Дети девочке больше не помешают. Ей вообще уже ничего не помешает...
Вышла в коридор Вика с телефоном у уха. Разговаривала она с матерью и явно злилась. Как поняла из отрывочных реплик Каринэ, мать настаивала, чтобы Вику из больницы забрал дядя Денис, а Вика упёрлась, что забирать будет папа, иначе она поедет сама на автобусе. И папа привезёт её домой. Под конец Вика сердито выкрикнула, что он её муж, и пусть она с ним живёт, а у неё есть папа, и бросила трубку.
Переходный возраст - Каринэ встала, чтобы идти за ужином - бесится непонятно из-за чего...
Вечер выдался спокойным. За окном медленно сгущались тёплые весенние сумерки, отделение потихоньку затихало, за целый час Каринэ не понадобилась никому. Она, не включая свет, посидела в сестринской, выпила чаю, бездумно глядя на темнеющее небо. Почему-то вспомнилась Стекло, и Каринэ впервые, несмотря на всю свою антипатию к ней, испытала к девочке сострадание. Потому что сама сейчас ощущала примерно то же, что и она. Ей Игорь не изменял, конечно, но он изначально был запретным плодом. Нужно было вовремя понять, что влюбляется, и пресечь это. Как маленькую дырочку легче заштопать, чем большую, так и начинающуюся любовь легче задушить, чем уже разгоревшуюся. А она не заметила, не захотела, поддалась чувствам и эмоциям...
Она, Каринэ, сильная. У неё за плечами и неудачный брак, и безответная любовь, благополучно пережитая и забытая. Даже две любви, если считать школьную влюблённость в мальчика из параллельного класса, тоже благополучно забытую после окончания школы. У неё есть опыт, как пережить это. Это больно, но нужно просто перетерпеть. А у Стекла нет такого опыта, чтобы понимать, что всё проходит. Она не умеет ни на что отвлечься и всё внимание уделяет своему страданию - пусть глупому со стороны, но глубокому и искреннему для неё.
Нужно испытать страдание самой, чтобы понять другого человека...
И словно чувствуя её состояние, её сегодня никто не дёргал. Один раз только подошла мамаша и попросила цинковую мазь. Ночь уже спустилась, отделение спало, за окном время от времени громыхали поезда и проезжали машины. Азиз Тигранович, обойдя палаты, отправился в ординаторскую спать, Каринэ тоже постелила себе на диванчике в сестринской, но сон не шёл. Она лежала, смотрела через окно на чёрное ночное небо с редкими звёздочками, и думала об Игоре. Вспоминала его первое появление в отделении, его рассказ о том, как родилась Вика, и как он летел на самолёте с отказавшими двигателями. Как он вёз её на машине. Как они сидели в кафе. Как она приходила к нему, когда он попал в больницу. Лучше было это не вспоминать, затолкать в самый дальний угол памяти и забыть, но чувства не хотели слушать разум... Как он держал её за руку, как они прогуливались по внутреннему дворику больницы, обходя лужи, налитые вчерашним дождём, греясь на тёплом апрельском солнце и слушая чириканье воробьёв. Как он рассказывал забавные случаи из своей работы, а Каринэ, в свою очередь, делилась медицинскими байками. Как было на сердце и душе легко-легко, как пела вокруг весна и расцветала природа. Прошло всего пять дней, а солнечная весна за окном вызывала только отчаяние и боль.
Последней встречи не будет. Последняя встреча уже была. Тогда, когда в субботу он после смены отвёз её домой. И последнего расставания не будет - оно тоже уже было, когда они улыбнулись друг другу на прощание.
Всё уже было...
Он женат, и раз он завтра идёт с женой в театр, значит, они наконец-то после долгого разлада помирились. И ей, Каринэ, лучше уйти. Чтобы не остаться потом, как Оля, одной с ребёнком на руках. И если без ребёнка она пострадает и забудет, то ребёнок на всю жизнь будет напоминанием того, что она посмела влюбиться в чужого мужа...
И она для него опасна. Один раз из-за неё он уже пострадал. А она полезет в тот кошмар между Чилипси и Псебе ещё не раз и не два - пока не узнает, что случилось с её семьёй. И лучше ей не помнить об Игоре, чтобы, забывшись, не позвать его во сне и не причинить ему этим ещё какую-нибудь травму в реальности.
Не будь чего-то одного из этого, может, она и сдалась бы. Пошла к нему. Рискнула его здоровьем или своим будущим. Но вместе...
Каринэ ладонью вытерла катившиеся по лицу слёзы.
Нужно просто перетерпеть...
Утро выдалось самым обыкновенным. Каринэ собрала все нужные анализы, измерила температуру, дала жаропонижающее и антибиотик гнойной пневмонии, сменила размотавшуюся за ночь повязку ожогу из первой и сдала смену Наде, Полине, Зуле и Оле. На обеспокоенное Надино: "Кариночка, что случилось? Ты выглядишь как-то не очень хорошо", пожаловалась, что ночью почему-то была бессонница, и она не смогла уснуть. Надя сочувственно покивала и удовлетворилась ответом.
Не нужно ей знать про Игоря. Может, когда-нибудь потом, когда боль уляжется, она расскажет подруге про него. Но сейчас это было слишком личное, слишком сокровенное, слишком болезненное, чтобы говорить об этом вслух даже близкому человеку.
На улице сияла солнцем весна, чирикали воробьи, тёплый ветерок нёс запахи травы, земли и каких-то цветов.
А на крыльце, привалившись к перилам, её ждал Игорь. Ветер трепал его пепельные волосы, принявшие на солнце совершенно нереальный серебристый оттенок.
Каринэ остановилась, как на стенку налетев. Ночь, полная горьких мыслей и слёз, как-то притупила чувства, а сейчас Игорь всколыхнул их вновь. Она уже смирилась, что больше его не увидит, смирилась, что он ушёл из её жизни, а сейчас он появился вновь - в привычных штанах цвета хаки, тёмном свободном джемпере с капюшоном и уже таким знакомым запахом чего-то технического.
- Поехали, - улыбнулся он.
Надо отказаться, надо. Если рвать, то рвать сразу и не связывать снова разорванные ниточки. Если уже отпустила, то отпускать и не бежать больше за ним. Разум всё это понимал, только эмоции были сильнее.
И Каринэ, ничего не сказав, пошла рядом с ним, чувствуя, что в горле встаёт предательский ком. Только бы удержаться, не разреветься. Казалось бы, за восемнадцать лет жизни с призраками и кошмарами одна обросла толстой кожей, научилась держать себя в руках и не выдавать лишних эмоций. А одна улыбка Игоря - и она готова разлиться лужей...
Салон машины сегодня не был завален ничем, только на заднем сиденье стоял пакет, из которого выглядывало что-то голубое и вязаное - видимо, Игорь подготовился к эвакуации дочери из больницы. Каринэ привычно села в переднее сиденье и пристегнулась, Игорь тоже сел и включил зажигание. Затем пристегнулся - тоже знакомым и привычным жестом.