- Вот, значит, как все было. Он мне не сказал, что ты напился.

- Подожди, а что он вообще тебе сказал?

- Да я позвонил ему через пару дней после помолвки. Придумал какой-то деловой повод и как бы между прочим спросил про тебя. Ну, он и сказал, что ты отдыхаешь на Бали. А выяснить, где именно, уже оказалось делом техники.

- Черт! Так вот кто меня выдал! Пашка, предатель!

- А что, разве сейчас ты не рад?

После недолгой паузы Мирослав хмуро признал:

- Рад, блин.

Аксенов улыбнулся, притянул к себе, надолго приник к его искусанным губам. Потом тихо произнес:

- Господи, как мне тебя не хватало. Здесь ты тоже держался молодцом. Только рука выдала тебя с потрохами.

- Почувствовал дрожь, да?

- Еще бы. Такое трудно было не почувствовать. Да и взгляд у тебя уже был не тот. Я видел, что тебе больно, но меня уже взял азарт. Я хотел довести тебя до такого состояния, чтобы ты уже просто дышать без меня не мог. Вот мы и мотались с Энн перед твоим носом на яхте.

- Ты конченая свинья.

- Я знаю. Ты сам довел меня до этого.

- Отмазываешься, как всегда, безупречно.

- Потом ты стал исчезать куда-то, я не видел тебя целых два дня, и сегодня мое терпение иссякло. Я сорвался из дома, и мне было плевать, спишь ты или нет. Я бы разбудил тебя в случае необходимости. А тут смотрю – ты сидишь на дюне, и этот мерзкий план мгновенно созрел в моей голове…

- Вот гаденыш! И как тебе удалось это провернуть!?

Нежно поцеловав его в плечо, Аксенов с улыбкой сказал:

- Я могу не дышать под водой около сорока пяти секунд. Этого мне вполне хватило, чтобы отплыть в сторону своего коттеджа, далеко от той зоны, куда ты должен был смотреть, тихонько вынырнуть и по берегу вернуться обратно. А тут уже ты мечешься и орешь, проклиная Энн. Это был лучший момент в моей жизни.

- Какой же ты все-таки урод… Если по-хорошему, я еще раз двадцать должен втащить тебе за это.

- Но вместо этого будешь целовать меня до самого утра.

- Знаешь, в чем-то ты, может, и изменился, но по большому счету остался прежним. В некоторых аспектах стал даже хуже.

- В каких, например?

- Раньше ты, по крайней мере, был прямолинейным психом, а теперь коварный псих.

Аксенов снова рассмеялся:

- Как хорошо, что это никогда не мешало тебе обожать меня.

- Знаешь, - сказал Мир уже серьезнее, - мне тоже есть что рассказать тебе.

- Не надо, - Илья крепко сжал его ладонь. – То, как ты плакал, сказало мне даже больше, чем нужно. Расскажи, только если сам этого хочешь. Я не заставляю.

Мирослав чувствовал, что в эту ночь они должны были высказаться оба. И он тоже поведал обо всем. Рассказал, как нелегко ему дался их разрыв, о первых годах без Ильи, когда он работал в поте лица и все равно думал только о нем, и о последних годах, самых тяжелых, о безумно реальных сновидениях, из которых ему не хотелось возвращаться.

- Я долго думал, - сказал он под конец, задумчиво глядя на воду, - и в итоге понял, что я не такой. Ну, как тебе сказать. Я не гей в прямом смысле этого слова. На других парней я никогда даже не смотрел. И не тянуло. Одна мысль кажется омерзительной. Но ты – это что-то непреодолимое. Без тебя я не я. Без тебя жизнь не жизнь. Я не знаю, почему так, но я могу сказать с полной уверенностью, что если мы еще когда-нибудь расстанемся, я этого не переживу. Это не пустые слова, поверь. Это просто факт. Да что там говорить: уйди ты сейчас, я не знаю, что со мной будет. Наверно, я просто зареву, как двухлетний сопляк, и полезу на стенку.

- Я больше никогда никуда не уйду, - сказал Илья, крепко обнимая его. – И тебе не дам. Я такой же. Мне всегда нужен был только ты. Ты и никто другой. Мы больше не допустим этой ошибки. Просто не имеем права. Да и ничего глупее быть не может. Ты ведь наверняка заметил, что когда мы вместе, все хорошо. Проблемы начинаются, когда мы расстаемся.

