— Вот что будет, если ты… хи-хи… предположим, скажешь кому-нибудь… ну… типа… «кончи», а?
— Проблюйся.
Хоо скручивает в поразительную фигуру. Рука на деревянной стойке, ноги на земле, а голова перпендикулярна ей. Заканчивает эту композицию прямой и непрерывный поток рвотных масс. И ничего мерзкого! Присмотритесь, это чистейший спирт. Хоть по бутылкам разливай.
— Спасибо, Тоге, — благодарит ученика подоспевший Сатору.
Он как раз успевает подхватить ком свалявшихся волос, не дав Хоо сымпровизировать на тему проверенного многими поколениями панков способа фиксации причёски — на пиво.
Лишившееся критического литра водяры тело Хоо обмякает, позволяя Годжо относительно без проблем доставить его в комнату. Мы же не будем мелочно припоминать ему разбитые в коридорах вазы, вогнанного в краску парой неожиданных откровений Фушигуро и разъярённого Рёмена, да?
Годжо относит Хоо сразу в ванну. Несколько секунд раздумий, и он включает воду в душе так — не раздевая демона. Сатору наверняка зол, поэтому вода сначала ледяная, потом раскалённая и только после этого уютно тёплая.
Хоо стоит спокойно. Ему на голову льётся шампунь — «закрой глазки, а то будет щипать», — длинные пальцы распутывают каждый узелок, стянувший тонкие волоски. От воды они тяжелеют, вьются по стройному телу, будто плавники золотых рыбок. Хоо не слушается и всё равно открывает глаза. Сейчас Годжо может заметить, что они не просто чёрные, в их глубине плещется загадочный алый.
— Завтра мне в Киото? — спрашивает Хоо, растирая глаза, которые, конечно же, щиплет.
Сатору набирает в ладони немного чистой воды и льёт её на лоб демона, чтобы она струйками вымыла шампунь.
— Нет, оставайся.
— Нет, уеду, — вредничает древнее проклятие. — Ты сказал, что не будешь выполнять свою часть контракта.
Хоо усаживается на пол душевой кабины, скрестив ноги. Годжо опускается на корточки, чтобы видеть разбитую губу и лопнувшие в глазах сосуды. Демон сейчас выглядит таким хрупким, что Сатору хочется убавить напор воды — вдруг бледная кожа на спине пойдёт трещинами. Он почти забывает: перед ним божество, всесильное и бессмертное. Упустить это из виду легко, ведь в Хоо так много человечности. Но вместе с тем так мало осознания. Сатору смешно и грустно оттого, что Хоо считает себя бесчувственным. Сатору успокаивает и задевает за живое вера Хоо в то, будто он никогда не любил.
— Прости за те слова. Просто мне всегда страшно, когда что-то из забавной шутки превращается в вещь, способную коснуться моего сердца, — отвечает Годжо, потому что Хоо ничего завтра не вспомнит.
— Я для тебя шутка? — дует мокрые губы демон.
— Кажется, уже нет.
***
— Неужели Королю Проклятий понадобилась помощь? Ой-ой-ой, какая честь…
— Я выпотрошу тебя, если не заткнёшься.
— Махито, и правда, прекрати. Давай выслушаем гостя. Видно, случилось что-то чудовищное.
— В школе сейчас мой давний знакомый. Он на стороне Годжо. Вы должны придумать способ убить его. Как можно скорее.
— Это всё? Убить мага?
— Он… скорее бог. Всесильный и бессмертный.
— Зачем такому помогать шаманам?
— Слишком много вопросов, проклятый дух… Он и Шестиглазый связаны контрактом; условие для Годжо: влюбить в себя этого демона. И у него начинает получаться.
— Что? Ха-ха-ха, это забавно! Гето, ну что, ты придумаешь, как поступить?
— Думаю, я уже знаю. Начнём, когда их чувства окрепнут.
— Не смейте медлить. И быстрее принесите мне оставшиеся пальцы.
— Ваше величество, если вам будет сподручно, то позаботьтесь о том, чтобы эти двое точно сблизились…
— Сугуру, что за бред?! К чему это?
— Дзюго, любовь — это величайшая слабость. Она поможет нам запросто убрать с пути и Годжо, и новую фигуру.
…Итадори открывает глаза и шумно втягивает в себя воздух. Из всего сна он помнит только этот странный диалог. Да и то, чем яснее становится сознание, тем больше фраз пропадает и забывается.
