Какое восхитительное начало дня, подумал Мирослав, печатая ответное сообщение.

«Попробуй такое забыть».

В ответ пришел смайлик в виде улыбающегося демона. Точнее и не скажешь.

Телефон затих, Мирослав без особой охоты доел оставшийся зефир, допил уже совсем холодный чай, неторопливо убрал за собой и отправился в комнату. Смотреть или читать что-либо у него не было ни малейшего желания, поэтому он тупо рухнул на диван (у него не было кровати, только раскладной диван) и погрузился в тяжелые раздумья.

Мать Мирослава умерла, когда ему было девять лет. Он довольно хорошо ее помнил – это была очень красивая, кареглазая брюнетка с приятным, мелодичным голосом, который никогда не звучал грубо или плаксиво. Она преподавала в школе математику – обстоятельство, которое сделало в итоге учителем и ее сына. Не уйди она из жизни так рано, вряд ли бы он избрал такую профессию. Но он хотел пойти по ее стопам просто потому, что это было единственное, что он мог сделать в память о ней.

Впрочем, как уже не раз было сказано, работа учителя совершенно не была Мирославу в тягость. Ведь он перенял не только профессию матери, но и ее талант к ней; учить детей было его призванием, что он понял задолго до того, как поступил на работу в «Возрождение».

Отец его умер два года назад. Это был конченый, несчастный человек – беспробудный пьяница, который крайне редко узнавал Мирослава, когда тот приходил навещать его. Он пил всегда, но после смерти жены (а умерла она от сердечного приступа) всецело отдал этому свою жизнь.

По этой причине Мирослав с девяти до восемнадцати лет безотлучно жил в приюте, так как других родственников у него не было и некому было взять на себя заботы о нем. Нет смысла подробно рассказывать обо всех лишениях и испытаниях, которые ему пришлось вынести в течение этих девяти лет, это бы заняло девять томов мучительно грустного и тяжелого повествования, которое выходит за рамки нашей истории. Стоит только сказать, что Мирослав никогда, ни при каких обстоятельствах не сдавался и всегда трудился так, как во всем приюте не трудился больше никто.

Конечно, кое в чем ему и везло.

Например, в приюте у него был лучший друг – Паша Поляков – отличавшийся до того веселым и задорным нравом, что с ним даже самые тяжкие испытания не казались и в половину такими ужасными, какими казались бы без него.

С Пашкой они были все равно что братья, и потому Мирослав был искренне рад, когда друга усыновили какие-то известные петербургские богачи, пусть это и стало причиной их прощания в шестнадцать лет. С тех пор они часто созванивались, и в последние годы Пашка часто уговаривал Мирослава переехать в Петербург и устроиться на работу к его приемному отцу, но брюнет всегда вежливо отказывался. Он привык всего добиваться сам и не хотел быть Пашке в тягость, хоть такие объяснения и страшно злили последнего.

Да, Мирослав всегда всего добивался сам. Он ненавидел умолять или висеть у кого-либо на шее: это в корне противоречило его натуре и жизненным принципам. Он просто не выносил зависимости и презирал тех, кто вместо того, чтобы бороться и действовать, пытался как-то расти за счет других. Но он очень ценил и берег то, чего достигал собственными силами, пусть это и не всегда были масштабные шаги.

Исходя из всего вышесказанного, нетрудно заключить, что к Илье Аксенову он не питал ничего, кроме ненависти и отвращения. Его безумно раздражал этот самовлюбленный баловень судьбы, не видевший в жизни никаких испытаний и потому вообразивший, будто ему можно все и без промедления.

Дело было не в богатстве Аксенова. Все ученики Мирослава были богаты, но он не испытывал к ним ни малейшей неприязни. Дело было в исключительной наглости этого сероглазого дьявола, наглости, которая просто не знала себе равных! И в чудовищном самолюбии, исключавшем для него возможность хотя бы на секунду задуматься об обстоятельствах и чувствах окружающих.

Неспешно засыпая, Мирослав думал о том, что никогда еще не встречал настолько мерзкую и неуправляемую личность.

«У тебя же все есть, сволочь, даже больше, чем тебе нужно. Еще и меня захотел? Мечтай, сволочь, мечтай».

