— Каин, ты чего? — удивлённо спрашивает Ригард, поднимаясь на локтях.
Я собираю с пола вещи, наспех влезаю в джинсы, натягиваю водолазку — даже её ткань жжёт мои грёбаные скулы. Чувствую себя так, будто с меня сняли кожу. Сквозняк из неплотно закрытого окна втыкается в меня иголками.
— Хочу покурить, — бросаю я, хлопая дверью.
Бреду по тёмной аллее, проклиная память, которая непременно выведет меня туда, куда я приходил выкурить свои первые — отвратительные, горькие и очень взрослые — сигареты. Мне даже не нужно думать, чтобы свернуть направо за раскидистой японской сосной; чтобы ускорить шаг рядом с домиком Масамичи-сана; обойти пятно фонаря на грунтовой дорожке между постройками.
Все мои мысли — жуткий хаос, кидающий в меня картинки одну за другой: сломанные усмешкой губы Сатору, окровавленный, но улыбающийся рот Ригарда. Моя собственная перекошенная гримаса, на секунду выглянувшая из зеркальной глади — что же ты творишь, Казуки?
Грудой костей падаю на причал у озера. Вставляю фильтр сигареты в рот, прикусывая так, будто хочу раздавить кнопку. Шарюсь по карманам в поисках зажигалки. Эта сука выпала где-то в комнате. На мою лихорадку озеро отвечает лёгким трепетом лунной дорожки и свежим влажным дыханием. Может, утопиться?
Глупая затея. Я знаю, что воды у причала — по пояс. Десять лет назад Сатору разыграл меня, притворившись, что тонет, упав с дощатой поверхности в воду. Бил по ней руками, наигранно вопил, пуская изо рта фонтанчики. Я кинулся не раздумывая. Намочил новую форму и кроссовки. Он засмеялся: разве Сильнейший может утонуть в школьном озере? А моё сердце ещё долго не могло успокоиться — палкой било по рёбрам.
Роняю голову на руки. Мне погано. Надо выплюнуть сигарету и пойти извиниться перед Ригардом. Свалить подальше от этой школы. И попросить у жизни очередное десятилетие — ещё один шанс всё забыть.
Сбоку вспыхивает маленький огонёк. Его на указательном пальце держит Сатору.
========== Чёрное сердце ==========
Десять лет назад
До этого дня Казуки никогда не отправляли на одно задание с Сатору. Годжо прекрасно мог справиться с чем угодно сам, и только иногда к нему в пару ставили Гето, который не так сильно терялся на фоне невозможного могущества Шестиглазого. Нода обычно работал вместе с Сёко или с кем-то из первогодок. Он был посредственным шаманом, с трудом пробившимся на второй ранг.
Но сегодня по распоряжению директора школы Годжо и Нода должны вместе изгнать сильное проклятие, занявшее здание заброшенной больницы. Оно — полуразвалившееся, серое и грубое — исходило ужасающей проклятой энергией, которую Казуки никогда раньше не чувствовал. На заданиях он сталкивался с духами четвёртого и третьего ранга, потому что даже второй зачастую оказывался для него слишком опасным.
Но сегодня с ним Сильнейший — это обнадёживает. Казуки готов без раздумий доверить ему свою жизнь, зная, что изворотливый ум Сатору обязательно найдёт выход из любой ситуации. В свои восемнадцать он уже несколько раз изгонял проклятых духов особого ранга — всегда возвращался без единой царапинки и с неизменной улыбкой на лице.
— Если хочешь, можешь подождать здесь. Тут дел на пару минут, — сжимая руку Казуки, предлагает Сатору.
Может, это действительно хорошая идея. Нода бесполезен в такого рода заданиях — его техники, не относящиеся к наследию известных кланов, будут только мешать Годжо. Но почему-то Казуки протестующе мотает головой. На сердце неспокойно. Тревожность нарастает пропорционально количеству шагов, сделанных по направлению к зданию. Нода списывает это на то, что раньше не сталкивался с такой мощью. Это простой и незамысловатый самообман.
Сильнейший точно обидится, если Казуки скажет ему о своих опасениях. Сатору трепетно относится к своей исключительной силе; он счастлив, что она позволяет ему не беспокоиться о безопасности Казуки и будущем их отношений. Шесть ослепительных глаз заткнут рот любому, кто встанет на пути.
