Илья вспоминал все эти жуткие моменты и не мог поверить, что способен сотворить такое. Однако, не было веры и в собственную непогрешимость - просто невозможно вдруг придумать всё это, да ещё и в подробностях. Илья задыхался от жалости и ненависти к себе одновременно. Наконец, при виде разлагающейся в яме Анжелы, его вырвало прямо на её обезображенное лицо. Илья сделал два шага назад, отмахиваясь от укоризненного взгляда единственного выпученного глаза мёртвой девушки. Споткнулся, упал навзничь и потерял сознание.

  Очнувшись, Илья с трудом мог вспомнить, где находится. Как бурные грозовые потоки, наполнившие дождевой жёлоб, жуткие воспоминания нахлынули сокрушительной массой и стекли в никуда, оставив лишь чистую поверхность, не сморщенную ни единым сомнением или страхом. Не осталось ни угрызений совести, ни обид. Илья встал и посмотрел на стену сарая. Портрет Анжелы. Только Илья теперь не помнил, кто изображён на железной стене. И он смотрел на картину другими глазами - теперь она не вызывала в нём ни умиления, ни восторга, лишь...

  Илья брезгливо содрогнулся, сплюнул под ноги, и пошёл в сарай собирать сумку. Что он знал наверняка - в этом городе ему нельзя больше оставаться.

  Грузный полицейский офицер подошёл вразвалочку к мужчине в пиджаке, надетом поверх свитера ржавого цвета.

  ― Что, с холодком нас первый день осени встречает? Место оцеплено, я проверил. С опознанием могут быть проблемы - трупы от воды попортились, ― пухлая ладонь указала на четыре тела, укрытые чёрной плёнкой. Вдоль ямы ходили двое сотрудников, прощупывая дно баграми.

  ― Убийцу поймали? ― сурово сдвинув густые брови, спросил мужчина в штатской одежде.

  ― Нет ещё. Ускользнул буквально из-под носа у экипажа. Но, поймаем - никуда не денется.

  ― Хорошо, если так. А свидетель где?

  ― Директор парка? Так, плохо ему. Человек немолодой. Он, как увидел, что этот гадёныш с трупом разговаривает, побежал, нас вызвал. Когда ребята приехали, он за сердце держался, а помощница номер "скорой" набирала.

  ― Ясно, ясно.

  Пиджак в свитере покачал головой и устало махнул рукой в сторону кучки зевак, прилипших к полосатой полицейской ленте.

  ― А эти откуда? В этот конец парка никто не заходит, а тут нарисовались, как по щелчку.

  Толстяк развёл руками:

  ― Загадка природы. Будто ленту протянули там, где они уже стояли, а не наоборот. Ну, не мешают вроде - дисциплинированные, тихие.

  Внезапно, словно нарочно опровергая слова полицейского, за спинами зевак раздался женский крик:

  ― Илюша, вернись. Нельзя туда. Илю-юша!

  Мальчик лет пяти, бойко протиснулся через толпу и встал возле ограждающей ленты. Он с любопытством рассматривал место преступления, когда старушка в выцветшем платке ухватила его за руку. Едва справляясь с одышкой, она потянула мальчика за собой.

  ― Илюша, внучек, пойдём. Нечего здесь смотреть.

  Видно, что мальчик был не согласен с бабушкой. Он упирался ногами и вертелся, пытаясь освободить руку. Внезапно, он застыл и, указав пальцем в сторону сарая, звонко прокричал:

  ― Бабушка, смотри, какая страшная тётенька там нарисована.

  Старушка прищурилась, пытаясь рассмотреть портрет на стене. Неожиданно, она испуганно ахнула и перекрестилась.

  ― Это, Илюша, не тётенька - это... смерть! ― последнее слово она произнесла испуганным шёпотом, чтобы Илюша не услышал. Ей удалось вытащить внука из толпы любопытных.

  ― Пойдём лучше на горку.

  Мальчик принял предложение с явным энтузиазмом, радостно напевая:

  ― На горку, на горку, на горку.

  Но, вдруг, осёкся, обернулся, чтобы ещё раз рассмотреть портрет на стене сарая, и, пожав плечами, пробормотал:

  ― Страшная тётенька, но глаза у неё добрые.

  И мальчик, прицелившись, раздавил подошвой резинового сапожка лягушку, которая, на свою беду, выскочила из мокрой травы.