Прогресс был налицо. Вчера Дин позвонил Бобби. Сам. Позвонил. Бобби. Позвонил, чтобы пригласить выпить с ним холодного пива и поболтать. Они просидели в «Доме у дороги» весь вечер. Разговор по душам вышел так себе, потому что Дин, в основном, молчал, а Бобби слишком отвык с ним общаться и вообще был порядком растерян. Но учитывая, каким замкнутым и угрюмым был старший Винчестер последние месяцы, то, что произошло вчера, казалось Бобби настоящим чудом.
Чарли же была в восторге, и тому было множество причин. Первая — их команда спасала Дина от тяжелейшей депрессии. Вторая — Сэм начал встречаться с Габриэлем, а более подходящей пары для этого занудного лося Чарли еще не видела. И третья — когда-то давно, Дин по пьяни признался ей, что у него есть образ идеального парня — умный, скромный, невысокого роста, брюнет с голубыми глазами. И Кастиэль Новак подходил под каждое из этих определений. Поэтому Чарли не сомневалась, что последняя встреча Дина с «абстракцией» пройдет идеально.
Кастиэль Новак, не подозревавший о своей удаче, тем временем смотрел в окно и старался подавить панику перед предстоящей встречей с Дином. У него не хватило смелости признаться друзьям, что он не подготовил свой монолог. Кастиэль впервые хотел импровизировать, пусть и знал, что у него мало опыта в подобном. Но также он знал, что ему нравится Дин, что он хочет помочь ему, и что сделает для этого все, что угодно. И ему помогут не специально заготовленные реплики, а собственные эмоции, которые все это время Новак пытался подавить. Он почти влюблен, и играет саму Любовь, и грош Кастиэлю цена, как актеру, если он провалится и все испортит.
========== 5. ==========
Дин не заглядывал в этот ресторан почти год.
Когда он был здесь в последний раз, происходящее напоминало красивый мыльнооперный сериал. Вся семья Винчестеров праздновала юбилей Мэри. Отец совсем не пил, потому что дал обещание бросить раз и навсегда и начать работу в компании. Сэм простил прошлые грехи брата (даже то, что когда-то тот увел его девушку на выпускном), и наконец-то принял предложение Дина стать арт-директором «Семейного бизнеса». А сам Дин был до неприличия счастлив, богат, успешен и понятия не имел, что буквально через две недели все будет разрушено. Его семья, его дело, его жизнь. Всего этого больше не станет.
Теперь Дин сидел в том же ресторане, за тем же столиком, и мучительно предавался воспоминаниям, наверное, самым худшим из всех воспоминаний, что одолевали его все последние полгода. Обычно подобное сильнее разжигало в нем боль, гнев и нежелание мириться с произошедшим. Заставляло ненавидеть жизнь назло кому-то. Или чему-то. Возможно, что всей Вселенной.
Но к досаде Дина, теперь он не чувствовал боли, равно как и гнева. Одно странное опустошение, которое пугало его сильнее, чем недавние мысли о самоубийстве. Постепенно Дин менялся, сам того не замечая. Недавно он зачем-то вызвонил Бобби, и разговор его напоминал неловкую попытку попросить прощения. Потом они напивались весь вечер, совсем как в старые добрые времена, пусть Дин так и не смог заставить себя разоткровенничаться перед другом. Он боялся, что не удержится и расскажет Бобби о Времени и Смерти, о том, как это просто — общаться с настоящими посланниками небес или чего там еще…
Дин зачем-то пришел в этот ресторан, вместо того, чтобы вернуться домой и просидеть там остаток дня, как делал обычно. Зачем-то он сидит и пьет свой кофе почти тридцать минут, словно ждет кого-то, при этом прекрасно зная, что никто к нему не придет.
Смерть. Время. Дин упрямо не хотел признавать, что они существовали на самом деле… Но в его жизни произошло два необъяснимых чуда, и Дин с одной стороны радовался им, как ребенок, а с другой, все еще пребывал в растерянности. Почему Время и Смерть пришли именно к нему? Чего они хотели? Дин сказал им обоим все, что кипело в его душе много месяцев, но Время и Смерть не сделали ничего, чтобы облегчить его страдания. Во всем этом не было никакого смысла и Дин не понимал. Рациональная его часть нашептывала, что здесь явно что-то не так, но Винчестер не мог увидеть картину вцелом. Ему лишь оставалось принять на веру тех, с кем он столкнулся за последнюю неделю.
