Я ему поверила. Возможно, мне не следовало этого делать. Но я действительно в это верила.

— Мне жаль, что это происходит с тобой, — сказала я, все еще стоя к нему спиной. Мир за моим окном был ярко-голубым. Бесконечным. И я вложила всю свою силу в то, чтобы смотреть в окно. Как будто это голубое небо и одно пушистое облако, кружащиеся чайки, были единственными вещами, которые имели значение в моей жизни.

Но все же я услышала, как он шевельнулся. Я почувствовала Гуннара за своей спиной. Задолго до того, как его рука коснулась моего плеча.

— Бренна, клянусь, я никогда не хотел причинить тебе боль.

О боже, он даже не знал, как это больно. Как же мне было больно. И все внутри меня горело. Как мне в одночасье стало тесно в своей коже. И мои губы защипало от воспоминаний о его поцелуе. Ночь за ночью, лежа одна в постели, я пыталась избавиться от воспоминаний о его руках у себя между ног, облегчая свои страдания собственными пальцами. Но это не сработало.

Мои прикосновения к себе только усиливали мою тоску по нему.

Меня тошнило от этого.

— Уходи, — сказала я.

— Бренна, — простонал он, как будто эта мысль была слишком болезненной, и я не могла больше находиться с ним в этом подвешенном состоянии. Сгорая от желания по нему, но так и не имея его.

— Уходи, — сказала я и повернулась, подойдя так близко, что буквально впечаталась в его высоко вздымающуюся грудь. — Уходи или уладь все.

— Как? Скажи мне, как, — сказал он. Гуннар хотел, чтобы я объяснила ему, как отделаться от этого брака. Как быть королем и быть со мной. Но способа уладить это не было. Это было невозможно.

Но я и не об этом говорила ему.

— В самолете ты сказал, что тебя ранит само желание. Так оно и есть, Гуннар. Поэтому сделай что-нибудь.

Его взгляд на мгновение озарился огнем, а затем он прищурился.

— Сделай это или убирайся. — Я бросила перчатку со всей сдерживаемой яростью, с которой боролась в этот момент. И Гуннар подобрал ее точно также. Его руки, обнимавшие меня, отнюдь не были нежными. Его поцелуй — о, слава богу, его поцелуй был еще сильнее.

Но я сопротивлялась, желая большего. Желая каждую частичку этой непокорности, этого болезненного желания. Наши рты были открыты, глаза закрыты. Я прижимала его к себе так крепко, как только могла.

— Ты хочешь этого, — сказал он между покусываниями и посасываниями, между поцелуями, от которых у меня закружилась голова. От которых я захмелела.

— Хочу также сильно, как и не могу получить, — произнесла я. Он застонал и обхватил меня руками за спину, поднимая вверх, мои ноги болтались в нескольких дюймах от пола.

Гуннар целовал, целовал и целовал меня, пока шел по направлению к моей кровати. Он бросил меня на белые простыни, забрызганные яркими квадратами летнего солнечного света, проникающего в мои окна. Я оказалась на кровати с раздвинутыми ногами, а он стоял у кровати, глядя на меня сверху вниз, причмокивая своими красными от поцелуев губами и демонстрируя мне свое напряженное достоинство, явно выпирающее из джинсов.

— Мне всегда казалось, что ты - воплощение лета в Васгаре. Яркая и теплая…

Мне не нужны были ни комплименты, ни стихи. Мне не нужны были слова, которые были бы приятны сейчас, но ужалили бы на следующий день после зимнего солнцестояния. Я хотела, чтобы меня просто трахнули. Пока мне не стало все равно, что будет дальше.

Глядя ему в глаза, я положила ладонь на его член, упираясь в него ладонью все сильнее и сильнее, пока он не схватил меня за запястье. Весь романтичный настрой разом слетел с его лица.

Хорошо, подумала я. Мы не переживем этих розовых соплей.

— Вот так? — спросил он, не дожидаясь моего ответа. Он забрался на кровать, и я легла, сначала опершись на локти, потом легла на спину. Гуннар склонился надо мной, темный и волнующий, и все мое тело гудело, было наэлектризовано.

— Это ошибка, — произнес он.

— Возможно. Но мне все равно.

