Пора было устроить место для сна. На чемодан вполне можно было опереться спиной, и Ленка поставила своего «попутчика» в один из углов ямы. Выбрала из имевшихся кольев те, что были посуше, и разложила их перпендикулярно к импровизированному изголовью кровати. Потом надела поверх джинсов велюровые штаны, поверх шапки натянула на голову капюшон куртки и, закутавшись в большую тёплую шаль, села на колья, прислонившись спиной к другу по несчастьям. Она очень долго не могла уснуть: мысли, что пчёлы в улье, роились в голове, то разлетаясь, то снова собираясь, жужжа и жаля её разум, и без того воспалённый происходящим. Но время, проведённое в стенах медобщежития, научило Ленку засыпать и в любом положении, и при включённом свете, и при музыке на всю катушку, и даже при танцующих под тяжёлый рок соседях по комнате. Это её умение не раз помогало «отключаться» в шумных душных электричках и гремящем метро по дороге на стройку, чтобы хоть немного добрать недостающие минуты отдыха. Вот и сейчас, несмотря на все неудобства, воспоминания о неприятностях последних нескольких дней песней Морфея в конце концов убаюкали Ленку, и она провалилась в сон.

Один раз среди ночи она проснулась – очень захотелось «по-маленькому». Отойдя в дальний угол от места ночлега, который был всего-то в двух шагах, быстро облегчилась и вернулась в «кровать», недоумевая: «Как же узники проводили в ямах по несколько месяцев или лет? Это же уму непостижимо: гадить там, где приходится находиться всё время!» Она снова укуталась шалью и вскорости задремала, хоть её зад уже принял форму стиральной доски и жутко ныл от «мягкости» перины. «Принцесса на кольях, ё-моё!» – была последняя мысль перед тем, как сон избавил тело от болезненных ощущений.

Её разбудили пение птиц и мелкая дрожь – тонкий пуховик всё же не был рассчитан на ночёвки под открытым небом. Солнечные лучи весёлыми брызгами пробивались сквозь кроны деревьев и ветви, накрывавшие яму, а воздух, пропитанный сыростью и свежестью весеннего утра, доводил до мурашек. «Слава Богу – светло! И что я жива – тоже», – порадовалась она и тут же проверила, не появилась ли за ночь связь. Чуда не произошло.

От долгого сидения в одном положении тело не хотело разгибаться. Ленка заставила себя встать и сделать несколько упражнений, чтобы вернуть подвижность торсу и конечностям и чтобы согреться. Заплетя волосы в косу и спрятав её под шапку, она хорошенечко размяла шею, а за ней основательно помассировала поясницу. Затем приоткрыла чемодан и, аккуратно сложив вещи, спасшие её от холода ночи, запихнула их внутрь. Подняв до упора телескопическую ручку, Ленка затянула на ней снятый с джинсов ремень, надеясь, что, когда выберется сама, сможет вытянуть свой багаж. Конец ремня (насколько он мог быть поднят вверх) закрепила на корне дерева, торчащем из угла ямы.

Ленку мучила жажда. Достав из рюкзака бутылочку, она выпила только половину от имевшейся воды, решив оставить хоть немного жидкости про запас. Сняв кроссовки, очистила засохшую на них грязь об остриё кольев и тем самым значительно облегчила обувь. «Ну, что, надо пробовать!» – сказала она, надевая на плечи рюкзак, а на руки печального вида перчатки. Чемодан продолжал стоять в углу во весь свой рост. «За угол будет легче зацепиться и вылезти», – пришла в её голову светлая мысль. Загнав пальцы в землю и удерживаясь таким образом, она смогла взобраться на свою чудо-лестницу. Осторожно разгибая колени, приподнялась, переставляя руки выше и выше к заветному краю. И когда спасение было близко – Ленка уже на локтях висела над местом своего заточения, перед её лицом возникла пара чьих-то ног, обутых в лапти. Она подняла глаза и встретилась взглядом со светловолосым бородатым мужчиной с лицом, покрытым канавами морщин и походившим на жуткого лешего. Не сгибая колен, он стал медленно наклоняться к ней. От неожиданности Ленка вскрикнула и в страхе, желая прикрыть лицо руками, оторвала их от земли, не удержавшись, полетела вниз, сначала на чемодан, потом на разложенные на земле колья и, ощутив жуткую боль, потеряла сознание.

