только и всего.

Лео вновь попытался завести разговор с отцом на эту тему, но, по обыкновению, короля не заинтересовало то, что он имел ему сказать. Он лишь улыбнулся и обронил:

– Лучше беспокойся о своей учебе, сын.

В конце концов сложившуюся ситуацию переломила мать Лео.

– Думаю, что тебе не стоит отмахиваться от того человека, – заявила она супругу. – Он представляется мне опасным.

Лео так и не узнал, что случилось потом, – он вернулся в Англию, к своей весьма наполненной общественной жизни. Но делом занялся парламент Алусии, и в результате работные дома были закрыты. Отныне мануфактуры предоставляли своим рабочим скромное, но достойное жилье.

К концу водных процедур Лео решил, что с этого момента перестанет ломать голову над тем, чего добивается Лизандр, – просто не будет иметь с ним дела. Завтра он вообще не выйдет в сад, потому что уже через две ночи уплывет отсюда, что бы ни случилось.

Кто-то поскребся в дверь, и на пороге возник Фреддар, камердинер принца, с большим полотенцем в руках.

– Не соблаговолите ли одеться, Ваше Высочество?

Лео вздохнул:

– Хорошо. – Избежать появления на балу не удастся.

Глаза всех гостей будут устремлены на Лео, причем сегодня – в большей мере, чем обычно. Он стал новым призовым жеребцом, коего все возжелали заполучить в производители. Долгие годы он наблюдал за тем, как маялся на подобных вечерах Бас, когда ему без конца представляли самых разных женщин – низеньких и полных, высоких и тощих. Красивых и не очень. Женщин с приятным нравом и холодных, как снулая рыба. И все они жаждали окрутить наследника престола. Лео таковым не являлся, но с сегодняшнего дня превратился в наилучшую альтернативу. И не имело значения, что его отец уже провел переговоры о браке – состоятельные и привилегированные все равно будут представлять ему своих дочерей и сестер, словно дары волхвов.

Его длинный черный официальный фрак украшали эполеты, обозначающие его армейский чин, какового он удостоился исключительно по праву рождения. Кроме того, он наденет и голубую королевскую перевязь, на которой будут прикреплены соответствующие регалии и знаки отличия. Ни одна из них не была вручена ему лично.

Эти медали служили лишь дополнением к большим орденам с бантами, приколотым у него на груди и дарованным в качестве приложения к титулу и привилегиям, а не за что-либо, совершенное им лично. Например, орден Королевской Подвязки – белая лента в форме соцветия с золотым диском и жемчугами в центре. Здесь были и другие медали, отмечающие его чин в сухопутных войсках и на флоте, пожалованные ему из-за того, что он был принцем, – равно как орден «За заслуги» и орден Смотрителя, врученные ему отцом. Ну и, разумеется, коронационная медаль отца – еще один увесистый кусок золота с темно-синей и золотой лентами, – знаменующая его рождение в качестве члена королевской фамилии.

Он был буквально увешан символами и внешними атрибутами богатства и привилегированного положения своей семьи, но при этом не совершил совершенно ничего, чтобы заслужить их. Разве это справедливо, что исключительно по праву рождения он удостоился такого состояния? Разве это справедливо, что другой ребенок, рожденный не под столь счастливой звездой, будет с момента своего появления на свет бороться с трудностями и достигнет гораздо большего, нежели он сам, но не получит ни одного драгоценного знака отличия? Продав любую из тех медалей, что красовались у него на груди, обычная семья могла бы безбедно просуществовать несколько лет.