В основном мы были одинаковы. И в то же время мы были совершенно другими. Все сразу.

Я все еще была крестьянкой под метр восемьдесят ростом с кровью викингов, текущей в моих жилах. Слишком высокой для этого мира.

А он все еще был слишком красив. Слишком жесток. Слишком безразличен. Король в мальчишеской одежде.

— Гуннар, — сказал я, опуская его титул. — Не удивительно, что я нашла тебя в подвале какого-то захудалого клуба.

Он задохнулся от притворного возмущения.

— Захудалого? Как ты смеешь называть «Деспота» захудалым клубом?

— Четыре человека пытались продать мне наркотики, когда я только вошла.

— Похоже, тебе нужно расслабиться, — сказал он. Его пальцы снова дернулись, и мужчина шагнул к краю его сиденья. Гуннар поднял подбородок и что-то сказал ему на ухо, после чего тот исчез. Поднявшись по лестнице, я вообразила, что разберусь с наркоторговцами в клубе.

«О, Гуннар»,…— так я думала. Но быстро засунула большой палец в плотину чувств, сдерживая эти старые катастрофические чувства.

— Могу я предложить тебе выпить? — спросил он.

— Только не это пойло, на котором ты написал свое имя, — ответила я.

— Ты же водку пробовала!

— Называть это водкой - значит оскорблять картошку.

На секунду он почти улыбнулся, я это видела. Блеск его глаз. Вспышка его настоящего. Тот, кого я знала. А потом все исчезло.

— Шампанского?

— Нет, спасибо.

— Честно говоря, Бренна, это не убьет тебя, если ты засунешь палку в задницу на одну ночь…

— Твой отец умер.

Он моргнул, и на секунду я увидела все эти вещи… все эти чувства. Темные и опасные, как акулы глубоко под водой, он пытался притвориться, что они неподвижны. Что ему безразлично.

Но я знала… или поняла в какой-то момент. Я знал, что скрывает этот человек. И ни одна из его вод не была спокойной. Он был штормом на море, притворяясь на короткое время, что это не так.

— Умер?

Я кивнула.

— Ну, тогда шампанского для всех присутствующих. — Гуннар встал, и не успел он произнести эти слова, как в углу комнаты затрещали пробки. Красивая женщина снова ходила с новыми бутылками. Когда женщина в красном платье принесла Гуннару стакан, он вместо этого потянулся за бутылкой, поднес ее ко рту и сделал четыре длинных глотка.

И снова я отказалась что-либо чувствовать по этому поводу.

Ни единой эмоции.

Женщина принесла мне флейту, и я взяла ее, поблагодарив.

— Не за что, — сказала она, слегка удивленная, как будто прошло много времени с тех пор, как кто-то смотрел ей в глаза.

Гуннар поднял бутылку в воздух. Он был выше меня на несколько дюймов, и с такой поднятой рукой он выглядел на каждый дюйм нашей родословной викингов. Костюм не мог этого скрыть. Часы за тысячу долларов. Трон. Бар. Ничто из этого не скрывало, кто он.

Король.

С кровью викингов пятисотлетней выдержки, бегущей по его венам.

— За моего отца! — сказал он. — Пусть этот мудак горит в аду!

Я видела, как многие мужчины и женщины переглядывались, прежде чем выпить из своих бокалов. Я не пила. В моем сердце не было любви к Фредерику, но я не хотела бы, чтобы он попал в ад.

— Ты всегда отличалась брезгливостью, — сказал Гуннар, его губы скривились, и я узнала в этом жесте боль, которая сделала его жестоким. Он сделал еще один глоток из бутылки и вытер рот рукой. Вся его утонченность всегда была притворством.

—Твой отец мертв, — ответила я, не поддаваясь на его уловку. — Я здесь, чтобы отвезти тебя домой.

Он покачал головой, его глаза были бездонными озерами боли, которую он никогда не хотел кому-либо показывать.

Но я видела ее. В том было мое проклятье. Я всегда ее видела.

— За короля Гуннара Васгарского. — Я подняла свой бокал с шампанским в ошеломленной тишине. — Да здравствует король!

2

Тогда

Четыре года назад

Васгар

Гуннар

День, когда я встретил Бренну Эриксон, был самым жарким в июле.