Но Годжо всего восемнадцать. Нода понимает это очень хорошо, хотя никогда не говорит об этом с Сатору. Самые могущественные шаманские техники ещё плохо подчиняются юному телу. На тренировках Сильнейший часто мажет, путает цвета вспышек или не может призвать их вовсе. Но количество проклятой энергии и разрушительный потенциал дают ему право на десяток ошибок в бою. Их все с лихвой исправляет один-единственный прицельный удар.
У Годжо ещё нет увеличения территории — каждый раз, пытаясь постичь вершину магии, он сбивается, хохочет, потому что духовная сила щекочет нос. Иногда жалуется, что от неё закладывает уши, когда он пытается выпустить достаточное количество. Сатору не торопится, пока он просто наслаждается тем, что Сильнейший без всяких усилий, по праву рождения. Тренировкам предпочитает объятия с Казуки, пока тот старается сосредоточиться, чтобы хоть раз ударить по кукле Масамичи-сана проклятой энергией.
Но Сатору никогда не проигрывает. Казуки отлично это знает. Поэтому уговаривает себя не волноваться, в этот раз всё тоже будет хорошо.
Годжо ставит барьер. Парни вместе проходят внутрь, и Казуки чувствует, как стальной пластиной ему на плечи падает концентрированная проклятая энергия.
— Сатору, здесь что-то не так… — всё-таки произносит он.
Всё в разрушенных больничных залах покрыто пеплом и инеем; под ними змеевидными лентами скользят, будто сосуды, осязаемые потоки магии. Дух настолько силён, что создал здесь упрощённый вариант увеличения территории — пространство, в котором сложно дышать из-за колючих частиц снега и золы. Стены дрожат мелкой рябью, повинуясь волнам вибрации, исходящим от чего-то, спрятанного в глубине коридоров. Казуки страшно. Он ищет руку Годжо, стискивает ладонь; не может контролировать силу, с которой это делает.
— Да всё пучком, — отмахивается Сатору. — Ты просто не видел раньше проклятий первого ранга. Они те ещё занозы в заднице.
Эти слова успокаивают Ноду. Он всегда верит тому, что говорит Годжо. В детстве Казуки очень переживал о проглоченных зёрнышках попкорна, потому что Сатору сказал, что, попав в желудок, они дадут ростки — а уже через месяц из глотки будет торчать целый початок, мешая глотать и дышать. Мозги пятнадцатилетнему малышу вправил Сугуру, показательно съев горсть. Нода не разговаривал с Годжо два дня. На третий сдался, но заставил прийти на уроки с кукурузой во рту.
Оставалось только надеяться, что Годжо хватит мозгов не шутить с проклятием первого ранга.
Казуки идёт за Сатору, оставляя следы в бело-серой массе. Духовная энергия становится вязкой, пропускает магов через себя неохотно — пристаёт к их телам, будто тёплый мёд. Ноде становится трудно двигаться, его сил не хватает на то, чтобы противостоять проклятой ауре такого масштаба. Он — жалкое насекомое, прилипшее лапками к пятнышку сладкой жидкости.
Сатору, замечая то, как тяжело Казуки, тянет его за руку, помогая идти. Перед Сильнейшим энергия расступается, опасаясь быть уничтоженной его совершенными техниками.
— Ау! Хватит играть в прятки! Выходи! — горланит Годжо, поднимая ногами клубы пыли и льдинок.
Казуки замечает, что сверкающие облачка не спешат опускаться. Они зависают в воздухе, вбирая в себя всё больше снега и пепла. Частицы сближаются друг с другом, уплотняются, образуя кусочки непрозрачной стены. Воздух становится таким густым, что каждый вдох царапает горло.
— Сатору, — шепчет Нода, хватаясь за шею.
— Я вот-вот почувствую его, потерпи ещё минуту, — очень нежно, будто ребёнка, просит Годжо; ему нипочём любые манипуляции с кислородом, он запросто может очистить для себя достаточные порции воздуха.
Казуки чувствует, что и ему становится легче дышать. Техника Сатору, как магнит, оттягивает надоедливый мусор в сторону. Теперь двое стоят в пузыре, посреди мечущейся бури из чёрно-белых крошечных осколков. Их много — кажется, с пола и стен поднялся весь пепел и лёд, скрутившись в тугой ком, чтобы раздавить магов.
Сердце Казуки бьётся в районе кадыка. В голове трещат, вращаясь и приводя друг друга в движение, шестерёнки — Нода думает о том, что же на самом деле происходит. В вихре нет ничего ужасного. С ним Годжо справится. Но мерзкое ощущение неправильности происходящего не покидает Казуки.