- Да уж, трудно было не заметить.

- Но, знаешь, может, эта разлука тоже была нужна.

- Для чего?

- Может, иногда нужно один раз расстаться, чтобы больше не расставаться никогда.

Мирослав слабо улыбнулся:

- Может быть.

Как раз в это время затмение подошло к своему апогею, и яркий белоснежный край луны медленно выглянул из-за тени, постепенно становясь все шире и шире…

Илья и Мирослав долго наблюдали это необычное зрелище, в беспредельном и таком родном спокойствии, а потом Аксенов с неуверенной улыбкой спросил:

- Ты выдержишь еще один раз?

Мирослав не мог не рассмеяться:

- Выдержу, может, и не один, но завтра, скорее всего, ходить вообще не смогу.

- Я буду за тобой ухаживать, - Аксенов встал и протянул ему руку. – Я пять чертовых лет жил без этого. Как вообще выжил, не знаю.

Поднявшись, Мирослав тут же оказался в тесном плену сильных требовательных рук Аксенова, бережно и вместе с тем настойчиво увлекавших его в сторону коттеджа, в сторону большой двуспальной кровати, так им сейчас необходимой. Не было даже подходящего момента сказать «Я тоже». Впрочем, это и так было понятно.

Несмотря на столь позднее время, спать им совершенно не хотелось. Всю ночь они целовали и ласкали друг друга, упиваясь долгожданной близостью, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым вздохом, каждой одуряющей секундой их личного блаженства, и не могли прерваться даже на сон. Только на рассвете усталость взяла свое, и они заснули, встретив новый день уже в объятиях друг друга – первый день из множества дней, что ждало их впереди.

========== Уравнение №23 ==========

Мирослав рассчитал все верно. Боль в пятой точке утром была просто невыносима, но он был вполне счастлив, ведь Аксенов был рядом, да еще и с огромным подносом всяких роскошных экзотических блюд.

Черт, казалось, будто и не было этих проклятых пяти лет! Ничего не изменилось. Они по-прежнему общались легко и свободно, словно два беззаботных подростка, и то неповторимое ощущение чисто родственного, безыскусственного счастья, так тянувшее их друг к другу с самого начала, сейчас было таким же ярким и глубоким, как и до их мучительной разлуки. Они просто не могли наговориться, им было весело, как и тогда, и такой проблемы, как «не о чем поговорить», у них никогда не возникало. А даже если они и молчали, это всегда было также легко и естественно, как дышать, и никогда не вызывало ни малейшей неловкости.

Узнав об их воссоединении, Анна Дель-Мар тут же собрала вещи и вскоре уехала во Францию (оказывается, у нее уже были серьезные деловые неустойки из-за столь непредвиденного отпуска). Но перед этим она пришла к Аксенову и Миру и попрощалась с ними так тепло и искренне, как это не сделала бы на ее месте ни одна другая девушка. Видно было, что она чувствует большое облегчение по поводу их объединения, и Мирославу было приятно получить от нее сестринский чмок в щеку и услышать притворно-суровое:

- Больше не теряйтесь.

Несомненно, это была очень незаурядная и сильная личность, и впереди ее ждало большое будущее.

Вторая неделя пронеслась так быстро, что Илья и Мирослав без лишних дискуссий продлили отпуск еще на семь дней. В конце концов, они так долго вкалывали без всякой жалости к себе, что сейчас имели полное право оторваться от души. А на Бали было так тепло, красиво и интересно, что уезжать, тем более так быстро, совершенно не хотелось.

Теперь они всюду были вместе, и их главной целью (неосознанной, правда) было желание узнать друг о друге все, что они упустили за эти долгие пять лет и тем самым устранить тот жестокий пробел, что лег на их судьбы размытым, серым пятном. Интересовала любая мелочь, даже то, что всем другим показалось бы незначительной и скучной деталью. Ну а важные вещи сразу переставали принадлежать кому-то одному, но немедленно объединяли их и становились общей заботой. Причем происходило это совершенно непроизвольно, им даже не нужно было ни о чем просить друг друга, словно эти трудности изначально касались их обоих, а не кого-то одного.