– Благодарю тебя, – отозвалась Каролина и присела в неглубоком реверансе. Стремительно развернувшись на месте, она в шорохе юбок вернулась к зеркалу, отчего шлейф с одной стороны отстегнулся и свалился на пол. – О боже! Какая незадача.

– Иди ко мне, – позвала ее Холлис и сделала жест рукой, словно подзывая маленькую девочку. Она вновь застегнула шлейф платья Каролины на пуговицу, чтобы тот, длиною в полных двадцать футов, не волочился за нею по полу. – И помни: никаких резких движений. Когда ты вертишься вот так, он отстегивается.

– Я не верчусь, а вот ты не забудь спрятать свое перо подальше, – возразила Каролина. – Сегодня вечером мы идем на королевский бал, Холлис.

– Поскольку новобрачная – моя сестра, я помню об этом знаменательном событии, дорогая. И, как ты сама видишь, я уже одета. Но при этом не желаю упустить из виду ни единой мелочи! И для этого я записываю все, что вижу.

Темно-синие глаза Холлис решительно сверкнули. Каролина знала, что больше всего на свете той хочется, чтобы ее газету воспринимали в Лондоне всерьез.

Ах, Холлис все же очень походила на Элизу, пусть волосы у нее были настолько темно-каштановыми, что выглядели почти черными, тогда как у Элизы они отливали червонным золотом. Сестры были по-настоящему красивы. И, не будь Каролина так сильно привязана к ним, она, пожалуй, могла бы проникнуться завистью.

– Знаешь, дорогая, – с лукавой улыбкой заговорила она, – если бы ты хоть на минутку оторвалась от своих записей, то на таком празднике запросто могла бы встретить своего единственного и неповторимого.

Холлис сдавленно ахнула, словно Каролина отвесила ей звонкую пощечину.

– Как ты можешь даже помыслить о таком! Персиваль был моим единственным и неповторимым, Каро, и другого не будет! Невозможно второй раз в жизни обрести такую любовь, какая была у нас с ним.

Каролина поспешно отвернулась, чтобы Холлис не увидела, как она выразительно закатывает глаза. Она отзывалась о своем покойном супруге так, что женщины всего мира должны были удавиться от зависти и отказаться от мысли встретить настоящую любовь, поскольку Холлис и Перси похитили ее, и более никто на свете не сможет испытать нечто подобное.

Тем не менее кое-кто – и Каролина в том числе, говоря совсем уж откровенно, – верил, что прелестная вдова Ханикатт обрела вторую любовь в лице своего верного мажордома Донована. Все, кому случалось побывать в доме Холлис, отмечали, как красив настоящей мужской красотой и отлично сложен ее дворецкий. Или камердинер. Или повар – Донован был хорош в любой ипостаси. Сама Холлис выражалась на сей счет весьма туманно, зато Донован был предан ей до гробовой доски. Каролина предполагала, что его и Холлис связывают тайные романтические отношения. На месте Холлис она бы точно не устояла. Нет, разумеется, женщина ее положения и статуса не стала бы открыто демонстрировать свою связь со слугой, но вот за закрытыми дверьми… В конце концов, Холлис была вдовой.

– Лучше думай о своем единственном и неповторимом, – проворчала себе под нос Холлис.

Каролина ничего не ответила. Она решила, что это вполне возможно – в конце концов, там будут присутствовать важные джентльмены всех мастей. В том числе и этот злосчастный принц Леопольд, который вечно выглядит отстраненным, словно полагает себя выше всех присутствующих. Ладно, она готова согласиться, что, благодаря своей исключительно смазливой внешности и по праву рождения он действительно выше многих, но, ради всего святого, он все-таки не король! Ну да бог с ним. Она больше не станет думать о нем. Она и так слишком много думала о нем на протяжении последних нескольких недель, когда ей следовало бы занять голову куда более важными вещами.

Каро вновь принялась изучать свое отражение в зеркале, отрабатывая движения и наклоны то в одну сторону, то в другую, причем не только из-за своего шлейфа, но и из-за декольте, которое, Господь свидетель, было таким глубоким, что любой гость бала мог разглядеть ее пупок.

Бек будет очень недоволен. Эта мысль заставила ее улыбнуться.

