Он резко сел и сделал несколько торопливых глотков из бутылки – просто, чтобы сделать хоть что-нибудь, потом рассеянно огляделся и невольно окаменел.
Со стороны коттеджа Аксенова кто-то быстро шел по берегу. Спустя несколько мгновений стало очевидно, что этим кем-то был не кто иной, как сам Илья.
Резко и в тоже время совершенно бесшумно Мирослав отклонился назад, скрылся за папоротником и уже осторожнее выглянул чуть с другой стороны – отчаянно надеясь, что ему только кажется, будто биение его сердца слышит весь Бали.
Похоже, Аксенов его не заметил. Выглядело так, будто он направляется прямиком к его коттеджу, но нет. Остановившись неподалеку от дюны, за которой прятался Мирослав, он некоторое время неподвижно постоял у кромки воды, видимо, размышляя о чем-то, потом неспешно стянул джинсы (и не поленился напялить!) и, оставшись в одних плавках, стал медленно входить в воду. Глубина здесь начиналась не сразу, так что ему понадобилось около двух-трех минут, чтобы войти по грудь, после чего он нырнул и стал плескаться в отдалении.
Мирослав пристально следил за ним, не выпуская из виду ни на секунду. И в то же время размышлял о странности этой ночной вылазки.
С какой стати Аксенов покинул свою возлюбленную в такое время? Если им стало жарко, то почему они не вышли вдвоем? Впрочем, тут как раз все было просто. Видимо, Анна сейчас крепко спала, и Аксенов, не захотев ее будить, вышел один. Но какого черта ему понадобилось нырять именно здесь!? Он ведь мог это сделать напротив собственного коттеджа! Вот этого Мирослав никак не мог понять, хоть и чувствовал, что какой-то смысл тут определенно должен был быть.
Аксенов плавал довольно далеко от берега, но следить за ним было очень легко: брызги отчетливо серебрились в темноте, а особенно громкие всплески даже достигали слуха Мирослава. Вот Аксенов снова вынырнул, на мгновенье даже высветились его голова и плечи, затем снова нырнул, подняв целый фонтан сверкающих золотистых брызг. И больше не вынырнул.
Прошло три секунды, четыре, пять, а он все не показывался, никоим образом не нарушая мертвой неподвижности моря.
Сам того не осознавая, Мирослав всем телом подался вперед, исступленно вглядываясь вдаль.
Что за черт? Что за проклятая тишина?..
Девять секунд, десять…
Ничего. Глухо, как в пропасти, и сам океан неподвижен, будто гигантский кусок черного железа.
В полном смятении Мирослав спрыгнул с дюны и быстро подбежал к воде. Пристально и насколько мог хладнокровно оглядел морской простор, в особенности ту область, где он в последний раз видел Аксенова.
Ничего. Мертвый штиль. Казалось, будто Илья и вовсе здесь не появлялся, и ему только почудилась вся эта сцена. Но это было совершенно невозможно, ведь джинсы Аксенова все еще валялись на берегу, он видел их, когда бежал сюда!
Проклятье, что за черт!? Что все это значит!? Аксенов, где ты???
Мирослава начало трясти, сердце колотилось так, что ему даже было больно, но он не обращал на это никакого внимания.
Стало почему-то очень темно, гораздо темнее, чем было до сих пор. Раздраженно глянув в небо, Мирослав на секунду оцепенел. Тень Земли полностью затмила Луну, и теперь она походила на тусклый черно-бордовый шар, не дававший ни малейшего света, жуткий и зловещий, как какой-то мрачный символ из фильма ужасов. Такой же зловещий, как и то, что творилось сейчас здесь…
Мирослав бросился в воду. Со всех ног побежал к тому месту, где, как ему казалось, он видел Аксенова в последний раз. Но как он мог с полной точностью определить эту зону? Вокруг было темно, как в склепе, ориентироваться в этой бесконечной мгле было практически невозможно. Но он упорно двигался вперед, в состоянии, близком даже не к отчаянию, а к полному безумию.
Что могло произойти? Неужели судорога скрутила? Но почему тогда Аксенов не кричал, не звал на помощь? Укусить его никто не мог, эти воды были совершенно безопасны. Может, течение? Да какое течение, здесь же штиль полнейший!
Мирослав чувствовал медленно нарастающую дурноту. Его трясло, как в лихорадке, и время от времени он переставал ощущать собственное тело.
В какой-то момент – и, наверно, это был самый страшный момент в его жизни – он осознал, что его поиски совершенно бесполезны. Мелькнула отчаянная мысль: надо бежать, звать на помощь, но ведь это было еще бесполезнее! Если Аксенов до сих пор находился под водой, то вытаскивать его нужно было прямо сейчас, без всяких промедлений, бежать же за помощью – означало смириться с его потерей. С его потерей…
В эту секунду Мирослав чуть не сошел с ума. Бросился в сторону берега, в надежде, что зашел слишком далеко, а Аксенов мог находиться чуть ближе. Заорал, вне себя от страха и отчаяния:
- Где ты, придурок??? Аксенов, ответь, черт побери!!! Господи! Что же это… Что же это за черт… Боже мой… Аксенов! Почему эта дура отпустила тебя одного???
Вода уже была ему по пояс, и он понял, что на такой глубине точно ничего не найдет. Снова повернулся, но идти уже было некуда. Некуда и незачем. Это был конец.
Рыдания обрушились на него такой мощной сокрушительной волной, что он едва не упал. Так он не плакал, наверно, даже после смерти матери. Все его тело содрогалось, слезы затмевали взгляд, а грудь будто заковали в тесный металлический ларец.
Сколько лет он не позволял себе этого, боже мой! Он никогда не плакал. Даже пять лет назад, когда они только расстались, даже в день проклятой помолвки, даже в ту минуту, когда он окончательно смирился с тем, что они никогда не будут вместе. Никогда. А сейчас рыдал так, что это буквально насиловало его психику. Ведь дело было не только в том, с ним Аксенов или нет. Он просто хотел, чтобы этот человек был счастлив. Счастлив, несмотря ни на что.
Силы быстро оставляли его, и в тот момент, когда он уже почти ничего не видел перед собой, справа раздалось спокойное:
- И чего ревем?
Медленно, практически не веря в реальность происходящего, Мирослав повернулся в сторону говорившего. И на несколько долгих мгновений впал в глубочайший транс.
Это был Аксенов. Живой и невредимый, без всяких ран, такой же, как всегда, сильный и здоровый, с россыпью блестящих прозрачных капель по всему великолепному телу.
Некоторое время Мирослав не испытывал ничего, кроме тупой бесконечной радости, вполне естественной после всего, что ему пришлось только что пережить, а потом он внимательнее вгляделся в лицо Аксенова, увидел знакомую, не оставлявшую никаких сомнений улыбку и сразу все понял. Абсолютно все.
Отвернулся, молча вытер слезы, потом резко, со скоростью, которой сам от себя не ожидал, размахнулся и съездил Аксенову по челюсти. И в этот раз попал. Илью отбросило в сторону, будто соломенное чучело, и он грохнулся в воду, неуклюже взмахнув руками.
Мирослав этого уже не видел. Не оглядываясь, ни на что не обращая внимания, он быстро шел к берегу в самом что ни на есть натуральном состоянии аффекта.
Спустя пару секунд позади раздался характерный плеск – Аксенов бежал за ним. Мирослав даже не подумал остановиться. Только он вышел из воды, как Илья схватил его за руку.
- Что, добавки захотел, ублюдок?! – вне себя от бешенства, Мирослав обернулся, снова вскинул кулак, но Аксенов уже был готов к этому.
Отточенным движением отразив летящий в него удар, он схватил Мирослава за плечи и впился в его губы отчаянным, не терпящим возражений поцелуем. И это было лучшее, что он мог сейчас сделать. Грубо вцепившись рукой в его волосы, Мирослав стал отвечать и упаси меня Бог назвать этот поцелуй нежным или чувственным.
Это был бой! Бой двух изголодавшихся волков, которые, наконец, нашли добычу и теперь терзали ее со всем исступлением, на какое только были способны. Они не могли иначе. Да иначе и было нельзя.
Что делает тонущий человек, когда ему бросают спасательный круг? Вряд ли нежно касается его руками, проверяя, каков он на ощупь. Нет, он хватается за него со всей яростью и энергией, что только в нем есть, ибо в этом круге заключены его жизнь и спасение. Что делает умирающий от жажды человек, когда ему дают флягу с водой, и он знает, что ему не обязательно экономить? Уж точно не смакует каждый глоток, как это свойственно ценителям вина. Нет, он глотает жадно и нетерпеливо, даже грубо, и это естественно – ведь только так он и может спастись. В этой воде его единственная надежда, его жизнь, а значит, и счастье.
