На второй день непогоды некоторые отчаянные островитяне все же попытались выйти в море. По счастью, их лодки перевернулись почти у берега, а потому никто не пострадал. Хоть они были не из его артели, Хаид стал собирать глав других артелей для совещания. Они собрались у них дома и долго решали, как быть.
После этого, уже на следующий день в дальнем сарае у них во дворе собрались все окрестные рыбаки. Как важно сообщил Ярет, бегавший "поглядеть", они дружно плели сети, ловушки и корзины под рыбу и морских гадов. Такой товар всегда был нужен. Время урагана — вынужденный простой. Когда еще можно сделать все те рутинные дела, до которых не доходят руки в хорошую погоду?
Ялма озабоченно нахмурилась, видя переживания мужа, но по установленному порядку не вмешивалась. Кастия видела, что это ей тоже тяжело дается. К тому же, мама не могла, как обычно, ходить в лечебницу, так как за пределами селения хозяйствовал ветер.
Время, которое обычно проводила в лечебнице, она отдавала изготовлению настоек, пастилок и других лечебных средств. Девочки помогали делать корпию и скатывали бинты, которые потом старательно упаковывали в тонкие полупрозрачные листы, чтобы они не пачкались.
Хуже всего воспринимали вынужденный домашний арест мальчишки. Оба воспринимали это наказанием, потому что Ялма не позволила им бездельничать, заставив выполнить заданные наставниками в Храмах задания по правописанию, арифметике и другим предметам, которые для Кастии даже звучали странно.
Если Ярет послушно скрипел перьями по желтоватым писчим табличкам, воспринимая все это неизбежным, но необходимым, то Верт долго уговаривал разрешить ему выполнить все попозже. Он уверял, что успеет потом и торопиться некуда.
Усмехнувшись, Хаид сказал, что не допустит сына на сборы артели, если тот завалит учебу. Процесс выполнения заданий сразу же пошел более успешно.
Кара открыто и ехидно улыбалась, видя, как брат понуро и нарочито медлительно собирал свои писчие принадлежности, оттягивая неизбежность. Особенно не дружил он с чистописанием. Его почерк был похож на следы чаек на песке, которые делили где-то добытые лакомые кусочки.
Кастия, чьи занятия только-только начались, от них еще не устала, а потому и не понимала, почему их надо не любить. Под присмотром аккуратной и сверхответственной Кары она старательно писала положенные палочки и крючочки, сидя рядом с огорченно вздыхавшим старшим братом.
В свободное от занятий и домашних дел время Кара терпеливо училась шить и вязать, перенимая полезные во взрослой жизни навыки, а Кастия — старательно читала вслух толстую книгу легенд и истории Синтери, подаренную ей бабушкой.
Несколько раз к ним пробирался Терррин, удиравший от своих занятий, хотя, как говорила его мама, среди сверстников он считался прилежным учеником. Появлялся он не один, а обычно вместе с отцом, главой другой артели, который приходил к Хаиду обсудить их общие дела.
Пока мужчины, сидя у камина в большой комнате, строили планы, рисовали какие-то схемы и, как они говорили, "прикидывали пути дальнейшего развития", парни шептались в комнате мальчиков.
Кастия не слышала их разговоров, но родители одобрительно отзывались об их дружбе, считая, что целеустремленный Террин — хороший пример для сына. Кара рассказывала, что еще до появления Кастии в семье случился большой переполох, из-за которого дружба мальчишек едва не прекратилась.
Оказывается, мальчишки, им тогда было не больше десяти-одиннадцати циклов, ныряли с утесов на восточном побережье за жемчужинами. И Верт, который едва ли не с младенчества плавал как рыба, почти утонул.
Его вытащил Терррин, который и организовал опасное ныряние. Кое-как откачал и доволок до ближайшего Храма, где Верта подлечили. Из Храма мальчишек забрал серый от ужаса Хаид.
Ялма тоже стала белой как стены Храма, когда услышала отчет лекаря.