«Сукуна, который просит помощи? Да ну, ничего бредовее не придумаешь! Тем более он не мог забрать моё тело без новых пальцев».
Юджи выглядывает в коридор: все уже давно проснулись и собираются на тренировку во дворе.
«И я не ушёл бы отсюда незамеченным. Точно какая-то фигня. Приснилось из-за утренних пьяных воплей Хоо».
Окончательно убедив себя в незначительности сновидения, Итадори, выкинув его из головы, идёт к ребятам.
Комментарий к Нежность, которая причиняет боль
Дополнение эмоционального фона главы в виде драббла Noir_Belmont: https://ficbook.net/readfic/10527723
========== Больная голова, пустая голова ==========
Сначала в качестве наказания Годжо хотел заставить меня драить туалеты. Но, можно сказать, я и так их вымыл. Вернее, продезинфицировал огромным количеством спирта, выходящим из меня в течение всего дня. Когда он иссяк в моём желудке — господи, неужели! — мучения повторились с водой: ни один выпитый глоток не задерживался во мне. Я чувствовал себя фигуркой рыбки в композиции популярного у туристов фонтана: из меня лилось и лилось.
Сейчас немного полегче. Уже вечер, но я всё равно нацепил на нос тёмные очки, отобранные у Сатору. Изверг не разрешил мне остаться в его комнате и даже думать запретил о том, чтобы перенести туда мою новенькую кинг-сайз кроватку. Поэтому я здесь. Смотрю на то, как машут мечами и кулаками школьники.
Воспалённому, пропитому мозгу эти движения напоминают вчерашнюю ночь. Кажется, кто-то из моих новых знакомых танцевал похожим образом. Хотя я не помню почти ничего. Но, судя по паре синеющих на груди засосов, мне было весело. Годжо, увидевший их тоже, отказался разделять мой оптимизм: заявил, что в следующий раз не станет душить меня, а сразу прикуёт наручниками к батарее.
То, что вчера вечером произошло с Сатору, я, напротив, помню отлично. Но думать об этом не хочу. Мне всё ещё ничего не ясно, остаётся только радоваться тому, что не нужно ехать в Киото. Моё отравленное алкоголем тело сегодня не перенесло бы ни одну из магических техник перемещения, не говоря уже о поездке на машине. От одного слова «машина» желудок испуганно поджимается.
Моя милая Нобара-чан приносит мне бутылку с водичкой.
— Возьмите, Хоо-сан, вы сегодня выглядите неважно, — пытаясь заглянуть под мои очки, говорит она.
— Неужели ты так крепко спишь, Кугисаки? — бурчит себе под нос Фушигуро.
— Эй, здоровый сон — это очень важно! — заводится Нобара.
— Вот-вот, крепче спишь — меньше знаешь, Мегуми, — подключаюсь к разговору я.
— Там, вообще-то, не так…
У Фушигуро краснеют кончики ушей. Да, то, что я орал ему вчера про вкусы и фетиши братика Рёмена, определённо было лишним. Отпиваю глоток прохладной воды. На площадку возвращается Сатору. Жидкость встаёт у меня поперёк горла. Всеми фибрами своей тысячелетней интуиции я предчувствую, что сейчас он что-нибудь придумает.
— Хоо, раз ты уже в состоянии так весело шутить, почему бы тебе не помочь ребятам? — улыбается негодяй.
От мысли о том, что мне придётся взять в руки что-то тяжелее бутылки с водой, становится дурно. Сейчас один взмах катаны приравнивается для меня к десяти годам работы на каменоломне. Сжалься, о жесточайший из Годжо!
— Побудь вместо манекена. Используй какое-нибудь простенькое расширение территории и пусть детишки порезвятся.
Указательным пальцем поддеваю очки на переносице, опуская их вниз, чтобы посмотреть в бессовестные глаза засранца. Но они, как обычно, затянуты маской. Может, поэтому ты такой противный, Годжо? Потому что я сейчас не могу видеть твои бегающие виноватые зенки?
— Милый, не будь таким букой. Лучше накажешь меня ночью сам, — мурлычу я.
— Нет-нет, дорогой, я настаиваю на том, чтобы тебя по очереди наказали все, перед кем ты провинился, — повторяет мою интонацию Годжо.
Смачно сплёвываю под ноги. Я не в форме для саркастических состязаний. Да и школьники вот-вот сквозь землю от стыда провалятся. Я всё-таки старше, умнее, а посему должен беречь умы подрастающего поколения, защищать их от звенящей пошлости, распространяемой их учителем.