Очнувшись, Ленка обнаружила, что лежит в чём-то очень раскачивающемся. От этого качания её начало мутить: голова кружилась, в глазах всё расплывалось, вчерашний ужин просился наружу. «У меня, наверно, сотрясение. Шутка ли – столько падений за одни сутки. Как я вообще ещё дышу?» – мысленно рассуждала она, пытаясь сфокусировать взгляд, и поняла, что «качели» эти были телегой с бортами, сплетёнными из толстых прутьев, и с дном, застланным сеном. Близко к её лицу лежала деревянная лестница, а на ней рюкзак. В ногах в такт средству передвижения раскачивался верный друг чемодан, на ручке которого продолжал болтаться ремень. «Значит, вытащил и меня, и барахлишко моё», – подумала она и решила дать знать своему спасителю, что очнулась. Но попытка приподняться не увенчалась успехом: руки и ноги оказались связанными. Не понимая, что происходит, и не видя того, кто это сделал, Ленка попыталась голосом заявить о себе, только в горле пересохло и достичь желаемой громкости ей не удалось.

– Слышь, мужик, на хрен ты меня связал? – прохрипела она. – Я не буйная. Давай, освобождай, руки затекли.

На удивление, её тихий призыв был услышан, и повозка резко остановилась. Вскоре к «корзинным» бортам телеги приблизился тот «леший», что напугал её, а за ним лохматый юнец с длинной косой чёлкой, прикрывавшей ему пол-лица. На Ленку уставилось три серо-голубых глаза, в которых читались и интерес, и испуг.

– Ну, что вылупились? – ей удалось прибавить голосу звука.

Она понимала, что лучше не нагнетать обстановку, но злость на связавших, хотя и вытащивших её из ямы людей, взяла верх над благоразумием.

– Прикалываетесь, что ли? – Ленка дёрнулась всем телом, и от этого движения в глазах у неё потемнело. – Развязывайте, пошутили и хватит! – уже тише сказала она.

Её спасители-пленители переглянулись и в недоумении снова направили свой взор на женщину.

– Говорит не по-нашему, – произнёс старший. – Откуда только взялась такая?

– Деда, давай поскорее отвезём её к тиуну. Пусть он думает, как с ней быть. Боюсь я её. Ишь какие волосы красные из-под шапки торчат, а глаза как у змеюки сверкают, и одета как муж. Поспешаем, деда.

– В смысле, не по-вашему? – из последних сил возмутилась Ленка. – Что городите? С каких пор в России русский язык за нерусский принимают? Развязывайте, не придуривайтесь.

– Деда, умоляю, поторопимся, – взвизгнул парень и отскочил от телеги. – Ещё наговор какой на нас сделает. Кто её знает, что она бормочет. Едем, недалеко уже! – добавил он, и телега дёрнулась с места.

«Что за бред? Как это они меня не понимают? Я же понимаю, что они говорят, – пробормотала Ленка. – Хотя, слова их, правда – как-то странно звучат: скуфия, влодь, изведь2. А откуда я знаю, что они означают? – задала она вопрос воздуху». Но ответа не услышала. Снова перед глазами всё поплыло, и Ленка отключилась.

Она пришла в себя в тот момент, когда какой-то мужик, находившийся в телеге рядом с «лешим», постукивая по пластику её чемодана, говорил ему:

– Мудрёный ларь. Где такие делают и из чего? Не знаешь?

– Откуда мне знать, – ответил тот.

– И жезл непонятный, и верёвка на нём дивная, – добавил «новенький», разглядывая телескопическую ручку чемодана и затянутый на ней ремень, сплетённый из сине-голубых нитей.

– Смотри, очнулась, – прошептал «леший», и второй незнакомец попятился в другой угол телеги.

– Пока я без сознания, вы обокрасть меня решили? – спросила Ленка.

– Слышишь, Василько, как она говорит? Не по-нашему. А иные слова на наши похожи, – произнося это, «леший» не отрываясь смотрел на женщину.

– Развяжите меня, пожалуйста, и отпустите. Не берите грех на душу, – тихо сказала она.

– Во-во, слыхал – про грех говорит? – не унимался «леший». – Пойду-ка я посмотрю, может, тиун уже вернулся. Пусть он её послушает и решит, что с ней делать.