Как бы то ни было, приказ Ильи был выполнен им безупречно. Даже во сне настырные серые глаза упорно мелькали перед его мысленным взором.

Проснувшись, Мирослав не сразу понял, где находится. Когда он засыпал, за окнами было ясно и светло, теперь же вокруг стояла кромешная тьма, и вдобавок он жутко замерз, забыв укрыться одеялом. С трудом преодолевая головокружение, он встал и кое-как нащупал выключатель. Задернул шторы, достал из кармана телефон. Недоверчиво хмыкнул.

19:30.

Неплохо день прошел, что и говорить. После переписки с Аксеновым прошло почти девять часов. Великолепно.

Идти уже никуда не хотелось, поэтому Мирослав решил почитать какой-нибудь интересный роман, благо недостатка в этом счастье не было. Но не успел он прочитать и двух строк, как телефон оповестил о приходе новой смс. Сомнений в имени отправителя у него не было ни малейших. И не зря.

«Ну что, закончились уроки?»

- О да, - мрачно пробормотал Мирослав. – Закончились. Вчера утром.

«Ты теперь все время будешь держать меня на связи?»

«Хочешь покончить с этим – дай то, чего прошу».

«Забудь об этом».

«Тогда привыкай».

Мирослав со злостью перевернул страницу. Новая смс.

«Кстати, я нашел твою страницу в Инстаграмм. Что там за девку ты обнимал год назад?»

Прекрасно. Он решил окончательно меня достать.

«Это моя бывшая. Могу я узнать, какое вообще твое дело?»

«Сам не знаю. Просто бесит».

Мирослав закатил глаза: вот же ненормальное создание!

«Обнять-то хоть можно?»

«Ты еще скажи: к сердцу прижать».

«Не суть».

«Нельзя. Я сейчас буду читать. Не мог бы ты оставить меня в покое? Хотя бы на какое-то время?»

Долгая пауза. Мирослав был уверен, что взбесил Аксенова, но тот ответил вполне спокойно.

«Хорошо. Но завтра ты уже так легко не отделаешься».

Завтра. Завтра у него сдвоенный урок с 11-ым «А»…

Мирослав в отчаянии швырнул телефон в угол дивана. Ему повезло только в одном. Книга, что он выбрал, оказалась до того захватывающей, что ему удалось погрузиться в нее, даже несмотря на то, что завтра его ожидал, несомненно, до крайности паршивый день, в чем он был уверен так же твердо, как и в том, что в «Возрождении» ему осталось работать считанные недели.

========== Уравнение №4 ==========

Мирослав не прогадал. Неприятности в понедельник начались с самого утра. Только он припарковался на заднем дворе школы, как на его окно упала чья-то тень. Подняв взгляд, он с трудом сдержал бешеную ругань.

Аксенов собственной персоной. В роскошной черной дубленке с высоким воротником, делавшей этого гада еще более наглым и самоуверенным.

Мелькнула бредовая мысль: может, завести еще не успевший остыть двигатель и быстренько свалить отсюда? Но это было бы как-то уж слишком по-детски. Мирослав не боялся Аксенова. Он его просто ненавидел. Но от этого видеть его хотелось еще меньше.

Взяв с пассажирского сиденья портфель, он решительно вышел из машины. Аксенов встретил его внимательным и, как всегда, нескрываемо голодным взглядом.

- Что ты тут забыл, могу я узнать? – хмуро спросил Мирослав.

- Сначала ты ответь, какого хрена я хочу увидеть тебя с самого утра?

- Ты больной, - сухо сказал Мирослав, заблокировал машину и быстро направился к школе.

Аксенов без раздумий последовал за ним – упрямый и неотступный, как пес-поводырь. Желание врезать ему было почти непреодолимым, но Мирослав сдерживался изо всех сил.

- Как ты можешь ездить на таком дерьме?

- Сам ты дерьмо! Еще раз так скажешь на мою машину, получишь по соплям!

Как ни странно, никакого ответа не последовало. Подняв взгляд, Мирослав, к великой своей ярости, увидел, что Аксенов улыбается! Вот же скотина! Так тебе еще и весело!?

- Да, смешнее не бывает!

- Чем злиться, лучше бы просто уступил. Я бы уже давно оставил тебя в покое.