Мирослав нисколько не преувеличивал. То не был обыкновенный внимательный взгляд ученика, старающегося ничего не упустить из слов учителя.

Илья Аксенов действительно вел себя странно. Его пронизывающий взор вскоре стал действовать Мирославу на нервы, но он никоим образом не показал этого, продолжая вести урок как ни в чем не бывало. Но каждый раз, поворачиваясь к доске, чтобы записать что-либо, он невольно радовался тому, что рубашка, помимо спины, прикрывает ему также и кое-что пониже. Никогда раньше он об этом не думал, а сейчас вдруг обрадовался.

Вскоре с объяснением новой темы было покончено, и Мирослав дал 11-ому «А» самостоятельное задание – длинный пример весьма серьезной сложности, на решение которого должно было уйти, по меньшей мере, минут пятнадцать. Но не прошло и тридцати секунд, как Илья сухо и бескомпромиссно заявил:

- 365.

Мирослав с трудом подавил тяжелый вздох. С нескрываемой снисходительностью посмотрел на Аксенова:

- Это верный ответ, но я хочу увидеть решение.

- Зачем, если ответ правильный?

- Как ты мог его узнать? Я не видел, чтобы ты что-то писал в тетрадке.

- Мне это не нужно.

«Вот наглец, - мысленно поразился Мирослав. – Подсмотрел где-то ответ и еще и права качает».

- Я хочу увидеть решение, чтобы убедиться в остроте твоего ума. Мне интересно, как ты пришел к этому ответу. Кто знает, может, ты знал его заранее? – спокойная, невинная усмешка.

Илья одарил его хмурым взглядом, после чего принялся ожесточенно строчить что-то в тетрадке (которую, кстати, только сейчас достал из рюкзака). Мирослав спокойно оглядел остальных учеников – все с интересом за ним наблюдали.

- Продолжаем, продолжаем. Оценка пойдет в журнал, если кто еще не понял.

Любопытные взгляды сейчас же опустились.

За две минуты до конца урока Мирослав озвучил домашнее задание, после чего уткнулся в папку с мудреной преподавательской документацией, которую ему было необходимо заполнить к полудню. Листки с решением примера он попросил сложить на край его стола, и, насколько он заметил, никто не пренебрег этим требованием. Мирослав был доволен: похоже, ему удалось завоевать расположение 11-ого «А». Во всяком случае, так ему подсказывал прошлый опыт.

Вскоре класс опустел, но Мирослав, погруженный в изучение дотошных ведомостей, вдруг почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит. Подняв взгляд, он увидел небрежную челку и свинцовую тяжесть пасмурного неба. Илья Аксенов неотрывно изучал его своим бесцеремонным, испытующим взглядом.

Тяжело вздохнув (на этот раз не сдержался), Мирослав с терпеливым видом откинулся на спинку стула:

- В чем дело, Аксенов? Ты что-то хочешь у меня спросить?

- У тебя охуенные глаза, - без всякой робости, твердо и спокойно сказал этот ненормальный.

Мирослав на секунду опешил. Затем выпрямился, холодно посмотрел в глаза Аксенову:

- Ты со всеми учителями так разговариваешь?

- Не у всех такие охуенные глаза.

- Это я понял! А без матов никак?

- А по-другому тут не скажешь.

Воцарилась долгая пауза.

Мирослав чувствовал себя выбитым из колеи, с такими ситуациями он никогда раньше не сталкивался. В конце концов, здравый смысл подсказал ему просто-напросто не воспринимать парня всерьез и относиться к нему, как к душевнобольному.

- Благодарю за комплимент, - сказал он сухо, - но впредь советую так не выражаться. Это неприлично и на самом деле даже оскорбительно. Я ведь твой учитель все-таки. Прими к сведению. Если это все, можешь идти.

На этот раз взгляд Аксенова был даже страшнее, чем до сих пор. В нем появилось что-то невыразимо жуткое, яростное, неугасимое…

Мирослав даже на секунду подумал, что тот собирается ударить его. Но спустя несколько мгновений парень развернулся и быстро покинул кабинет.

В тот день, забравшись в конце рабочего дня в свой старенький «Форд», Мирослав с неуютным чувством в душе вспоминал эту странную сцену.

