То же самое чувствовали сейчас Илья и Мирослав. Вся боль, что они пережили за годы разлуки, безумная тоска и одиночество, страдания последних ужасающих месяцев – все это вылилось сейчас в горькую, жестокую страсть, которой невозможно было сказать «нет»; страсть, затмевавшую все остальное, даже оглушительный гнев, который заставил Мира ударить Аксенова (и весьма по делу, стоит отметить).

Черт, они отдавили друг другу все ноги, в кровь исцарапали голые плечи, их поцелуй тоже был со вкусом крови, ведь Мирослав весьма душевно разбил Аксенову губу, но Илья тоже в долгу не остался, поставив Миру на шее засос, который вполне можно было сравнить с этим ударом. И, боже мой, они млели от этого кошмара так, что у них почва уходила из-под ног!

В итоге – и это было совершенно неизбежно – кто-то кого-то толкнул, кто-то кого-то потянул за собой, и они оба оказались на прохладных камнях, остатки одежды полетели к чертям, взгляды – жаркие, полубезумные – схлестнулись на одном и том же диком требовании. О смазке никто даже не подумал, адреналин был настолько высок, что она сейчас и не требовалась.

Пара плевков, и Аксенов, крепко держа Мирослава под колени, резко вошел в него. Острая боль, давление, нестерпимое чувство наполненности – и во всем этом блаженство, сравнимое с чистейшим мазохизмом. Быстрые, срывающие крышу толчки, громкое возбужденное дыхание, влажные, смазанные поцелуи, сводящее с ума единение и, в конце концов, дикий, разрывающий, словно молния, оргазм, от которого хотелось орать во все горло.

Они еще долго смотрели друг другу в глаза, словно бы не веря, что это все реальность, а не очередной жестокий сон, который вот-вот обернется знакомой пустотой, и мучительно читали все, что видели, боясь упустить хотя бы самый ничтожный оттенок эмоции, хотя бы самое незначительное доказательство того, что они по-прежнему любят друг друга, любят так же, как и пять лет назад, а может, и еще сильнее, и причем взгляд Аксенова был не менее отчаянным и испытующим, чем отрешенный, сбитый с толку взгляд Мира. Наклонившись к нему, Илья хрипло выдохнул:

- Теперь умоляй, чтобы я исчез. Умоляй, угрожай, говори, что хочешь, это не подействует. Ты мой навсегда. И только попробуй возразить.

Резко отпустив его, он тяжело откинулся на гальку рядом.

Кровавая луна исчезла. На ее месте висел мутный грязно-желтый ободок, который прекрасно бы вписался в какую-нибудь мрачную картину Пикассо. Оставалось только гадать, когда ночное светило выйдет из своего таинственного заточения и озарит застывший океан своим бледным, призрачным сиянием. Впрочем, двоих парней, что расслабленно лежали сейчас на берегу, это нисколько не интересовало.

- Объясни мне всё, - сказал Мирослав, закрывая глаза: чтобы хоть немного собраться с мыслями. – А то я снова тебе врежу.

- Да ладно? – Аксенов даже не скрывал усмешки.

- Попытаюсь, по крайней мере.

- Что ты хочешь узнать?

- Вообще-то всё.

- А в частности?

- А в частности, не слишком ли ты спокоен для человека, который только что изменил своей невесте? Которая, между прочим, ждет его в каких-нибудь двухстах метрах?

- Какая невеста, Мир? – небрежно спросил Илья. – О чем ты говоришь?

- Я об Анне Дель-Мар.

- Она мне не невеста. И она не ждет меня в двухстах метрах. У нас разные коттеджи, у меня свой, у нее свой. Она приходила только тогда, когда это было нужно.

Мирослав невольно сел, Аксенов тут же последовал его примеру, внимательно, жадно и испытующе посмотрел ему в глаза. Это был взгляд человека, не видящего за собой ни малейшей вины. Мирославу на мгновенье стало не по себе, он понял, что не успокоится, пока не узнает все до конца.

- А помолвка?

- Не было никакой помолвки, Мир. Был только розыгрыш, организованный с одной-единственной целью.

- Черт… Я не могу поверить. И Анна знала?

- Конечно. Без нее у меня бы ничего не вышло.

- Да кто она тебе?