И я был в седьмом круге двухдневного похмелья.

Меньше всего на свете мне хотелось играть в любезности со своей будущей сводной сестрой, студенткой третьего курса юридического факультета Эдинбургского университета. По-видимому, какой-то гуманитарный факультет или факультет изучения проблем мировой политики.

Мне уже было скучно.

Воздух едва шевелился, и даже в прохладе древнего Большого зала дворца жара была невыносимой. Все окна были открыты настежь в надежде, что легкое дуновение ветерка проникнет внутрь.

Очевидно, проникнуть он не мог.

— Почему мы в парадной форме? — спросил я, стоя рядом с отцом, королем Васгара, на широких ступенях в конце зала. Там стояли только он и я. Как игрушечные солдатики. Никакого совета. Никакой прессы. Только отец и я. В полном облачении.

— Потому что мы — члены монаршей семьи Васгара.

— А твоя невеста не в курсе?

— Не говори глупостей.

Скорее, он не хотел, чтобы она забыла, что он король. Тот парень, что здесь за главного.

Точно, гадкий поступок. Хотя, может быть, его новая королева будет в восторге от таких вещей.

Мысль, на обдумывание которой я потратил ноль времени.

— А если мы включим кондиционер, это убьет нас? — поинтересовался я.

Трон был позади нас. Если мы отойдем на десять шагов назад, то, по крайней мере, сможем сесть.

Королевство Васгар состояло из двух островов, расположенных высоко в Северном море между Норвегией и Шотландией. Как король, мой отец управлял двадцатью четырьмя тысячами людей, шестьюстами тысячами овец и недавно найденным нефтяным месторождением у нашего северного берега, с которым мы не знали что делать, так как были слишком бедны.

— Ты же знаешь, как люди относятся к переменам во дворце, — сказал отец.

— Ты женишься на барменше с Южного острова. Думаю, они привыкнут к переменам.

— Я вдовец уже двадцать шесть лет. — Отец оглядел меня с ног до головы со знакомым презрением. Тот факт, что я пережил свое рождение, а моя мать — нет, мой отец мне так и не простил. Со стороны могло показаться, что он души не чаял в наследнике. Но это ошибка. Так же, как и я, каждый день моего детства. — Я думаю, что мой народ позволит мне побыть немного счастливым.

— Но только не воздух.

Отец ничего на это не ответил.

— Когда встретишь Бренну, будь милым, — сказал папа, и слово «милый» прозвучало из его уст так нелепо, что я рассмеялся.

— Это не смешно, Гуннар.

— О, отец, более чем. Это довольно забавно.

— Только не будь ослом.

— А с чего это собственно мне им быть? — поинтересовался я.

— Потому что у тебя репутация отнюдь не рубахи парня, — парировал Отец.

Это было правдой. Я имел репутацию во многих вещах, но доброта была не в их числе. Это была фамильная черта Фальков.

— Она не… королевская особа, — сказал Отец.

— Отлично. Королевские особы, как мне стало известно, были ужасными занудами. А в этом мире не бывает ничего хуже скуки.

— Я серьезно. До поступления в колледж она никогда не покидала Южный остров. Она очень начитанная. Ее отец был рыбаком.

— Большинство твоих соотечественников - рыбаки, — сказал я.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Верно, подумал я. Я знаю, что ты сноб. Король, который едва терпит свой народ.

— Она не такая, как мы, — подчеркнул отец.

— Возможно, это тебе нужно быть добрым, — сказал я.

Когда Отец повернулся ко мне лицом, я продолжал смотреть прямо перед собой. Как будто мне не терпелось увидеть свою новую семью.

Он не бил меня уже много лет, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, и я вытянулся на шесть дюймов за неделю. Но я чувствовал, как он рядом со мной буквально вибрирует от желания причинить мне боль. Заставить эти слова застрять у меня в горле.

Я не смотрел на него, но, о, я улыбался.

— Я король, — наконец вспылил Отец, имея в виду, что он сделал то, что хотел. Он поправил ворот красной шерстяной формы, которую носил, и передняя часть в районе груди была увешана орденами и медалями. Он вспотел до самого мехового воротника.