Дин не может и не должен быть таким. Дин должен быть теплым, сильным и любящим жизнь. Именно в такого Дина Кастиэль влюбился бы с первого взгляда, встреться они в другое время и при других обстоятельствах.
— Касси, хватит витать в облаках, — раздался голос Габриэля, вырывая Новака из раздумий. — Тебе, между прочим, тоже придется импровизировать.
— Почему? — с удивлением спросил тот, усилием воли отгоняя прочь мысли о Дине.
— Письмо, адресованное Любви, состоит только из одного слова. «Прощай», — сказала Чарли, постукивая ногтем по вазочке с мороженым. — Если честно, я не представляю, что можно на это ответить.
— У меня еще есть время подумать, — сказал Кастиэль. — Все зависит от того, когда Габриэль придет к Дину.
— Через пару дней. Жду не дождусь — радостно сказал Гейб, допивая вино.
Примечания:
«Ничего вокруг — лишь темнота, похоже, я стучусь в небесные врата»* — строчка из песни Боба Дилана «Стучась в ворота Рая».
========== 4. ==========
Впервые за полгода Дин изменил себе и после рабочего дня направился не домой, а в первый попавшийся ему на пути бар. Там он долго сидел за стойкой, мрачно буравя свой стакан виски, и впервые мысли его были наполнены не воспоминаниями о семейной трагедии, а о странной встрече, случившейся прошлым вечером.
Галлюцинация. Дин был почти уверен, что подвергся галлюцинации на почве нервного расстройства. Мысленно он долго пытался убедить себя в этом, и спустя три стакана виски ему почти удалось. Но письмо, лежавшее в кармане его пальто, напрочь убивало все убеждения. Письмо было реально. Старик, который дал его Дину, был реален.
Это сводило с ума, но в то же время приводило в странный восторг, а внутренний голос, чем-то похожий на голос раздраженного Сэма, без конца повторял «Вот видишь, наконец-то!». Словно Дин ждал чего-то подобного, словно верил во что-то такое… Он достучался до небес, совсем как пелось в песне старины Боба, черт возьми.
Черт возьми, черт возьми, думает Дин, я послал нахрен настоящую Смерть.
Не каждому человеку выпадает такое везение, что уж говорить. Что же такого сделал Дин, что умудрился заслужить свидание с самим «четвертым всадником»? Неужели одного оскорбительного письма оказалось достаточно, чтобы возмутить всю Вселенную?
Не одно. Три. Господи, Дин уже и думать об этом забыл. Гребаный Христос, неужели остальные тоже придут к нему, чтобы сказать, как он был неправ? У Дина было достаточно дерьма в жизни, чтобы не верить в такие вещи, как Санта Клаус или Бог, но он всегда верил в Смерть, Время и Любовь. Эти абстракции вдохновляли его, давали силы, чтобы работать над новыми идеями, на них строилась вся его жизнь с самого детства.
А теперь внезапно выяснилось, что они реальны, и похоже, разозлены. И что делать со всем этим, Дин представления не имел.
Поэтому он сидел в баре и напивался до чертиков, с изумлением понимая, что боль и гнев, такие сильные в прошлом, теперь оставляют его все стремительнее с каждым часом. Дин сделал еще один глоток виски и взглянул на часы. Сэмми, должно быть, уже спит. Все прошлые полгода он пытался поговорить с ним, помочь, поддержать, но Дин не хотел слышать и понимать, и стыдился того, что младшему брату опять приходится беспокоиться о нем. А теперь весь этот вечер Дин боролся с порывом позвонить брату и рассказать, как встретил в парке Смерть. Конечно, Сэмми ему не поверит, никто бы не поверил. И несмотря на любовь к брату, а точнее, из-за нее же, он упек бы Дина на принудительное психиатрическое лечение.
Дин решил отложить разговор с Сэмом на неопределенный срок. Он сейчас не в порядке, но впервые почувствовал непонятную надежду. Если кто-то там наверху услышал такого неудачника, как Дин Винчестер и снизошел до ответа, значит жизнь не так уж и плоха, верно?
— Явился Бог — мой второй пилот, — прошептал Дин, глядя куда-то в пустоту собственного стакана. В голове его шумело все сильнее, но на душе впервые за многие, многие месяцы было спокойно.
