Дверь распахнулась, и на пороге появился он – когда-то её бог. Увидев Ленкины ноги на столе, Дмитрий послал в их сторону такой испепеляющий взгляд, что, казалось, подошвы кроссовок могли бы воспламениться. Но Ленка даже не шелохнулась, лишь пристально смотрела на вошедшего, ожидая нелестных слов в свой адрес.
– Почему ты здесь? – спросил он, закрывая дверь.
– Ты же меня позвал, – наконец, убирая ноги со стола, ответила она.
– Не обязательно было ждать в моём кабинете, – недружелюбно пробурчал Дмитрий, снимая пальто и пряча его в шкаф.
Затем он подошёл к даме, восседавшей на его «троне».
– А ты думал, что я в приёмной посижу, поговорю по душам с твоей секретаршей? Расскажу ей, как стоит заботиться о тебе, а чего делать не нужно? В общем, проведу ликбез на тему тихой и счастливой семейной жизни? – съязвила Ленка, вставая и освобождая кресло.
Жестом руки она как бы приглашала мужчину занять величественное место, а сама в это время присела рядом на край стола.
– Хотя, как бы я с ней поговорила? Она же всё время опаздывает. Не замечал? Пора бы наказывать. Ремень, плётка. Всё такое…– Ленка ядовито усмехнулась.
– Не мели чепухи.
На этот раз от его колкого взгляда у Ленки по телу побежали-таки мурашки. Дмитрий сел.
– Хорошо, скажу по-другому, – продолжила она, при этом её губы расплылись в притворной улыбке. – Я считаю, что имею полное право сидеть здесь, а не в приёмной, потому как этот кабинет построен вот этими руками и этими же руками в нём расставлена мебель, – она протянула к лицу Дмитрия обращённые кверху ладони и добавила: – Такой ответ тебя устраивает?
– Во-первых, убери, пожалуйста, свой зад со стола, – медленно, чеканя каждое слово, произнёс он. – Вокруг столько кресел, любезно тобой расставленных, что какое-нибудь да должно приглянуться твоей попе, – Дмитрий сделал паузу. – Во-вторых, если на то пошло, этими же руками ты и приёмную строила. Что, не удалась комнатка, плоха для тебя? – говоря это, он свёл вместе Ленкины ладони и опустил их вниз. Она залилась краской гнева, готовая кинуться в словесную перепалку, но Дмитрий опередил её следующей фразой: – Ладно… послушай, – начал он более миролюбиво и всё же с нотками раздражения, – я не хочу ссориться, разговор и так не из лёгких. Пожалуйста, сядь, и давай попытаемся спокойно всё обсудить.
Ленка, не проронив ни слова, отошла к другому краю стола, выдвинула кресло, располагавшееся напротив «трона», села и стала внимательно смотреть на своего собеседника.
– Хорошо, – сказал он, – с чего же …
Десятисекундное молчание, казалось, длилось вечность. Не сводя глаз с мужчины, поставив на стол локоть левой руки и прижав ноготь большого пальца к губам, подушечками пальцев руки правой она перебирала на столе невидимые клавиши, словно наигрывала беззвучную мелодию. И, судя по выражению лица, это была седьмая часть Реквиема – «Lacrimosa»1, а слова: «Этот слёзный день настанет…» были сейчас отражением её чувств – день настал.
– Лен, нам нужно закончить наши отношения, – наконец решился объявить Дмитрий. – Мы с тобой почти месяц не живём вместе, ты прекрасно всё знаешь, видишь, понимаешь. Нет смысла дальше играть в мужа и жену.
– Особенно, если мужем и женой мы не были, – добавила она.
– Официально не были, но не нужно утрировать, ты же знаешь, что всё это время я считал тебя своей женой. Думаю, что и я для тебя был кем-то большим, чем просто мужчиной рядом.
«Кем-то большим?! Сволочь! Ты был для меня всем!» – хотелось крикнуть ей. Но она молча отвела глаза, потому что предательские слёзы подобрались так близко, что стало трудно дышать. «Невозможно подготовиться к расставанию, сколько ни старайся, не-воз-мож-но! Ты проигрываешь разные варианты, придумываешь, как поведёшь себя в случае, если он скажет то, или если скажет это. Но всё равно не можешь победить боль, которая разрывает душу при мысли, что семнадцать лет совместной жизни – это уже только «опыт», и ничего более», – звучало в Ленкиной голове. Прикусив ноготь и остановив игру на пианино-невидимке, она всё же удержалась от слёз и вернулась взглядом к мужчине. А он продолжил, опустив глаза к столу:
– Оставить тебя в клинике я тоже не могу.
