Да и в том, что такое украинская идентичность, ни одной политической силе так и не удалось определиться. Петр Порошенко пытался искусственно насадить консервативные идеалы начала ХХ столетия, утратившие свою актуальность и для многих не являющиеся привлекательными. Он потратил уйму усилий на построение формулы идентичности со слишком хрупкими компонентами: армия, на которой наживалось его окружение, язык, на котором не говорила его семья, вера, которую он отождествлял с автокефалией украинской церкви и которую использовал для попсового электорального тура с Томосом.
Западные журналисты и дальше приравнивали украинскую идентичность к легендам о храбром казачестве, караваям, которые лепят сельские девушки на свадьбу, и рождественским колядкам, которые пели от хаты до хаты еще в гоголевских рассказах. Украина для западного читателя идентифицировалась с крестьянством и оставалась постсоветской провинцией. Будучи более четким, чем предыдущие президенты, Порошенко тем не менее избрал тот же путь отрицания масштабности, многозначности, сложности, разнообразия, пестроты, противоречивости современного украинского общества ради слишком узких определений, чтобы стать автором простой и доступной формулы нашей идентичности. Чем больше он насаждал свою формулу, тем более неестественной она оказывалась. И в результате получила отторжение у большинства общества, как будто плохо подобранная кожа не прижилась во время неудачной косметической операции.
К концу 2018 года, когда в президентские кандидаты опять выбилась давно известная пара – Петр Порошенко и Юлия Тимошенко, у народа заметно проявилась усталость. Фактически это означало отсутствие политической элиты, смену одних и тех же, по сути, ничем не отличающихся лиц. Отсутствие какой-либо альтернативы создало огромное пространство для новых возможностей. И когда в новогоднюю ночь 2019 года Владимир Зеленский объявил о том, что идет на президентские выборы, многие вздохнули с облегчением: это была надежда, которой не чувствовалось уже давно.
Даже после кровавого 2014 года, когда на Майдане погибло более сотни человек, после прихода новой, проевропейской, насколько это было возможно, политической силы, надежда так сильно не ощущалась в воздухе. Лично я сравнила бы это ощущение с 2004 годом, когда революции и митинги еще были для нас чем-то новым, для многих – неизведанным, когда люди действительно отбрасывали старое и стремились к чему-то абсолютно новому. После этого заявления захотелось жить. Нет, разумеется, было страшно, но сердцем уж очень хотелось нового и свежего. Как вкуса первой сочной клубники, которая уверенным ароматным взрывом во рту заявляет о том, что все лето еще впереди.
Даже довольно насыщенная предвыборная кампания, грязная по своей сути, часто унизительная для новичка Зеленского, изнурительная для многих журналистов, – в общем, полностью в стиле господина Порошенко, – мне, человеку эмоциональному, далась довольно легко. Даже с учетом того, что новости приходилось мониторить с утра до вечера, а писать бесконечно много, что пропагандистская машина Порошенко безостановочно плодила фейки, а в США разгорался скандал о Джо Байдене и Украине, в мае я чувствовала себя довольно бодро. Впервые мы с родителями, не сговариваясь и не споря, проголосовали за одного кандидата. Мы все хотели жить лучше. А если не лучше, то хотя бы с надеждой, а не без нее.
Во время президентской кампании, возможно, впервые в жизни Зеленский почувствовал, что значит быть публично нелюбимым. Его обожали всегда и везде: задорного и активного студента в университете, веселого и находчивого на сцене КВН, в каждой новой юмористической программе и фильме – но только не во время президентской кампании. В эти стремительные несколько месяцев он почувствовал, каково это, когда политические оппоненты поливают его грязью, безостановочно и успешно ищут компроматы, и понял, что значит спорить публично, без телесуфлера. Хотя это ему удалось отлично благодаря многолетнему опыту выступлений.
