– Извините, что не поехала вместе с вами, были дела. – Женщина проходит мимо, словно не замечая какое важное действие прервала. Она становится у стола с напитками и наливает себе скотча в стакан, только после этого оборачиваясь к ним. – Как тебе дом, милочка?

– Большой, – бурчит Мия, недовольная тем, что приходится отстраниться. – Почему я тут?

– Поживёшь у Марго. – Поясняет Алекс. – Пока не привыкнешь к телу. Тут много места и есть отличный зал для тренировок, а мне надо уладить дела с семьёй и квартирой, потом я заберу тебя. – Он делает паузу, словно пытаясь скрыть страх или неуверенность. – Если ты, конечно, захочешь… Жить… Со мной…

Мия только и может, что фыркнуть. Она мягко толкает Алекса в бок локтём, мол: «Ты чего, что за глупости? Конечно хочу», и её понимают без слов. Марго молча за всем наблюдает, отпивая из бокала, а затем решает напомнить:

– Думаю, Александр тебе уже сказал, что твоё новое имя – Мия Абилева, теперь тебе двадцать два, как и новому телу, семьи нет, работы тоже. Что будешь делать дальше и чем займёшься – тебе решать. Твоя жизнь отныне с чистого листа.

– Спасибо, Марго.

– Не за что, милочка. – Марго усмехается и одним глотком допивает скотч. – Демежан покажет тебе потом всё, а у меня есть дела. Алекс?

Тот выпутывается из Мииных рук и, не давая ей возмутиться, слегка наклоняется, мягко касаясь целомудренным поцелуем лба, пресекая все расспросы одной фразой:

– Надо кое-что уладить, я скоро вернусь, а ты отдыхай.

Нежное прикосновение пальцев к щеке, соскользнувших вниз на шею, вызывает дрожь во всём теле, и Мия отвлекается на это странное, ощущаемое совершенно по-новому, чувство, и упускает момент. В комнате не остаётся никого, кроме неё и этого покалывания в районе груди, от которого одновременно сладко и, почему-то, страшно.

Ненавязчивое покашливание со стороны отвлекает её от анализа собственных реакций. Тот же самый мужчина, что встретил их ранее, уже рядом, подаёт облачённую в перчатку ладонь, но Мия рискует и встаёт самостоятельно. Первые пару секунд в глазах темнеет, а затем снова проясняется, и можно более пристально разглядеть этого… Демежана, вроде бы. Тот не мешает, послушно ждёт, когда гостья удовлетворит любопытство.

– Пройдёмте, госпожа Абилева, сюда. – Он манит куда-то в сторону.

Демежан Мие не нравится, вот совсем. Он больше похож на воротилу, чем на дворецкого: высокий, мускулистый, с грубыми чертами ничего не выражающего лица и совсем узкими глазами – невозможно понять ни единой эмоции. Мия кривится, но идёт следом. Сначала ей демонстрируют личную комнату, потом кухню и тренажёрный зал. К удивлению, большинство комнат в особняке закрыты на ключ, который со слов смотрителя дома, самого Демежана, есть только у хозяйки. Однако одна дверь, прямо напротив зала, всё же приоткрыта, и Мия заглядывает туда совсем бездумно.

– Это комната занятий для младших господ.

Она осматривает оснащённый балетный зал: зеркальные стены, с расположенными по периметру деревянными станками, фортепьяно неподалёку от входа, специальный линолеум на полу. Если бы не отсутствие окон, было бы идеально, но на потолке множество маленьких светильников, восполняющих недостаток света. Вопрос вырывается раньше, чем она успевает хорошенько всё обдумать:

– А почему зал не закрыт, как остальные комнаты?

– Господин Севастьян приходит порой музицировать.

– Севастьян? – Мия игнорирует раздражающее «господин».

– Сын госпожи Марго.

– О, – вырывается тихий возглас удивления.

Точно, Алекс ведь упоминал, что у Марго двое детей. Тут же на ум приходит другой вопрос: а где они, собственно? Но от Демежана вряд ли получится добыть хоть какую-то информацию, он слова цедит так, будто они на вес золота, тут разве что клещами вытаскивать, а сил на это решительно не хватит. Потому Мия решает оставить это на потом. Всё потом. Под внимательным взглядом смотрителя она уходит в отведённую ей комнату и закрывает дверь на замок. Мия падает на кровать, как есть, не раздеваясь, и проваливается в глубокий сон без сновидений.

