Перед тем, как наполнить водой, девочки — Кара и Кастия — мыли его после предыдущего использования. Помывка получилась очень веселой. Помыть дно чана доверили Кастии как самой маленькой, Она в него забралась полностью и усердно возила мочалкой с мыльным корнем по дну, подражая сестре. Выныривая из своего укрытия, она бросала в нее мыльными хлопьями.

Девочка не отличалась меткостью, а снаряды, к тому же, были слишком легкими, поэтому редко долетали до Кары, чаще повисая на бортах лежавшего на боку чана.

Кара, которой на днях исполнилось целых тринадцать лет, что было поводом считать себя взрослой, все равно с удовольствием снисходила до совместных забав с младшенькой. Желая ее порадовать, она часто поддавалась, подставляясь. После каждого "попадания" обе — и метательница, и "жертва" — заливались веселым смехом. Чтобы не стать единственной промокшей под мыльным обстрелом, Кара время от времени ответно "попадала" в сестру. Чему та нисколько не противилась.

Солнце поднималось все выше на небосводе, и неожиданно сначала один, потом второй и третий его лучики осветили угол террасы, в котором девочки резвились. С любопытством обнаружив мыльную пену, солнышко обрадованно рассыпало по дощатому полу и даже перилам разноцветные пятнышки.

Кастия наконец дотерла свою зону ответственности и попой вперед вылезла из чана, сообщив:

— Все! Я помыла. Там теперь все чисто, — ее счастливая мордашка в обрамлении влажных кудряшек вызвала улыбки присутствующих.

Девочка росла старательно и упорной. Она успешно училась, посещая занятия бабушки и Каты. Все, что ей рассказывали, она впитывала как губка. Мать Ялмы была права, после первых месяцев, когда девочка отдавала очень много окружающим, наступил спад.

Больше не было странного свечения и толп желающих к ней прикоснуться. Все закончилось постепенно. Жизнь вошла в обычную колею. Дети учились, а взрослые занимались своим делом.

— Ты — умница, дорогая, — подражая матери, мелодично пропела Кара, подавая руку и помогая сестре подняться.

Кастия еще не вышла из того возраста, когда смеются не столько потому, что действительно смешно, а скорее "за компанию". Поэтому видя улыбающиеся ей лица, она рассмеялась, поднялась и, оглядываясь вокруг (в отличии от сестры, она еще не знала, что последствия уборки тоже им убирать), оттерла влажным рукавом лобик и заодно откинула назад волосы с лица.

Она была первой, кто увидел, как среди деревянных перил появилась маленькая мохнатая белая лапка. Как раз рядом с большим клоком мыльной пены, которая каким-то чудом еще не сорвалась вниз, на траву. И осторожно ее попыталась потрогать, но чего-то испугалась и исчезла. Затем повторила попытку.

Если бы лапка была серой, то вряд ли бы ее заметили. Но белый мохнатый носочек… Лапку было хорошо видно в тени столбиков. Вслед за первой появилась еще одна, а затем серая мохнатая головка с ушками и огромными желтыми глазками. Дальше всего миг и на террасу подтянул тельце и свою мохнатую пятую точку с тонким хвостиком котенок. Совсем крошка. Серый мохнатый с белыми чулочками на передних лапках.

— Ой, какой ты хорошенький! — пропищала Кастия и шустро на четвереньках направилась к незванному гостю.

Кара, собиравшая мокрые тряпки и переливавшая остатки воды в одно ведро, чтобы освободить второе для чистой воды, обернулась. Увидев пушистого малыша, она осторожно направилась за сестрой.

Котенок, развернувшийся к странному пузырчатому пятну, которое привлекло его сюда, неожиданно оказался в ловушке в углу террасы. К вящему удовольствию Кастии, которая села в шаге от него прямо на пол и весело сообщила:

— Попался, пушистик!

Кара присела рядом с сестрой и осторожно протянула руку к пленнику. Котенок вытаращил глазки и испуганно попятился. Уперевшись в стену позади, он присел на задних лапках и негромко, но протяжно хыкнул.

— Какой ты маленький и мохнатый! — захихикали девочки.

