Скорее всего, она, измученная многодневными кошмарами, одиночеством, голодом, призраками и отчаянием, набрела на железную дорогу и помутившимся сознанием смогла понять только одно: что железная дорога - это люди. Это конец её мучений. И она вцепилась в рельс, потому что понимала, что если потеряет эту связь с людьми, то погибнет. А что её может переехать поезд, уже осознать не могла.
Виталь Саныч оторвал её от рельса, только когда вдалеке послышался гудок поезда; он донёс её до Чинар, там вколол успокоительное и глюкозу, обработал ссадины. Он же на утренней электричке отвёз её в Горячий Ключ.
С ней потом разговаривали и врачи, и психологи, и милиционеры - тогда полицаи были ещё милиционерами - но она не помнила ничего: ни что случилось, ни откуда она, ни кто она такая. Ничего. Первым воспоминанием была комната деревенского дома, рыжий кот, разлёгшийся на включённом телевизоре, и мужчина, шприцем набирающий лекарство из ампулы. И призраки, толпящиеся по углам. Что было до этого - мрак...
Сначала опрашивали жителей Чинар и окрестных селений - может, ребёнок местный. Но там дети не пропадали. По Кубани были заявления о пропаже детей, но она не подходила ни под одну ориентировку. А было лето, пора отпусков, и пока выяснилось, что родители одной семьи не вышли после отпуска на работу, а восемь их детей не появились в школе - прошло много времени. Единственное, что смогли рассказать следователям соседи, это то, что в конце июля всё семейство с рюкзаками уехало в поход куда-то в горы. И больше их никто не видел.
Следователи предположили, что семья пропала где-то в квадрате Горячий Ключ - Хадыженск - Туапсе - Джубга. Но прочесать две тысячи квадратных километров густых кавказских лесов, чтобы найти девять человек, было невозможно. Каринэ, когда выросла, не единожды приезжала сюда с братьями в надежде найти хоть какие намёки на судьбу своей семьи; они облазили все окрестности Чинар от Афапостика и Чайки до Навагинского, но не нашли ровным счётом ничего.
Она ездила по этой железной дороге не раз. Ездила и между Горячим Ключом и Хадыженском, Хадыженском и Туапсе, не раз проезжала по трассе "Дон" в надежде, что хоть где-то кольнёт воспоминание, что она здесь была. Однако воспоминания молчали...
Свет в вагоне включился, двигатели "Ласточки" заработали сильнее, поезд начал набирать скорость...
Воспоминаний потом вернулось всего четыре. Первое - это как она искала куклу и отстала от семьи. Второй в памяти всплыла заколка с пчёлкой, из-за которой она утром поссорилась с сестрой, потому что та успела схватить её и нацепить на волосы первой. Третьей вспомнилась женщина с роскошными чёрно-каштановыми волосами. Кем она была, Каринэ не знала, но почему-то была уверена, что та женщина была с ней в лесу. И четвёртое - как она поругалась с сёстрами, кому в какой палатке ночевать, и принципиально осталась около костра. И никто за всю ночь не заинтересовался, почему она одна сидит около огня, только утром отругали за сожжённые дрова...
Даже её имя, которое ей назвали, когда установили её личность, звучало совершенно чужим...
За окном мелькала ночная темень, изредка освещаемая фонарями проезжаемых станций. Костик на соседнем кресле сопел, скрючившись в неудобной позе. Дремали и другие пассажиры. Однако Каринэ на этой дороге не спала никогда - даже если за окном ничего не было видно, она всегда, до самого Туапсе, вглядывалась в ночной мрак в надежде, что сможет увидеть или почувствовать хоть что-то, что подскажет ей, где искать её семью...
Калинка. Чайка. Длинный тоннель. Чилипси.
И вот здесь она почувствовала. Нет, не воспоминания - память молчала, как и все годы до этого. Но белые волны Игоря, до сих пор окружавшие её и медленно вздымающиеся и опадающие, задвигались чуть быстрее и слегка уплотнились, словно бы собираясь защищать от чего-то или кого-то. Каринэ припала к окну, руками заслонив кусочек стекла от света, но на улице не было видно ровным счётом ничего.
А потом волны успокоились и опали. За окном замелькали столбы, фонари, домики. Поезд подъезжал к Индюку.
Значит, они не там искали? Искать нужно было не около Чинар, а между Чилипси и Индюком?
Летом надо будет попросить братьев наведаться сюда. Может быть, по реакции волн Игоря она сможет определить, где то место, в котором призраки её до сих пор ждут?
Но волны Игоря не продержатся до лета. Они со временем, не получая подпитки, ослабевали - у Каринэ ещё не было возможности определить, насколько их хватает, но несколько месяцев они точно не протянут. А Игорь до лета с ней не будет - с перитонитом Вика пролежит у них самое большее месяц. И пойдёт домой, к маме с папой.
А желать ей, чтобы она заболела ещё чем-нибудь - девочка-то в чём виновата, что медсестре в больнице понравился её отец? Женатый и как минимум с двумя детьми.
Лучше бы вообще не было никакого перитонита, лейкоциты были бы в норме, ожог не гноился - и тогда на днях она бы пошла домой. Лучше всё это не затягивать. Потоскуется - и забудется. А чем дольше находишься рядом с человеком, тем сильнее к нему привязываешься, тем больнее будет отрывать. А отрывать придётся. Он женат, а она не пойдёт на то, чтобы отбивать его от жены.
А свою семью она и так когда-нибудь найдёт. И без его волн. Не в этом году, так в следующем. Не в следующем, так через десять. Две тысячи квадратных километров - это прямоугольник со сторонами пятьдесят на сорок километров. Если вдуматься - совсем немного.
Кошмар вернулся в Туапсе.
Посидели они хорошо. Дядя Миша с обоими дядями Женями, тремя сыновьями и пятью племянниками сидели и квасили долго. Около полуночи Василиса, Сашкина жена, кое-как вытащила своего супруга из этой тёплой компании, отволокла его домой и уложила спать, но вскоре во дворе нарисовался Ромка. Он, вообще-то, был двоюродным братом Каринэ со стороны матери, а дядя Миша был мужем сестры её отца, так что никакого родства между ними не было, но он решил всё равно поздравить дядю Мишу и припёрся на ночь глядя из Джубги. Все его подвиг оценили, ему налили, потом ещё налили, и опять налили...
Потом сдал позиции Костик. Сильно шатаясь и придерживаясь за стены, он с помощью Каринэ доплёлся до дома Сашки и Василисы, живших в нескольких домах от них, завалился под бок к Сашке и захрапел, а на возмущение Василисы, что это, вообще-то, её муж, пьяно пробормотал, что спать надо идти вовремя. Василиса сказала: "Ах так!", взяла иголку с ниткой и не поленилась пришить Костика за майку и трусы к простыни и одеялу. Пока она этим занималась, пришёл дядя Женя - тот, который брат дяди Миши - и заплетающимся языком вежливо попросился на ночлег, объяснив, что в доме тёти Иры слишком много народу, а он уважает тишину и покой.
