С тех пор я прочитала массу книг о кибербезопасности, взломах, дезинформации и многое узнала о противостоянии им. Много читала о The Cambridge Analityca[1], смотрела фильмы о работе новых политтехнологий. Сегодня без этой информации невозможно понимать политику. Потому как Интернет – это новая дополнительная реальность, способная как усиливать политиков и государства, так и подрывать их.

Все кампании воздействия с нелегальным сбором персональных данных, таргетированием рекламы на основе этих данных и использованием огромного количества ботов базировались и базируются на основе идеологии разделения общества. Берешь за основу самые большие страхи и исторические травмы общества, эмоции боли, негласно (ботами, соцсетями, хештегами, эмоциональной и таргетированной рекламой) раздуваешь тему и агрессивно настраиваешь общественные группы одну против другой. Тогда часть людей будет голосовать яростнее, больше сторонников политсилы придет на голосование. На другую же часть населения, которая еще не определилась, или на сторонников оппозиционной силы должны действовать раздражители, чтобы люди усомнились в своем выборе, чтобы шли голосовать за созданное стремление к «справедливости». Боли общества – это инструмент политтехнологов. В развитых странах это вопросы иммиграции, расизма, прав меньшинств. Эти травмы превращаются в «грязный секретик, которым они делятся с некоторыми своими сторонниками и с помощью которого втихаря манипулируют раздражением миллионов других своих сторонников» (Бен Элтон, «Кризис самоопределения»).

В Украине темы, которые используют для разделения, – это патриотизм, язык, вхождение страны в ЕС или направление в сторону России.

Понятно, что господин Порошенко пользовался этими же приемами и технологиями. Пользовался и при проведении кампании, и уже после проигрыша, разделяя украинское общество вопросами языка, кого-то определяя как лучших патриотов, кого-то – как худших, вбрасывая в информационное пространство темы, которые раздражают общество, искажают реальность. Он заполонил украинские соцсети ботами, выводил людей на улицы, вливал финансы в медийные (и соцмедийные) каналы. Таким образом, кампания 2019 года стала едва ли не самой грязной в истории Украины.

«Лихие девяностые» для него были успешными. Настолько успешными, что, самоутвердившись в то бурное время, он не захотел жить по законам цивилизованной демократии. И даже внешне притворяясь великим гетманом современности, действовал методами «авторитета» 1990-х.

Так и получалось, что все новое Порошенко подстраивал под правила хаотического бандитизма, даже виртуальную реальность. И кроме образцовых людей-фейков, таких как Ирина Геращенко, Владимир Арьев, Алексей Гончаренко, Виктор Уколов, которые швырялись безумными обвинениями, тщательно отрабатывая «темники» в соцсетях и на каналах Порошенко, создавались десятки, а то и сотни тысяч безликих аккаунтов: всех этих «Раиса Раиса», «Патриот Патриот» и «Борцов за Справедливость» с повторяющимися картинками и пустыми профайлами. Они громко звучали в комментариях – одинаковыми месседжами, как под копирку, создавая видимость полемики между оскорбляющими друг друга и брызжущими ненавистью украинцами.

Лучшие патриоты. За мову, за свободу, за Украину…

Почему же формула, которая сработала в западных странах, не сработала у нас? Хотя казалось, что шансов для Трампа и Brexit на Западе было намного меньше, чем для Порошенко у нас, в обществе намного более разрозненном и с отсутствием четкой парадигмы самоидентификации. Я вижу один из ответов: на разделение украинцев ради политической выгоды работали едва ли не все политические силы с 2002 года. Фактически у нас не было ни одной политической кампании, где бы не пытались разделить украинцев. И когда Владимир Зеленский пришел с новой идеологией – объединения, – сработала инстинктивная жажда жизни, желание жить и быть счастливыми, инстинкт самосохранения и стремление к заботе, которой украинцы никогда не знали.

Зеленский навсегда изменил украинскую политику. Он «отключил» бóльшую часть украинской политической «элиты», привлекая людей из бизнеса, искусства и телевидения. Он менял нарративы в стране, сглаживая конфликты между недружественными идеологиями. Он представлял украинскую идентичность такой, какая она была, – без пафоса, но с множеством разных привкусов, не как страну, достойную сожаления, а как динамичную европейскую демократию.

Бедность – это не просто отсутствие достатка, дома, одежды или пищи. Бедность – это препятствие к построению сильного общества.

В детстве, в школе объясняли просто и метафорически: у человека есть два крыла, одно материальное, второе – духовное. Пока не будет работать первое, второе тоже не расправится.

Но вот в чем суть. И без второго на одном крыле далеко не взлететь.

Бедный человек нацелен на выживание, поэтому, выбирая между едой и книгой, он выберет продукты, а не чтение чего-то нового. Бедность – это когда не собираешься платить за интеллектуальный продукт, не ездишь по регионам и в другие страны, не изучаешь другую культуру, не понимаешь ее и не хочешь понимать. Бедность – это когда ты выживаешь в своем маленьком ограниченном мире без возможности узнавать что-то новое и развиваться.

Для бедного человека потребительство становится ценностью, становится культурой. Он ценит материальное больше духовного и по возможности старается не думать о последствиях и коррупции. Бедность ослепляет еще сильнее богатства.

Бедность понимает негатив и не воспринимает позитив. Потому что негатив – это реальность бедности. Бедность не верит в позитив, которого почти нет в ее жизни. Бедность часто не верит в добро, в бескорыстность, человечность, преданность, неравнодушие.

Бедность материальная часто отзеркаливается бедностью интеллектуальной и культурной. Бедность порождает стереотипы, верит в ложь и не верит в людей. Бедность груба, лишена этики, агрессивна и беспощадно дурна.

Вот почему в бедной стране трудно выстроить сильные институции, вот почему так легко подорвать то, что есть. Искажение реальности в бедной стране происходит значительно легче, чем в богатой. А в эпоху развития технологий и подавно.

Вот почему так важно бороться с бедностью, искоренять ее в каждой стране. Всегда. И стремиться к общему, максимально выровненному процветанию для каждого жителя.

Стремление привести страну к макроэкономической стабильности с долговременным планированием приобрело в каденцию Владимира Зеленского новое название – «соросятство», а тех, кто отстаивал эту идеологию, называли ласково-пренебрежительно «соросята». Выдуманное слово проолигархических конспирологов стало частью политических диалогов.

Первое правительство Зеленского в большей мере подходило под это название, поскольку возглавлялось прозападным смельчаком и карьеристом Алексеем Гончаруком. «Два метра секса» – так называла тридцатипятилетнего главу «соросятского» правительства моя подруга. Он стремительно въехал в кабинет министров на самокате, рассадил своих министров, предложил массы законопроектов, чтобы подать в отставку так же стремительно в марте 2020 года.

Он запомнился трудолюбием, амбициозностью, быстрой сменой масок, колоссальной накопленной агрессией, которую щедро выбрасывал в парламенте, за что получил соответствующее неприятие, а также периодом самой большой активности в предложении реформ и голосовании за них. Именно при нем Украина стала известна на Западе благодаря так называемому «турборежиму», когда с августа до конца года было проголосовано за 150 законопроектов, отменяющих многие устаревшие, законсервированные еще при СССР нормы и трансформирующих рынки Украины.