«Вот оно! Добивает! Он отлучает меня не только от себя, но и от детища, которое создавалось совместно, над которым днём и ночью трудились, забывая есть, спать, забывая просто жить, – не рожая детей, потому что было «не время», не беря отпусков, не навещая родителей, не встречаясь с друзьями. Каторжный труд трёх лет стройки и пяти первых лет с момента открытия клиники – дань, которую мы вместе заплатили за сегодняшний день! Сытый… но такой горестный!» – эта мысль у неё пронеслась, точно пуля, и сердце защемило с такой силой, что Ленка слегка согнулась по направлению к столу.
– Почему? – набрав в лёгкие побольше воздуха, каким-то не своим голосом произнесла она. – Я не могу остаться с тобой – это понятно, хотя и не понятно, – фраза прозвучала так, словно была насквозь пропитана болью, – но почему я не могу остаться здесь, на своей работе? Почему, Дим? Зачем так-то?
– Как раз потому, что, оставаясь здесь, ты будешь находиться рядом со мной. Я не смогу так работать, неужели не ясно?
– Тогда почему не уйдёшь ты? – последовал её тихий безнадёжный вопрос.
– Потому, что это моя клиника! – сначала залившись каким-то идиотским смехом, потом побагровев, прокричал Дмитрий и стукнул ладонью по столу.
– Твоя клиника, говоришь? – Ленка с презрением смотрела на своего «героя». – Как быстро она превратилась только в твою! Стоило увлечься другой бабой – и память напрочь оставила тебя?! Не смей говорить, что это всё твоё! Да, она строилась на деньги твоих родителей! Да, ты у нас – светило! Да, без твоих чудесных рук и дара хирурга клиника не была бы такой, какой стала. Но зачем со счетов ты сбрасываешь меня? Разве мои голова и руки трудились меньше?! Господи! Как же противно всё это – все эти слова твои! Я не понимаю, как может мужчина, который жил рядом столько лет, вот так в один момент лишить меня всего?!
Казалось, она вот-вот взорвётся: руки тряслись, голос дрожал, взгляд был безумным. Дмитрий ещё ни разу не видел её такой, но отступать он не собирался.
– Очнись, Лена! Что значит, лишить всего?! А так, на минуточку, трёшка в Москве – это, по-твоему, безделушка? И ездишь ты не на велосипеде! Про шмотки я вообще молчу!
Хозяин кабинета встал и нервно зашагал от стола к окну и обратно.
– Лучше бы ты совсем молчал, – тихо сказала она. – Ведь знаешь, что работа и есть моё «всё», особенно с того момента, когда ты лишил меня тебя.
Вид у Ленки был такой, будто ей огласили расстрельный приговор с немедленным приведением в исполнение. Губы потеряли свой цвет, почти слившись с кожей, а глаза застыли, уставившись в одну точку. В комнате повисла мучительная тишина, слышно было только тиканье часов, отсчитывающих секунды до расставания. Дмитрий стоял у окна и был так напряжён, что желваки ходили по его лицу. Он первый нарушил молчание:
– Лен, я дам тебе пару лямов, чтобы было на что жить, пока ты не найдёшь себе…
– Спасибо! – не дав ему закончить, Ленка встала и, слегка качаясь, пошла к двери. – За всё спасибо!
Он смотрел на неё молча, без глупого «Подожди!», зная – если эта женщина сделала шаг, остановить её было уже невозможно.
«Нужно выйти из кабинета так, чтобы Димкина зазноба не побежала сразу же по коридорам рассказывать каждому встречному, как ужасно выглядела Елена Владимировна, пообщавшись со своим «бывшим»», – подумала Ленка. Благо, дверь в кабинет была двойной, и вторая, ведущая в приёмную, оставалась прикрыта. Стоя на этом маленьком островке между двумя дверями, закрыв лицо руками, она несколько секунд приходила в себя, потом глубоко вдохнула и вышла в залитую светом комнату, где за массивным столом сидела миниатюрная девушка двадцати трёх лет от роду, красивая, голубоглазая, но без особых признаков интеллекта на лице.