А потом все началось. Мы целовались так, словно у нас во рту был спрятан клад. Под языком и за зубами. Он положил руки мне под мышки, подталкивая меня на кровать так, чтобы мы оказались лицом друг к другу.

Негнущимися пальцами я расстегнула ремень, стягивая с него штаны, пока не получила полный доступ к нему. Пока налившийся длинный изгиб его эрекции не заполнил мои ладони. Гуннар издал задыхающийся звук, воздух просочился сквозь зубы, как будто ему было больно, только немного, от того, что я так прикоснулась к нему. И мне это нравилось.

Это должно быть очень больно.

А потом настала его очередь заставлять меня шипеть и плакать, когда он запустил пальцы под мою голубую блузу. Он поднял ее над моей головой и швырнул в угол моей комнаты. Мои волосы упали на лицо, и я откинула их назад рукой как раз вовремя, чтобы увидеть, как он склонился надо мной, целуя мой живот.

— Не надо… — выдох вырвался у меня прежде, чем я успела его остановить.

— Что не надо? — спросил он, помолчав. Бросив взгляд на меня с другой стороны груди.

Я уставилась в потолок и возненавидела свою неуверенность. У нас тут была настоящая порно-сцена, и я все испортила.

— Просто… поторопись. — Я опустила юбку на бедра. Это был один из тех эластичных костюмов без застежек, и, скажу я вам, в тот момент я реально любила этот клочок одежды.

— Я никуда не тороплюсь, — сказал он, снова целуя мой живот. Маленькую складочку кожи под краем лифчика. Мерцающий изгиб нижней части моего живота. О, я ненавидела это и отталкивала его, или пыталась, но он не принимал в этом никакого участия. Гуннар был неподвижен, как скала.

— Я знаю, что ты стараешься сделать, — сказал он, целуя мой пупок. — Но я тебе не позволю.

Мои руки упали рядом, и я вздохнула. Будто капризная девочка-подросток, которой я в сущности и была. Гуннар усмехнулся, уткнувшись мне в кожу. Его рука скользнула под мое нижнее белье. Я ахнула, когда его пальцы нашли меня под шелком.

— Ты прекрасна, Бренна. И я буду доказывать тебе это весь день, если понадобится.

— У нас назначены встречи…

— Отмени их.

Я рассмеялась.

— Я не шучу.

Твою же мать. Вот оно.

Я провела пальцами по его волосам, а затем потянулась к краю его свитера, подталкиваемая его медленным скольжением вниз по моему телу. Гуннар поднял руки ровно настолько, чтобы я смогла снять с него свитер. Растрепанные волосы, оказавшиеся позади, были такими сладкими, что я потратила секунду, чтобы пригладить их, убрать с его глаз, но они только скользнули обратно вниз.

— Я хочу рассмотреть татуировку, — сказала я ему, и он перекатился на бок, опершись на локоть. Я немного подвинулась, пока не оказалась лицом к лицу с волком.

— Красиво, — сказала я, проводя пальцем по лезвию меча.

— Спасибо, — сказал он.

— Зачем ты ее набил? — поинтересовалась я.

— Чтобы я не забыл снова, — сказал он. — Кто я и кому служу.

— Верно. Конечно. Я всего лишь одолжила на время этого человека. И, принося извинения американской наследнице, я буду одалживать этого человека до тех пор, пока мне не придется его отдать ей обратно.

Но что если я этого не сделаю…

Этот мягкий голос был проблемой. Я понимала это даже сейчас. Но Гуннар был коварен и не собирался останавливаться.

Что, если мне удастся убедить его, что я лучше подхожу для этого королевства, чем наследница? Я лучшая королева для этого королевства, чем любая другая женщина, на которой Совет попытается заставить его жениться? Конечно, у нее были деньги. Но у меня были планы. У меня было видение, и со мной на его стороне — мы могли бы управлять страной так, как то должно быть.

Потому что я лучше подходила для него.

Я закрыла глаза и поцеловала этого волка. Прижавшись губами к гладкой коже его груди. В такт биению его сердца. И дальше я проложила дорожку из поцелуев по коже, лишенной чернил изображения. К низу живота, который дрожал от прикосновения моих губ.

— Это происходит на самом деле? — спросил он, и я взглянула на него.