На работу следующим утром Дин шел не в духе, что было вполне объяснимо. Снимая на ходу пальто и кивая коллегам в знак приветствия, он прошел через ненавистный холл. Подошел к лифту, где уже стоял Сэм и жал на кнопку. Уже стоя с ним в кабине, брат предсказуемо начал говорить привычные банальные фразы, рассказывал что-то о предстоящей встрече с представителями какой-то бла-бла-бла фирмой, которые хотят подписать бла-бла-бла и ждут его в одиннадцать, чтобы обсудить бла-а-а-а…
Дин упрямо проигнорировал занудную тираду брата, но за всю поездку в лифте его так и подмывало внезапно ляпнуть фразу «Я познакомился со Смертью», чтобы посмотреть на реакцию Сэма. Желание сделать это было таким сильным, что Дину пришлось буквально отвернуться от праздно болтающего брата. Не в первый раз он делал так, и скорее всего, не в последний. И радовался, что не стал звонить Сэму вчера вечером. Он уже не тот Дин Винчестер, задира, смельчак и гроза для всех, кто посмеет обидеть его младшего брата. Он преуспевающий лох, блеклый унылый неудачник, который потерял семью, и скорее всего, скоро потеряет компанию. Но Дину плевать было на «Семейный бизнес». Зачем он, если нет больше семьи, ради которой все создавалось с таким трудом?
По-прежнему игнорируя Сэма, Дин вышел из лифта и направился в свой кабинет. Вслед он услышал обиженное сопение брата, но сделал вид, что не заметил. Пока он в таком состоянии, ему нельзя говорить с Сэмом. И тем более позволять ему оказывать помощь, потому что Дин и так уже славно напортачил в их непростых отношениях. Он, черт возьми, не имеет права перекладывать свою душевную боль на брата.
Сердито взмахнув головой, чтобы отвлечься от всех этих мыслей, Дин распахнул двери в кабинет, уверенно проходя вперед. Но в следующую секунду остановился, совершенно не готовый к тому, что окажется здесь не один.
В кабинете находился незнакомец. Каким образом он тут оказался, оставалось только гадать — дверь Винчестер только что отомкнул своим личным ключом. Мужчина стоял к Дину спиной, засунув руки в карманы, возле кипы бумаг, валяющихся на рабочем столе и перелистывая некоторые из них. Одет он был чересчур просто для работника компании — куртка, рубашка, джинсы, ботинки, все явно среднего качества, возможно, даже с чужого плеча. Когда-то Дин сам носил подобное тряпье.
Наверное, целую вечность назад.
Дин нарочито громко хлопнул дверью, мужчина обернулся, позволяя рассмотреть себя целиком. Лет ему было примерно тридцать-тридцать пять, тонкие губы, крючковатый нос, глаза почти золотистые, и того же цвета волосы были аккуратно зачесаны назад.
Незнакомец нагло улыбнулся, а в выражении его лица блеснул вызов.
— Эй, кретин, не трогай это! — сразу напустился на него Винчестер, всерьез задумываясь над тем, чтобы вышвырнуть неожиданного визитера вон.
— Что не трогать? Этот хлам? — уточнил мужчина и легко взмахнул рукой. Листы из какого-то там отчета, который Дин должен был подписать еще пару дней назад, разлетелись по всему кабинету.
— Ты что творишь? — только и спросил Дин, пораженный этой выходкой. Незнакомец брезгливо фыркнул.
— Что интересного в этом дерьме? Чем оно может сравниться с дружеской партией в бильярд или пьяной вечеринкой в рок-клубе? — тоном, полным возмущения, спросил он.
— Чувак, не знаю, кто ты, и, если честно, мне плевать. Думаю, что ты ошибся дверью, и тебе уже давно пора свалить отсюда, — сказал Винчестер и прямо указал пальцем на дверь, с досадой понимая, что жест выглядит донельзя нелепым.
— Нет, я не ошибся, Дин! — резко сказал незнакомец.
От неожиданности Винчестер заткнулся, почувствовав, как злость быстро уступает место тревоге.
Вытащив одну руку из кармана куртки, мужчина с усмешкой продемонстрировал Дину белый конверт. Тот остолбенел, молча наблюдая, как незнакомец достает из конверта письмо, разворачивает его и начинает громко зачитывать вслух:
— Время! Говорят, что ты излечиваешь все раны. Но я никогда в это не верил! Я знаю, что на самом деле ты калечишь всех нас! Ты — наглый выскочка, моральный урод, который отбирает все ценное у людей. Ты разрушаешь все хорошее!
