— Да чё кислый такой, Славка? Щ-щас всё у Ковалёвой спишем! Или Жозика доебём!

АА постучала треугольником по доске, услышав шум. Гопота сразу же вернулась в исходное положение лицом к учителю. Между доебать Жозика и списать у Ковалёвой Слава почему-то предпочёл второй вариант, потому что Жозик Манукян сосредоточенно пялился в свой телефон — блядский «кибершот» с охрененной камерой и музыкой, не стоявший и рядом со славиной чужой Нокией.

Манукян рисовался одним из тех, кому очень хочется предъявить, но без веских поводов. Он выёбывался? Нет, вчера мирно сидел все семь уроков, общался с задротами про скейты. Он выглядел вызывающе? Обычный не слишком привязанный к субкультурам чувак, в новых «патрулях» и какой-то растянутой футболке. Его не любил весь класс? Даже гопник Некит заявил, что Манукян — нормальный.

Это зависть. Чистая стопроцентная зависть.

И Слава скрипел зубами, не находя ни своих банальных причин, ни чужих. Манукян — не русский. Но из тех нерусских, что воспринимали Россию как гостевой дом, а не свой родной.

Славу необъяснимо тянуло к Манукяну. Но, едва АА объявила начало контрольной и собрала тетради с домашкой, переключились они на Ковалёву, тихоню со второй парты в прямоугольных мужицких очках. Ковалёва ходила с засаленным каре и носила покрытую кошачьей шерстью жилетку в ромбик — даже к Ковалёвой нашлось больше претензий, чем к Манукяну.

Ковалёва пообещала помочь всем, немного запуганная от контакта с маргинальной частью класса. Слава выдрал лист из тетради по географии и небрежно подписал.

АА, проверявшая домашку, вскоре добралась и до Славы. Девственно чистой тетради — как плевок в лицо. Её покорёжило от злости:

— Сироткин, — громко объявила, — повернись-ка ко мне.

Слава в это время перерисовывал с доски тот самый ебучий куб, предназначенный, как оказалось, первому варианту. АА держала раскрытую пустую тетрадь.

— Это что?

— Моя тетрадь, — спокойно ответил Слава. Сидящий впереди него народ слегка посмеялся.

— Да, здесь действительно написано «Вячеслав Сироткин», — АА демонстративно повернула к себе тетрадку и сощурилась, читая криво выведенное имя. — Но я, кажется, велела переписать все задания за прошлую неделю. И выполнить заданное на дом.

— Ну, так бывает. Я всё сделаю.

— Не «так бывает», а выполняй требования учителя вовремя! Только пришёл, а уже хамишь — опоздал на десять минут, да ещё и не сделал ничего!

АА перешла на свойственный старым учителям тон — визгливый, громкий и режущий по ушам. Слава уже пожалел, что начал дерзить АА, толком не узнав её. Все остальные замерли и поникли.

— Да извините. Я всё сделаю.

Но остановить её было уже невозможно. АА, переключившись с непутёвого новичка-Сироткина, прошлась по остальным грехам класса: разгильдяи, неучи и коронное «да как вы ЕГЭ сдавать будете!» Из случайного комика в чужих глазах Слава сразу превратился в нарушителя спокойствия — но пока АА свирепствовала, некоторые особо хитрые раскрывали припрятанные в пеналах шпаргалки — и, думал Слава, мысленно его благодарили.

Ковалёва сидела на одном со Славой и дружком Некита варианте. Как только АА прекратила свой монолог, она повернулась, передавая листок с контрольной. И шепнула сильно детским для десятого класса голосом:

— Только быстро!

После АА стояла ЕВ — Екатерина Владимировна — русский язык и литература. За своей спиной Слава, выходя из кабинета математики, услышал восхищённое «хуясе скин отжигает». И таким образом понял, что АА в школе принято бояться. А лучше по возможности ей подлизывать.

Там же, в коридоре с унылым фикусом у окна и парой раздолбанных такими же распиздяями лавок, Слава узнал имя некитовского кореша — Денчик. Кто бы мог сомневаться.

Они так и пошли втроём до столовой: Некит с Денчиком, примерно одинаковые по стилю в одежде и жизни — и примкнувший к ним новенький скинхед. Когда они спускались по лестнице на первый этаж, Некита вдруг прорвало на болтовню, как обычно:

— Пиздец, у нас давно никто так АА не хамил, — он обернулся посмотреть на идущего сзади Славу. — Обычно слёзно просим прощения за невыполненное дз, да ещё и перед уроком.