Впервые одиночество было ему в тягость. Хотелось снова позвонить Бобби или Сэму, кому угодно, лишь бы не сидеть за этим столиком и не видеть призраки прошлого. Он думал, что готов ко всему этому, но ошибся. Дин спрятал лицо в ладонях, мысленно приказывая себе собраться, расплатиться, встать и выйти вон. Его нервы и сознание и без того не слабо пошатнулись. Незачем добивать себя тяжелыми воспоминаниями и попытками понять то, что понять невозможно.
Но Дин отдал бы все, что угодно, лишь бы не быть сейчас одному, пока сомнения и память терзают его изнутри. Хотелось видеть Сэмми и слушать его занудное психологическое нытье, успокаиваться при взгляде на его привычные мимику и жесты. Но Дин хорошо понимал, что Сэмми к нему не придет. Когда-то он прогнал его, и теперь тот отдалился настолько, что почти перестал быть ему семьей. Дин подозревал, что еще никогда не был таким хреновым старшим братом. Он всегда был примером для Сэмми в детстве. Когда же все пошло наперекосяк, и кто именно был в этом виноват?
Дин знал ответ.
Он почти собрался уходить, уже не пытаясь перебороть чувство одиночества, когда над его головой раздался незнакомый хрипловатый голос:
— Мне жаль, Дин.
Отняв руки от лица, Винчестер с удивлением поднял взгляд.
Возле его столика стоял незнакомый парень лет двадцати пяти. Всем своим видом он напоминал бухгалтера или налогового инспектора — черный костюм, синий галстук, тренчкот бежевого цвета. Но при этом на лице незнакомца было самое скорбное выражение из всех, что когда-либо видел Винчестер, черные волосы его выглядели так, будто он прокатился с ветерком (или пролетел, внезапно подумалось Дину, черт, да этого чувака как будто по всему свету помотало), и в больших голубых глазах незнакомца стояли слезы.
— Что? — обескураженно произнес Дин, донельзя растерянный.
Неожиданный визитер был молод, печален, симпатичен и горяч, и все вместе это основательно сбивало с толку. Не сразу Винчестер понял, что парень в тренчкоте назвал его по имени. Еще больше он растерялся, когда тот сел за столик напротив и вытащил белый конверт из кармана. Положив его напротив Дина, незнакомец снова поднял взгляд, и снова заговорил с той же горькой нотой в голосе:
— Ты написал «Прощай», и я сожалею. Это так больно.
— Дай угадаю… Ты — Любовь? — медленно спросил Винчестер, стараясь не слишком пялиться на парня и распутать собственные мысли. Получалось с трудом.
Незнакомец кивнул и Дин вздрогнул, совершенно не готовый к этой встрече. Настолько не готов, что он почти собрался трусливо выбежать из ресторана. Но что-то в облике визитера задержало Дина. О том, что именно это могло быть, он пообещал себе разобраться потом.
— Мы не выбираем, кого нам любить, и кому любить нас, Дин, — произнес Любовь, продолжая смотреть в глаза Винчестеру.
— Слушай, ты не вовремя пришел. Я не хочу сейчас говорить об этом. Я вообще не хочу с тобой говорить, — резко сказал Дин, опасно сузив глаза.
— Я знаю. Но, пожалуйста, постарайся поверить, раз тебе не дано понять, — сказал Любовь, подняв на него тяжелый грустный взгляд. — Пока ты жив, ты бессилен передо мной, Дин. Я — материя жизни. Я — причина всего на свете. Я живу в тебе до тех пор, пока живешь ты сам.
Дин сглотнул, и не выдержав, отвел взгляд. Любовь смотрел на него так странно. Раньше на него никто не смотрел с таким выражением заботы, может быть, только мать, когда он был еще маленьким. От этого Дину стало не по себе. Казалось, будто он для этого парня — сокровище, которое нужно хранить и беречь, а не какой-то нелепый и не самый хороший человек. Как будто он для него — все на свете. Взгляд Любви приятно грел душу и в то же время заставлял Дина чувствовать себя неловко. Будь этот парень обычным человеком, Винчестер бы любым способом попытался узнать его номер, чтобы назначить свидание. Но перед Дином сидела весьма симпатичная ожившая абстракция, и вряд ли она носит при себе мобильник.