Пробуждение даётся с трудом. Тело будто вывернуто, и не получается сразу понять где какие конечности, вместе с этим приходит осознание того, что она сделала. Рывком Мия всё же умудряется сесть и запускает обе ладони в волосы, с силой оттягивая пряди. Что же она, чёрт побери, сделала. Одна в чужой стране, в странном постороннем доме, в новом непокорном теле… Идиотизм чистой воды. Но у неё есть Лекс, который обещал вернуться. Понимание собственной безрассудности, беспечности и слабости рвёт многострадальную душу на части, вот только уже поздно что-то менять. Единственный выход – дождаться соулмейта и свалить, как можно дальше и быстрее. А что потом?

Неприятный холодок пробирается по позвоночнику выше, сковывает каждую мышцу, заставляя напрячься. Неуклюжее движение, рывок, и Мия оказывается на полу: шипит зло, силится подняться, что удаётся только с четвёртой попытки. Она приближается к зеркалу, упираясь обеими руками по сторонам от отражения и смотрит пристально, недоверчиво, разглядывая свою внешность.

В ответ загнано глядит незнакомка: прямые цвета кофе с молоком волосы чуть выше плеч, пробор на правом боку, острые, ярко выраженные скулы, тонкий прямой нос, губы пухлее привычных, немного ассиметричные, и глаза орехового цвета – зелёно-карие с тёмным ободком по краю радужки. Она стягивает с себя кофту, проводит руками по резким формам ключиц, скользит по смугловатой коже, прослеживает движением впалый живот, поддевает резинку свободных джинс, оттягивает, рассматривает новую себя и вздыхает.

Двадцать два, да? Вспоминая вчерашнее, она лишь немного ниже Алекса, но выше прежней себя, хотя такая же худая и обманчиво хрупкая. На теле ни единого шрама, ни одной родинки, лишь слегка обрисованные мышцы на руках и животе, а вот бёдра и ноги сильные, как прежде, словно родные.

Мия не спеша сгибает и разгибает пальцы, локти, затем ноги, прокручивает запястья и ступни, потом потягивается всем телом, каждая частица которого изнывает каким-то непонятным ощущением, и думает, что надо поесть, нельзя изводить новый организм.

В доме никого не обнаруживается, ни души, одна темнота и пустота. Вот где стоит снимать фильмы ужасов: чего только стоит эта атмосфера загадочности, жути точно напустит даже на самого смелого. Единственный признак того, что тут всё-таки кто-то обитает – до отказа набитый холодильник. Мия закидывается первым же, что под руку попадается, и, придерживаясь для страховки за стены, проходит к тому самому бальному залу.

Тихо так, что хоть волком вой. В другое время она бы наверняка молилась на это полное одиночество, но не так, не в таком месте. От мыслей отвлечь может лишь привычная тренировка, в которой хоть и нет смысла, но это – то самое, оставшееся от прежней жизни, что успокаивает совсем как в период страданий от обречённой связи. Зайдя в зал, первым делом Мия становится у станка. Надо вспомнить, как когда-то, руку вверх и в сторону, давай же, Савицкая! И тут же вслух чертыхается. Новая попытка, ну, Абилева! Получается, также легко, также плавно, ноги двигаются сами, и она отпускает себя, позволяет памяти тела взять вверх.

Мия плывёт, скользит, летит, ведомая неизвестными рефлексами. Танец получается сам собой, каждый прогиб и новое па – это не она и она одновременно. Определено, кем бы эта девушка не была, танцы – её стихия. Сразу захотелось узнать о ней больше. Пока Мия думает у кого бы лучше спросить, раздаётся звонок. Новый телефон, найденный в штанах с утра, звенит стандартной трелью. Этот номер она узнает из миллиона.

– Лекс?

– Не разбудил? – Услышав отрицательный ответ, он продолжает: – Как ты?

– Тестирую новое тело. – Мия фыркает. – Оно странное.

– В каком смысле странное? – Напряжение в его голосе чувствуется даже через трубку.

– Мне кажется, она была танцовщицей или типа того. – Мия прижимается поясницей к станку и на полном автомате вытягивает одну ногу в носке в сторону, хмурится. – Точно…