— И опаздывать у неё нельзя, — шмыгнул носом Денчик.

— Если б я знал, — Слава придержал дверь за вылетевшими вперёд гопниками, — то, наверное, не заставил всех слушать этот пиздёж.

Он усмехнулся. И Некит вдруг по-братски закинул Славе руку на плечи:

— Да ты у нас местный герой теперь! Бля, у нас АА разозлить — это смертельный номер. Никто, мля, не решается, а это единственный способ качественно списать.

— Она же проверяла тетради. В чём проблема?

— А в том, — Денчик быстро вышел вперёд, расчищая им путь среди вылезшей на завтрак мелочи, — что она один хуй всё замечает.

Талант, однако. Слава поморщился, когда Некит наконец убрал с его плеч руку — такой контакт оказался неприятен. После первого урока выводили на откорм начальную школу; столовая, совмещённая с актовым залом (на самом деле просто обшарпанная сцена с пыльными грязно-красными занавесками, на фоне которой расставлены столы), оказалась наполнена мелюзгой разного калибра — и Слава скривился ещё краше, спотыкаясь о снующих под ногами первоклассников.

Гопоту мелочь не смущала. Буфет открыт всегда и для всех. В желудке засвербело от запаха выпечки — Слава с утра ничего не жрал; с горящей жопой убежал к стоящему на остановке автобусу.

Он нашёл в кармане пятнадцать рублей монетами и купил какую-то булку. Некит с Денчиком оказались богаче — накупили по четыре пиццы на двоих, лишив мелочь гастрономического удовольствия.

И тогда в столовой появился он — Яшка-цыган. Внезапный, как понос. Юркий, как ускользающая крыса. Хитрый, как и любой с их табора. Черномазый, сальный, неопрятный и пахучий. За его спиной толпилась свора таких же цыганят. Глаза, с удивительно светлыми на фоне лица белками, у Яшки округлились — Яшка увидел их.

— Ой-ой, — нечленораздельно промямлил под нос Яшка.

— Опа-опа, — возрадовался Некит. Откусил от своей пиццы кусок и, не прожёвывая, страшно ухмыльнулся. — Кто это тут у нас?

Они теснили цыган к выходу.

— Я не крал в вашем классе ничего, ни-ни!

— Ну, не значит же, что не крал ваще ничего, — взъелся Денчик, наблюдая, как рассыпались яшкины пешки по разные стороны, прямо за спиной своего предводителя. — Какие интересные браслетики у тебя на руке, покажи-ка.

Слава пока что молча наблюдал из-за спин. Изучал неприятного цыганёнка, разглядывал явно женские браслетики-цепочки на костлявых смуглых руках.

— Бабка Нафиса подарила, — Яшка оказался прижат к подоконнику — и прижал руку с навешанными украшениями к груди. — Честно-честно, друзья.

И то ли у Яшки открылось какое-то цыганское зрение, то ли он просто разглядел за спинами «друзей»-гопников Славу — и сразу запричитал, раскрыв стоматитный рот:

— Скинхед! Ой-ой, плохо, не бей меня!

Это был стратегический выпад: пока Некит и Денчик переваривали брошенное Яшкой «плохо», он ловко улизнул, извернувшись ужом — сразу же побежал прочь по коридору. Слава отреагировал первый, бросившись со всех ног за вертлявым Яшкой:

— Стой, мелочь черножопая!

Со стороны выглядело нелепо, но что старый охранник, сидевший напротив входа в школу, что взмыленная техничка отнеслись к бегущим за Яшкой лбам с пониманием — цыганская свора не нравилась никому. На первом этаже сидела началка — именно там Яшка собрался искать убежища, но в свой кабинет скользнуть на повороте не успел. Слава был выше, сильнее и взрослее — ухватил наглого чертёнка за ухо.

— Ай-ай-ай! — Яшка вертелся, ухудшая своё положение. — Пусти! Прокляну! Нафиса тебя проклянёт!

— Отдавай свои цацки, хачёныш, — Слава дёрнул его за ухо. Запыхавшиеся Денчик с Некитом подоспели вовремя.

— Ни-ни! Моё, всё моё!

Выглядел Яшка настолько жалко и смешно, что даже месить его оказалось неинтересно: Некит быстро снял браслетики с Яшки, пока Денчик удерживал вторую руку.