— Он шипит, мам, — сообщила Кара, полуобернувшись к матери. Ялма, вытирая руки полотенцем, подошла поближе и предупредила:

— Девочки, осторожно. Он, видно, не ручной. Раз шипит, значит боится… Смотрите не подставляйте руки, он может оцарапать. И не кричите…Вы его пугаете..

— Он такой милый, — прошептала Кастия, начиная умиленно сюсюкать, — Откуда ты появился, малыш?

Мохнатый гость на увещевания не поддался, а приподнялся столбиком, готовясь защищаться. Крошечная мохнатая лапка, выпустив такие же небольшие, но очень острые коготки, мазнула в воздухе.

Вторая в этой демонстрации силы не принимала участие. Было впечатление, что малыш ею балансирует для равновесия. Видя, что захватчики продолжают улыбаться и значительно тише хихикать, он снова хыкнул и отчетливо зашипел.

Кастия протянула ручки, но маленькая лапка вновь угрожающе поднялась. Девочка отдернула руки и жалобно сказала:

— Мы тебя не обидим, крошечка… Мама, можно мы его у себя оставим? — она посмотрела на мать, которая, закусив губу, задумалась насколько им нужен котенок.

Во дворе уже жили серая красавица и крупный лобастый черный кот, которые регулярно пополняли кошачий генофонд острова своими потомками. Ещё не забылось, что буквально только луну назад Ялме пришлось раздавать их очередных деток. К счастью, желающие находились.

Тем временем, котенок снова зашипел, не сводя огромных глазенок с захватчиц и желая их напугать, но лишь привлек к себе внимание и новый виток восхищенных аханий. Ялма с сомнением посмотрела на процесс приручения и покачала головой.

— Он — дикий, Кастия, — сказала она, — Его сначала поймать надо, но он готов драться, защищаясь…

Тут между столбиком перил и стеной просунулась поцарапанная и загорелая почти до черноты рука, ловко ухватила не ожидавшего такого поворота котенка и вытащила его с террасы.

Девочки синхронно взвизгнули, вскочили и уставились поверх перил на того, кто утащил у них из под носа мохнатого агрессора. Ялма тоже удивленно заглянула за угол.

— Испугались? — весело, но с некой долей ехидцы поинтересовался Верт. За прошедшее лето он сильно вытянулся, догнал и немного перегнал отца. И несмотря на то, что жевал он постоянно, сметая все съестное за пару мигов, был худющим как столб на площади, на котором развевался островной флаг.

"Не в коня корм", говорила Велла когда-то про своих сыновей в том же возрасте. Сколько не съедали они, но жирок на костях не задерживался. Все уходит в рост. Сколько еще времени пройдет прежде, чем все утрясется? По подсчетам Ялмы, несколько лет. Ее муж и братья стали не такими худыми лишь после достижения двадцати-двадцати пяти циклов.

Рядом с Вертом стоял его друг Террин, такой же длинный и худой, загорелый, казалось бы, еще больше, чем товарищ. Из-под шапки спутанных черных кудрей сверкали неожиданно светлые то ли серые, то ли синие глаза, на которые начинали засматриваться островные девчонки.

Он-то и утащил малыша. А теперь прижал к себе мохнатый задиристый комочек и грубовато поглаживал вечно расцарапанными пальцами по головке между испуганно дергавшихся ушек. Тельце котенка вздрагивало при каждой ласке. Он уткнулся мордашкой в рубашку. Не вижу — значит ничего нет страшного, так, очевидно, он посчитал.

— Вы уже вернулись с моря? — удивилась Ялма, — Где отец и Ярет?

— Там, идут, — неопределенно махнул рукой Верт и, потянувшись к другу, погладил котенка по голове, — Откуда вы его взяли? У кого-то кошка окотилась? — деловито поинтересовался он, — Это же не от наших…

Ялма предупреждающе сверкнула глазами. Мол, сам разносил, разве уже забыл?

— Его Вито не затреплет? — поинтересовался Террин, покосившись на выскочившего из дома большого пса.

Парень осторожно отцепил коготки от своей рубашки и поднял кроху на уровень глаз, чтобы разглядеть его мордашку.

— Не отпускайте его во двор, пока он не подрастет…, — добавил он.

— Он на нас шипел и говорил вот так: "ххх…", — Кастия с невероятным удовольствием сообщила это и изобразила кошачье хыканье.