Аксенов как-то странно усмехнулся – грустно и в то же время радостно:

- Ты не можешь поверить, что все это был лишь розыгрыш, а я не могу поверить, что ты все-таки ревновал меня к Энн.

- Я ничего не понимаю.

- Ты ведь знаешь, что я учился в Англии. Отец отправил меня туда в надежде, что новая жизнь и новые знакомства помогут мне забыть тебя. После того, как ты исчез, я практически перестал говорить, полностью ушел в себя и потерял интерес ко всему окружающему. Мама не нашла в этом ничего особенного, кроме дорогих шмоток и светских приемов, ее вообще никогда ничего не волновало. А вот отец злился, несколько раз даже пытался наехать на меня, мол, что ты ведешь себя, как бесхарактерное ничтожество, но одного моего взгляда всегда было достаточно, чтобы заставить его замолкнуть. Вопреки его ожиданиям, в Англии я ни с кем не подружился, - он мрачно хмыкнул. – Хуже того: там я открыл для себя мир языков программирования, и люди вообще перестали для меня существовать. Я полностью погрузился в эту сферу, и это помогло мне выжить. Выжить без тебя, - он ненадолго замолчал, погрузившись в воспоминания (Мирослав с трудом подавил желание поцеловать его), потом спокойно продолжил. – Однокурсники быстро оставили меня в покое, поняв, что я сам по себе. Меня это вполне устраивало, я не нуждался ни в чьем общении, и мне было плевать, что постепенно я становлюсь настоящим мизантропом. Но второй курс принес свои изменения. Нам задали исследовательскую работу, которую предполагалось выполнять в паре, всех студентов, естественно, разбили, и мне в напарники досталась Дель-Мар. У нее как раз не было проблем с друзьями. Точнее, именно это и было проблемой. Ее бесило то, что все парни, с которыми она общалась, в итоге обязательно в нее влюблялись, а с девушками ей не нравилось общаться из-за их тупости и помешанности на парнях. Как ты знаешь, она умеет производить впечатление милой и очаровательной феи, но ее истинное лицо совсем другое. Она очень умная, хитрая, целеустремленная и расчетливая. И выходить замуж до тридцати пяти лет даже не планирует. Ее родители – владельцы многомиллионной косметической компании, и она, как единственная наследница, уже учится управлять ею. И учится весьма успешно, хочу сказать. Но суть не в этом. Короче говоря, я оказался для нее идеальным партнером. Она быстро поняла, что я в нее точно не влюблюсь, и вцепилась в меня мертвой хваткой. Поначалу я избегал ее, но потом привык. В сущности, только благодаря ей я вообще не разучился общаться с людьми. Многие считали нас парой, но нам не было до этого никакого дела. Однажды так вышло, что я спас ей жизнь. Мы переходили дорогу, загорелся зеленый, Энн, не глядя по сторонам, вышла на трассу, и тут какой-то придурок из-за угла чуть не сбил ее. В общем, если б не моя мгновенная реакция, она бы либо стала инвалидом, либо вовсе рассталась бы с жизнью. Я-то не придал этому особого значения, но для Энн это стало чем-то вроде знака свыше. С тех пор она считает, будто должна мне по гроб жизни, и, как я ни пытался ее успокоить, мне это так и не удалось. Раньше я был уверен, что ее помощь мне никогда не понадобится, но, как недавно выяснилось, ошибался. Она с самого начала догадалась, что в моей жизни произошла какая-то скверная история, из-за которой я даже смотреть ни на кого не хотел, но подробностей я ей не рассказывал. Только перед самым ее отъездом (она отучилась в Англии только два года, а потом уехала во Францию и уже там получила диплом) я как-то не выдержал и рассказал ей, что это парень, и что я собираюсь найти его и вернуть, как только заработаю достаточно денег и буду уверен, что он уже точно никуда от меня не денется. Она отреагировала совершенно спокойно, вообще не удивилась и искренне пожелала мне удачи. В Европе вообще такими вещами никого не шокируешь. Здесь любая девчонка скривилась бы, а Энн только погрустнела, ей действительно было жаль меня. Теперь понимаешь, кто она для меня? Боевая подруга, сестра, крестная, кто угодно, только не возлюбленная. У меня никогда с ней ничего не было.

- Господи, но почему тогда…