— Верт, сыночек, — со слезами проговорила она, крепко обнимая растерянного ребенка и прижимая к себе, — это очень красивые жемчужины. Спасибо тебе большое. Только я тебя умоляю…. Не ныряй больше с тех утесов… Там скалы, бурные воды, ты ведь чудом выжил…
Она с трудом подбирала слова, чтобы не напугать сына, начинавшего считать себя взрослым мужчиной. Конечно, забрала подаренные ей жемчужины — маленькие, сероватые, — преподнесенные сыном на ладошках, сложенных лодочкой. Затем снова крепко обняла мальчика, прижав к себе с желанием никогда его больше не отпускать. Но мальчик уже не так охотно принимал все эти "нежности", поэтому ей пришлось разжать свои дрожавшие руки.
— Я тебя молю, — повторила Ялма, — Верт, не принимай участия в таких рисковых идеях. Обещай мне… Поклянись..
— Мальчишек учили уму-разуму все желающие. Родители и наши, и его много и долго говорили. Верт поклялся, что нырять не будет. Террин — уж, не знаю, обещал подобное — явно что-то делает запретное, — Кара с удовольствием улыбалась, рассказывая сестренке давнюю историю, — Так, что родители не против общения брата с Террином, но все равно их проверяют. Ведь Террин — такой своевольный, — она сообщила это почти с гордостью, добавив, — его мама говорит, что он тоже пообещал не рисковать. Только я думаю, что он не отказался от своих планов. А они, по словам его мамы, у него точно есть. Вот поверь мне, он что-то задумал, и наш братик об этом знает… Я точно говорю.
Кастия, раскрыв ротик, смотрела на сестру. С ее пера, забытого в ручке, сорвались несколько капель чернил и испортили листок. Кара, отвлекшись и увидев это, неодобрительно покачала головой.
— Кас, тебе надо следить за пером, — укоризненно сказала она, — теперь придется переписывать весь лист.
Кастия с ужасом посмотрела на листок, потом на свои уставшие пальчики и насколько могла твердо возразила:
— И так пойдет! Я не буду снова писать столько! — она прикрыла осторожно ручками листок, отбросив в сторону перо.
Старшая девочка снова неодобрительно покачала головой и решительно отодвинула руки сестры, чтобы забрать испорченный листок и уничтожить, как любила делать.
Девочка категорически не была согласна переписывать, поэтому почти легла на испорченный листок, не давая его своей мучительнице и завопила:
— Мама, мама, она заставляет меня переписывать!
Ялма в эти дни обычно чаще находилась в своей мастерской-травнице, оборудованной в одной из дальних комнат, и потому не услышала нарастающего противостояния.
В конфликт вмешались так некстати находившиеся в соседней комнате парни. Сначала влетел Верт, который очень болезненно реагировал на дополнительные занятия и задания и рад был любым отвлечениям от них. Затем зашел Ярет и последним заглянул Террин, которому вообще не полагалось, как постороннему, входить в комнаты девочек.
— Что у вас тут? — грозно спросил старший брат, а Кастия, некрасиво захлюпав носом, но не отрывая рук от листка, обиженно указала подбородком на сестру со словами:
— Она заставляет меня переписывать из-за чернильных пятен. Меня даже мама не заставляет это делать, а она заставляет! А там все хорошо!
Ярет закатил глаза при этих словах, тяжко вздохнув, а Террин захохотал.
— Слушай, рыжик, ты учись прилежнее, а то тебя замуж не возьмут, такую неприлежную, — заявил он, бросив взгляд на зардевшуюся "наставницу", — Как только узнают, что у тебя чистописание с чернильными пятнами, и не придут свататься…
Невоспитанные в должной мере представители мужского рода дружно расхохотались. Кара мучительно покраснела, отойдя на шаг от стола и вредной младшей сестры. Такого стыда она не испытывала никогда в своей жизни. Она нервно теребила краешек белоснежного передничка и не знала, куда ей деться.
Это же надо было Кастии закричать? Разве она, Кара, была неправа?! Мысленно она аж задохнулась от возмущения. И стыда, что у рядового, в общем-то случая, появились свидетели. И кто…О, Боги, какой ужас!
Кастия хихикнула и, поняв, что ее писанину уже не отнимут и не порвут поднялась со стола. Тогда обнаружилось, что защищаемый ею листок сильно смялся, а чернила попали на платье. Увидев это, Кара болезненно сморщилась, а Верт невежливо хмыкнул и объявил: