Вот почему, когда Гуннар открыл дверь сразу после моего приезда в пятницу, я вскочила на ноги.

— Гуннар.

— Бренна. — Он был так поражен, что даже не пошевелился, и богато украшенная дверь захлопнулась у него за плечом. Он толкнул ее и шагнул внутрь. На прошлой неделе мы так старались никогда не оставаться наедине, никогда не искушать судьбу. Это была столовая, слуги входили и выходили, а его отец и моя мать могли появиться в любой момент.

Но природа пребывания наедине с ним не придавала этому значения.

На нем был толстый серый свитер и черные джинсы. Его волосы, обычно убранные с лица и удерживаемые на месте каким-то средством, были распущены и ниспадали на высокий лоб.

Гуннар выглядел сногсшибательно. Очень привлекательным мужчиной, но при этом просто мужчиной. Не принцем. Ни одной звезды, которая была бы вне моей досягаемости. Просто парень.

— Что ты здесь делаешь? — поинтересовалась я.

— Мой отец хотел со мной встретиться.

— Его здесь нет.

— Нет. Я это вижу.

Мой механизм “дерись или беги” заработал, и я начала собирать свой ноутбук и документы. Это был трудный выбор между пряной булочкой и кофе, но я выбрала пряную булочку.

— Ты не должна уходить, — сказал он, наблюдая, как я собираюсь.

— Все в порядке. Я могу поработать в библиотеке.

Мои руки были заняты, и я изо всех сил старалась не смотреть на него, и, конечно же, не хотела прикасаться к нему, поэтому я остановилась в футе от Гуннара. Мои глаза сфокусировались на его подбородке, там, где он встречался с мягким, пушистым воротником свитера.

Воспоминание о его бороде на моей коже прошило мое тело физически ощутимым импульсом.

Я чуть не выронила булочку с пряностями.

— Я скучаю по тебе, — сказал он. Шепот, дыхание, которое я скорее почувствовала, чем услышала.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, прикидываясь дурочкой. — Мы всю неделю ходили на собрания.

— Я скучаю по твоему рту, — сказал он, и я вздрогнула. — Я скучаю по твоей груди. Ощущениям…

— Не надо. Ты не можешь…

— Черт побери! — Дверь снова распахнулась, и в комнату ворвался король. Гуннар шагнул вперед, уступая мне дорогу, чтобы я не оказалась на пути короля, который только оттеснил меня обратно к столу.

— Какого черта, Гуннар! — крикнул король Фредерик и швырнул на стол сложенную газету. — Я должен узнавать об этом рыбном промысле через треклятую газету?

— Мы отсылали вам краткий отчет, — сказала я, и Гуннар с отцом уставились на меня. — Мы так и сделали. Несколько дней назад я звонила вашей секретарше, чтобы узнать, есть ли у вас вопросы.

— Что происходит? — спросил король, переводя взгляд с меня на сына. — Ты со свой помощницей собираетесь сесть на трон?

“Помощница” из его уст прозвучало как наживка.

И Гуннар ее проглотил.

— Нет, отец, — рявкнул Гуннар. — Мы с Бренной пытаемся вытащить нашу страну из финансового штопора, который вы только усугубили! Инициатива по рыболовству правильна. Это правильно, и ты злишься только потому, что не понял этого раньше.

Король Фредерик побледнел, а потом покраснел. Мы с Гуннаром обменялись быстрыми взглядами, внезапно встревоженные тем, что эта схватка может обернуться чем-то гораздо более ужасным.

— Сядь, Отец, ты же знаешь, что твое сердце этого не вынесет…

— Не смей указывать мне, что я в силах вынести, а чего нет. Ты - мальчишка. Играющий в лидера. Вообразивший себя королем. — Фредерик шагнул к Гуннару, и в воздухе запахло бедой. — Газетчики называют тебя спасительной милостью Васгара. Скажи мне, Гуннар, как ты собираешься заплатить за спасение рыбных промыслов?

— Мы можем это выяснить.

— А? — Король выглядел злым и гордым, и он посмотрел на меня. — Во сколько обойдется этот рыбный проект?

— В пять миллионов в первый год.

Король рассмеялся.

— Пять миллионов! Ты думаешь, у нас они где-то завалялись? Ты думаешь, это просто то, что мы собираемся выяснить?

— Если бы вы позволили нефтяным инвесторам вложить эти чертовы деньги, этого бы не случилось! — крикнул Гуннар.

— У меня есть несколько идей, — сказала я, вступая в дымящуюся зону войны между отцом и сыном. Но ни один из них не дал бы нам пять миллионов долларов, и король посмотрел на меня так, словно знал это.

— Ты женишься, Гуннар.

Гуннар покачал головой, его челюсть была каменной.

— Нет. Пока нет.

— Американская наследница согласилась на эти условия.

Я старалась не реагировать, не напрягаться и не делать болезненных вдохов. Но именно это я и делала, причем разом.

— Условия? — спросила я пустым голосом. Какие условия?

— Когда? — спросил Гуннар. Игнорируя мой вопрос, как будто он уже знал условия.

— Разве это имеет значение? — спросил король, его голос был ужасающе бархатистым. — Завтра. Через месяц. Ты женишься на наследнице.

Я подняла глаза, и наши взгляды на одну секунду, от которой замирало сердце, встретились. Я провела две недели, не глядя на него, или, по крайней мере, не на него целиком. Глядя, если придется, на его руки. Или подбородок. Но не глядя ему в глаза. Возможно, боялась того, что случится, если я это сделаю. Что я там увижу. Как я потеряю еще одну частичку самой себя.

Когда наши взгляды встретились, даже перед всеми людьми, от которых нам нужно было спрятаться, я не могла удержаться от того, чтобы не почувствовать то, что не должна была чувствовать. Моя тоска по нему была как удар о кирпичную стену. Я влетела в нее так сильно, что переломилась.

Гуннар первым прервал зрительный контакт, оглянувшись на отца. И я почувствовала, что все мои нити жизни были разом перерезаны.

— Возможно, наследница согласилась, — сказал Гуннар. — Но я этого не делал.

— Из-за нее? — спросил король, и мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он говорит обо мне. Я вдруг почувствовала, что онемела, как будто меня бросили в ледяную воду.

— Нет, — сказал Гуннар так быстро и с такой убежденностью, что я ему поверила. — Потому что мы еще не пришли к соглашению. У нас еще есть время.

— У тебя есть время до праздника зимнего солнцестояния.

Король снова шлепнул газетой об стол, а затем, как ни в чем не бывало, как будто он только что не переупорядочил всю Вселенную, подошел к буфету и взял одну из сладких булочек.

Не оглядываясь, я вскочила и вышла из комнаты с ноутбуком в руке, забыв о сладкой булочке. Я не чувствовала Гуннара за спиной, пока не оказалась за дверью, тяжело дыша, обливаясь потом и стараясь не заплакать… или не признаться, что плачу.

Я открыла дверь только для того, чтобы ее захлопнула рука Гуннара. Он был позади меня. Его дыхание взъерошило мне волосы. Я наклонила голову и дала себе секунду, чтобы почувствовать его. Одна слабая, ужасная секунда, чтобы просто погрузиться в его тепло. Это было все, что я могла сделать, чтобы не прижаться спиной к его груди.

Такая слабая. Все, чего я хотела, - это всего лишь секунда. Он может жениться на наследнице, но я могу получить эту секунду.

— Уходи, — потребовала я, почти теряя сознание. — Пожалуйста.

— Впусти меня.

Я покачала головой, потому что если бы я снова открыла рот, то разрыдалась бы. Если я снова открою рот, то буду умолять его прикоснуться ко мне.

— Бренна, — выдохнул он, наклонился и положил свою руку поверх моей на дверную ручку. И я не стала его останавливать.

Я думала об этом годами, и в конце концов не Гуннара я могла винить во всем, что случилось после того, как он открыл эту дверь.

А себя.

За все, что произошло. За то, как все полетело в тартарары.

Это была моя вина.

17

Тогда

Бренна

Дверь за нами захлопнулась.

— Ты ведь знал об этом в самолете? — поинтересовалась я. — Насчет наследницы? Зимнего солнцестояния?

— Нет. Я знал, что это неизбежно. Но я не знал, что мой отец собирается переступить через мою голову.