Вхождение Владимира Зеленского в жестокий мир политики было неприятным из-за тяжелой избирательной кампании. Но он, новорожденный политик, быстро и изо всех сил поднимался, доверяя толпам избирателей, осознавая и осматривая новый мир вокруг. Это порождало эмпатию и симпатию, и именно таким он пришел на дебаты с Петром Порошенко, которые пробудили в людях сопереживание и почти родительское желание поддержать Зеленского.
Становиться лицом к лицу с таким карьерным политиком, как Порошенко, Зеленскому было, как минимум, неприятно. Зная это, Порошенко думал, что дебаты пойдут на пользу именно ему, и настойчиво требовал их проведения, хотя еще во время предыдущих президентских выборов в 2014 году сам отказался дискутировать со своей тогдашней оппоненткой Юлией Тимошенко.
Для Зеленского было рискованно как участвовать в дебатах, так и избегать их. Понимая это, его команда начала подготовку еще до первого тура голосования. После того как два кандидата вышли во второй тур, команда этого политического новичка подготовила вирусное видеоприглашение для Порошенко, в котором Зеленский предложил условия проведения дебатов: он потребовал, чтобы оба кандидата сдали анализы на наркотики, дабы убедиться, что они здоровы; чтобы Порошенко извинился за поливание Зеленского грязью и чтобы дебаты проводились на Национальном стадионе «Олимпийский» перед людьми и представителями СМИ, а не в студии общественного телеканала, как это предусмотрено законом.
Эта история приобрела всемирную известность. Порошенко выполнил почти все эти условия, кроме извинений. Его тогдашний ответ: «Стадион – так стадион», с помощью которого он пытался скрыть волнение и показать патерналистское снисхождение, – мол, его не волнует, на какой платформе он «уничтожит» новичка, – стал идиомой в Украине. За дебатами наблюдала почти вся страна и большинство всемирных медиа.
До этого моя родная тетя жаловалась на хорошие шансы Зеленского стать президентом. Ей не нравился его юмор, и она побаивалась отсутствия политического опыта. Дебаты повернули ее настроение и мнение на 180 градусов. Речь Зеленского была свежей и справедливой по отношению к украинской власти, и люди это знали.
«Я не ваш оппонент, – сказал он Порошенко. – Я ваш приговор». Каждой фразой актер и бизнесмен Зеленский забивал гвозди в политический гроб Порошенко. Он не хвастался и многого не обещал, как будто был прописан успешный сценарий, так подсказывал его острый ум.
Моя тетя смотрела дебаты с волнением и глубоким материнским трепетом. Она сочувствовала молодому новичку, стоявшему перед грубым и самоуверенным олигархом Порошенко, который автобусами подвез людей, чтобы создать толпы поддержки.
«Я хочу, чтобы Зеленский победил, – сказала она после дебатов. – Он должен стать нашим слугой народа».
Зеленский сам по себе давал больше надежды, чем любая революция до этого. В июне 2019 года Международный республиканский институт сообщил, что 48 % украинцев ожидали положительных экономических изменений в первый год президентства Владимира Зеленского по сравнению с 14 % десятью месяцами ранее. Народ, уставший от коррумпированных и прогнивших постсоветских политиков, требовал перемен. Он оказал Зеленскому огромное доверие: сначала тот получил 73 % голосов как президент, затем его новая партия, состоящая из совершенно неизвестных новичков, добилась исторического результата, получив 43 % поддержки на внеочередных парламентских выборах.
Разгромные, рекордные 73 % во втором туре тоже, по сути своей, были революцией. Только приемлемой для большинства населения: без грязных палаток, разгромленного Майдана, антисанитарных и холодных ночей с риском быть избитым, снесенным водометами или опрысканным газом, без всей этой революционной «романтики» прошлых столетий, но с четким, жестким и эмоциональным приговором тогдашней власти. Первая по-настоящему электоральная революция Украины.
В 2016 году я освещала конвенции Дональда Трампа и Хиллари Клинтон. Это собрания партий, республиканцев и демократов соответственно, на которых они выбирают и официально провозглашают кандидата на выборы.
