– У меня другое мнение на этот счёт. Думаю, разговаривать как раз есть о чём. Жить хочешь?

– Конечно. – оживился пленник. – Очень даже. И желательно без цепей, чтоб можно было приди к тебе ночь и придушить во сне. А ещё лучше, поджарить на вертеле, как свинью, чтоб на своей шкуре испытал, что чувствует моя…

– И ты бы смог после меня излечить? – зло выдвинув нижнюю челюсть, перебил его отповедь Риз. – Убийц и мучителей, вроде тебя, хватает с избытком. А вот тех, кто способен спасать и лечить я редко встречал. И как правило, они жили в нищете и безвестности. Убивать куда проще и прибыльнее. Так ведь? Ты хотел убить всех моих людей. А это больше полутора тысяч душ. Зачем? Ведь никто у тебя власть не отбирал, лишнего не требовал. Нет, ты захотел большего и рискнул. Результат – сам в цепях, а дочь наполовину сожжена. Оно того стоило? И после я же и виноват?

– Ты ничем не лучше меня. – прошипел Гордон. – Ты ведёшь их на бойню. Империя раздавит вас как клопов. И ради чего? Ради того, чтобы твоя сестра надела корону?

– Меня ведёт цель – тебя жадность. Ты прав, нам больше не о чем разговаривать. Я своё предложение сделал. Думай, хочешь ли ты жить или нет. – Риз развернулся и направился к двери. На пороге он остановился. – А твоя дочь жива. Жива и здорова. Я её вылечил. Прощай. – и вышел.

Он уже поднимался по лестнице, когда его ушей достиг душераздирающий крик Гордона.

– Повтори! Повтори, проклятый колдун, что ты сказал!

– Так, давай-ка начистоту, мой мальчик. Что происходит? – решительно потребовала Цера, когда они поднялись наверх и вошли в главный зал замка, ещё хранившего следы вчерашнего побоища. Кровь уже успели замыть, но сломанная мебель была свалена в углу, дожидаясь своей очереди быть использованной в виде дров. – И не вздумай отмахиваться, будто это твоё личное, семейное дело. Я твоей сестре это говорила и тебе скажу – у вас нет своих дел. Вы себе не принадлежите. И я должна всё знать. Мне же придётся как-то объяснять своим, почему ты готов простить своего убийцу и предателя. Кроберги такого не прощают. И будь ты трижды магом и Хранителем – это ничего не меняет. Им и так пришлось признать вождём девчонку, да и вдобавок терпеть над собой меня, как соратника Хранителя. Но если и дальше так дело пойдёт, то я за них не ручаюсь, и тогда… Да спасут нас Льды.

Риз молчал, представляя, как в тесноте зала, куда набилось сотни под две пирующих, протрубил рог, и на его друзей и соратников набросились, ждавшие сигнала воины Гордона.

– Много наших? – спросил юноша, не смея поднять глаза на Церу.

– Я же сказала – помяли немного. В такой давке не больно-то и поорудуешь мечом. Да и я предупредила, чтобы были начеку. Наши, хвала Хранителю, ещё не разучились биться поодиночке. Так, пара ножевых, да с десяток зубов, а вот местным досталось изрядно. С дюжину забили насмерть. На пиру убивать гостей… Пусть скажут спасибо, падлюки, что не переубивали всех. Как поняли, что снаружи нас ещё тысяча, так и побросали свои железяки, но я этого уже не видела. У меня, знаешь ли, были другие заботы. Кое-кто в это время истекал кровью у меня на руках.

– Спасибо. – выдавил из себя Риз. – Ты спасла мне жизнь.

– Ну, нам ли считаться. – женщина положила ладонь ему на плечо. – Только хочу спросить тебя, на правах матери, какого лишая, ты не стал драконом, когда она в тебя выстрелила? И что значит эта дурацкая фраза – я ей обязан? С чего бы?

– Когда мы остались наедине, – вздохнул юноша, – ну, ты понимаешь, я вдруг ощутил такое, как бы это объяснить, свободу что ли. Словно и нет никакого дракона. Словно я простой человек. Мне было легко и радостно. У меня уже была женщина, – пустился в откровенность Риз, – но тогда ничего такого со мной не было, а тут. И самое главное – я сам смог спрятать глубоко в себя и мага, и дракона. Понимаешь – сам. Благодаря ей. Я захотел полюбить. – у него на глазах навернулись слёзы. – И получил арбалетный болт в ногу.