А еще она нисколько не сомневалась в том, что, как только принц Леопольд ее увидит, ее фигура приведет его в восторг… если к тому моменту он уже не будет пьян в стельку. Кажется, он регулярно злоупотребляет горячительными напитками.

Сейчас ее заботило, как сделать так, чтобы принц увидел ее. Не то чтобы это было так уж важно, но ведь тут что главное? Принцип. Они стали практически родственниками, и тем не менее у нее сложилось твердое убеждение, что ему не было до нее никакого дела. И она никак не могла взять в толк почему. Она ведь не совершила ничего предосудительного. Не распространяла о нем гадких слухов. Не допустила никакой бестактности в его присутствии.

Она даже ни разу не смогла остаться с ним наедине – он был постоянно окружен лакеями, алусианскими джентльменами и женщинами. Очень и очень многими женщинами. Ну почему их так много на этом свете?

Каролину охватило беспокойство. Она не находила себе места, и точно так же, как Холлис невозможно было убедить не делать записей, так и она не станет смиренно ждать появления Бека. И поэтому она вышла из их апартаментов и отправилась побродить по коридору, чего Холлис, похоже, даже не заметила.

За минувший месяц Каролина обнаружила, что коридор верхнего этажа в одном месте огибает проем, ведущий к стеклянной башенке на крыше, через которую свет попадал на нижние этажи. И, перегнувшись через балюстраду, можно увидеть вход в эту часть дворца, находящийся двумя этажами ниже.

Ее с Холлис и Беком поселили в приватном крыле дворца, где жили гости членов королевской фамилии и некоторые дальние родственники. Каролине нравилось наблюдать за тем, как приходят и уходят другие люди, самой оставаясь незамеченной, поскольку столб солнечного света мешал снизу разглядеть верхний этаж. Стоя здесь однажды вечером, она увидела, как в сопровождении королевского конюшего прибыла леди Сенрия Феррассен и как при расставании они украдкой обменялись быстрым поцелуем. Еще одним ветреным днем она заметила, как в холле встретились три горничные и принялись о чем-то оживленно перешептываться, но тут же стремглав бросились врассыпную, едва порог переступила леди Сенрия, раскрасневшаяся и с растрепанной прической.

Каролина уже была одета для бала и потому не стала идти дальше привычного места у балюстрады, став невидимой у всех на виду. Она хотела, чтобы все обратили внимание на ее платье в тот момент, когда она войдет в бальную залу, чтобы произвести, так сказать, наилучшее впечатление. Но в этот час, однако, большинство приглашенных или готовились к вечеру, или уже направлялись к главной бальной зале дворца. Так что смотреть внизу было не на что, за исключением случайного лакея или горничной, поспешно пересекавших выложенный черно-белой мозаикой мраморный пол.

Ей вскоре прискучило это занятие, и она уже поворачивалась, чтобы уйти, когда входные двери распахнулись и внутрь вошел мужчина. Остановившись посреди холла, он запустил руки в свои густые каштановые волосы, после чего опустил их на талию. К своему неописуемому удивлению, она узнала в мужчине принца Леопольда. И что он делает здесь в такой час, одетый крайне неподобающим образом? На нем было простое штатское платье, волосы его пребывали в беспорядке, к тому же он явно нетвердо стоял на ногах, словно только что услышал крайне неприятные новости. А потом, совершенно неожиданно, он вдруг запрокинул голову и посмотрел наверх.

Своими ярко-синими, как морская гладь, глазами он смотрел прямо на нее, и Каролина почувствовала, как под его взглядом по телу ее пробежала дрожь. Тихонько вскрикнув от удивления, она отпрыгнула от перил, прижав руку к сердцу. Но потом столь же стремительно прянула обратно и вновь перегнулась через балюстраду, глядя вниз. Он все еще оставался на месте и вдруг улыбнулся ей столь очаровательно и с такой теплотой, что на миг у нее перехватило дыхание. Он на самом деле улыбался ей. И она вдруг ощутила, как ее губы складываются в счастливую ответную улыбку. Тело ее отозвалось на происходящее самым невероятным образом – она ощутила разливающийся внизу живота жар, счастливо рассмеялась и тоненько ахнула.