«Что с ним такое, в самом деле? «Охуенные глаза»? Голубой, что ли? По виду и не скажешь. Хотя, с другой стороны, кто знает, что может взбрести в голову этим малолетним отморозкам, детишкам сильных мира сего? Одному Богу ведомо. Точнее, Дьяволу».

Мирослав не был трусом, но ему становилось не по себе от общения с Аксеновым, хоть он и сам не понимал, почему должен бояться этого придурка. Как бы то ни было, отныне ему предстояло созерцать его по шесть часов в неделю, и он никак не мог изменить это. От одной мысли об этом ему хотелось выть.

========== Уравнение №2 ==========

Неважно, кто ты: ученик или учитель, в школе невозможно долго зацикливаться на какой-то одной проблеме, так как всего одной проблемы у тебя тут фактически быть не может.

Мирослав недолго обдумывал гнетущий инцидент с Ильей Аксеновым. У него просто не было такой возможности. Работа отнимала у него слишком много времени, и, кроме того, он не до такой степени испугался выходки ученика, чтобы думать о ней больше, чем это было необходимо.

За три месяца работы Мирослав показал себя блестящим педагогом, и в последнее время от частных уроков у него не было отбоя. Как известно, лишних денег не бывает, так что пока он никому не отказывал, хоть и зажал себя в чрезвычайно тесный график. С другой стороны, он любил свою работу, так что это не было для него чересчур тяжелым испытанием. Однако думать о всяких неадекватных старшеклассниках у него точно не было ни малейшего шанса.

Таким образом, следующие два дня он практически совсем не вспоминал об Илье и только в пятницу, сидя за столом в учительской (роскошной, как какой-нибудь элитный конференц-зал) и наспех проверяя уравнения 11-ого «А» (из-за наплыва частных уроков ему не удалось сделать этого раньше), он волей-неволей вспомнил о той непостижимой ситуации. И сразу почувствовал некоторое напряжение: через пятнадцать минут ему предстояло вновь увидеть эти настырные темно-серые глаза, вызывавшие в нем такие неприятные ощущения.

Поначалу он был один, но вскоре к нему присоединилась Елена Дмитриевна – тоже с кипой непроверенных домашних заданий. Это была та самая преподавательница, из-за которой 11 «А» повесили ему на шею.

Мнения о Елене Дмитриевне в «Возрождении» были самыми противоречивыми. Ученики ее боялись, так как, не повышая голоса, она умела внушать ни с чем несравнимый ужас, учителя же наоборот – считали ее добрейшим существом и, что еще важнее, непревзойденной юмористкой. Это была высокая темноволосая женщина лет 45 с суровым, жестким лицом, которое становилось невероятно мягким и приятным, когда она улыбалась.

- Как поживаете, Мирослав Александрович? – с усталым видом Елена Дмитриевна уселась на стул напротив Мирослава и открыла первую тетрадку. – Как там мой 11 «А»? Не шалят?

- Да нет, все нормально.

- Правда? Даже мне с ними порой нелегко приходилось. Особенно с некоторыми отдельными индивидуумами…

- Уж не об Аксенове ли речь?

Елена Дмитриевна расхохоталась:

- Так я и знала! С этим парнем никогда покоя не будет. Что он натворил на этот раз?

- Да так, ничего особенного…

- Ну-ну, Мирослав Александрович, рассказывайте, мне же интересно.

Мирослав вдруг понял, что скорее съест собственную руку, чем расскажет ей все, как было на самом деле. Поэтому он решил дать чисто теоретическое объяснение:

- Он совершенно не воспринимает меня всерьез. Думаю, это из-за того, что я старше его всего на шесть лет. А выгляжу, может, и младше.

- Вполне в его духе. А что конкретно он сделал?

«Вот пристала!»

- Употребил в моем присутствии один очень скверный мат.

Елена Дмитриевна изумленно вытаращилась:

- Вот это да! При мне он никогда не позволял себе подобного. Этот мат был направлен в ваш адрес?

Мирослав едва заметно усмехнулся. «Нет, блин, подробностей ты не узнаешь».

- Можно и так сказать.

- Вот засранец! – с искренним негодованием воскликнула Елена Дмитриевна. – Не расстраивайтесь, Мирослав Александрович, что с него взять. Избалованный идиот! Думает, раз его отец всемогущий Виктор Аксенов, так ему все можно!