Он запрокинул голову вверх, пытаясь удержать, предательски рвущуюся наружу влагу. Цера обняла его, прижала к себе, гладя по волосам, одновременно осматривая зал – как бы кто не увидел слабость Хранителя.

– Полно, малыш. Женщины бывают коварны. Видимо ты прав, что хочешь её простить. Может, так для тебя будет легче.

– Наверно, у каждого из них, – Риз совсем размяк, – была причина предать меня. У отца, у Урсена, Гелерда и Бранды с её отцом. Но отчего так больно? И почему свои проблемы они решали за мой счёт? Цера, ответь.

Что она могла ему ответить, сама никого не пускавшая, до недавнего времени, в свою жизнь. Суровая и сильная женщина слабо годилась в утешительницы.

– Соберись, маг, у нас много дел. – единственное, что могла она сказать, юноше, мучаемому сомнениями. – Тебя, ждут наверху. Но вначале я должна показать тебя нашим.

*

– Отъедем?

Ночью изрядно подморозило, и дорога стала твёрдой. Идти по ней войску стало намного легче, несмотря на холод, к которому варвары были приучены. Они даже поделились с пражанами частью своей одежды, хранившейся в обозе. Не привыкшие к зимним походам «сапожники», мёрзли в своих доспехах, под которые нельзя было поддеть сколько-нибудь тёплый костюм. Между кробергами и кавалеристами Пражана быстро наладились довольно дружеские отношения, поскольку им не доводилось встречаться в открытом противостоянии и крови меж ними не было. Мастер Додиан постоянно находился при королеве, что тоже способствовало этому.

А вот появление братьев Леона, Патра и Роя, приведших с собой семьдесят воинов, было встречено прохладно. Да и те, не стремились сойтись с остальными, держась особняком, заняв указанное им место за шестой сотней.

Саффи нестерпимо захотелось свободы, и с молчаливого согласия соратников, она позволила себе немного размяться, гоня белогривого скакуна в стороне от дороги. В попутчики девушка выбрала Гамалу. Ну и Роксану с Вороном.

– Это можно. Только из меня наездник плохой, мне за тобой не угнаться.

– Зато собеседник хороший. – улыбнувшись, заметила девушка. – Этого вполне достаточно.

– Ну тогда погнали.

Гнала по сути только Саффи, пуская в галоп наследство Эйры. Подарок Додиана Гамала оставил в обозе, а мохнатая лошадка не могла, да и не желала с ней соревноваться в скорости, как и серый зверь. Ворон тоже предпочёл общество бывшего шамана, усевшись на крупе его тихохода. Девушке периодически приходилось возвращаться, гарцуя вокруг спутника, дразня и дружески подначивая, на что бывший шаман по большей части молчал, ожидая, когда она решится на серьёзный разговор.

– Ну что ты как тюлень по песку, еле тащишься, Гамала? Неужели не хочется пуститься вскачь, обгоняя ветер. Тебе же подарили прекрасного коня, которого, между прочим, необходимо объезжать, чтобы он привык к тебе. Зачем ты держишь его в обозе?

Её щёки порозовели, золотые кудри полосами выбились из-под шапки, развеваясь, будто стяги, мочки ушей, никогда не знавшие серёжек, стали красными. От её коня шла испарина, а из его ноздрей валил пар. Сам скакун, то понукаемый, то предоставляемый самому себе, в нетерпении мотал головой и бил копытами, требуя от наездницы пустить его в галоп.

– Ты, часом, не влюблена?

– С чего бы? – изумилась девушка подобному предположению. – Откуда взялось такое мнение?

– Ещё вчера ты шла по дороге с унылым лицом, словно кругом вонючее коровье дерьмо, а сегодня мчишься невесть куда, будто осой ужалена под хвост. А что с тобой будет завтра?

– Ты бредишь, друг мой. – фыркнула Саффи. – Это ты небось истосковался по своей ненаглядной.

– Неужели ты меня вызвала ради возможности сказать несколько колкостей? – скучающим тоном спросил мужчина. – Я думал, у нас будет важная беседа.

Девушка поджала губы. Она уже собралась пришпорить коня, но Гамала, воспользовался близостью к ней, ухватил его за узду. Недовольно глянув, умное животное всё же сообразило, что людям необходимо поговорить и замерло в ожидании.