Даже на Ландау посыпались обвинения в том, что он не уследил. Ландау и сам себя винил. Инес сокрушалась, что не смогла помочь, хотя видела, что-то с Мией не в порядке, и даже плакала: горько и долго. Мила убивалась по подруге, закрываясь в квартире и отказываясь появляться в театре ещё неделю. А Владислав задумался над тем, что ему не стоило отказываться от родственной души.

На похороны собралось немыслимое количество людей: друзья, коллеги, бывшие соперники, фанаты. С чёрно-белой фотографии Мия улыбалась живо и счастливо – это единственное фото, на которой она была такой. В тот день кладбище наполняли всхлипы, причитания, рыдания и стоны. Никто не обсуждал причин, никто не брался рассуждать «почему» и «за что», просто хоронили близкого им человека, а посторонние люди, казалось, бесконечно несли цветы на могилу.

Краем глаза Влад заметил знакомую фигуру в стороне, стоящую особняком от основной группы скорбящих, и направился к ней. Инес поспешила следом, но не из ревности, а потому что на самом деле боялась за своего возлюбленного. Они пробрались через толпу, оказываясь напротив пары: знакомого им Алекса и неизвестной девушки.

– Александр. – Владислав кивнул в знак приветствия, и тот склонил слегка голову в ответ.

– Мои соболезнования, – искренне выдохнула Инес. – Вы были лучшими друзьями.

Алекс не отреагировал, по его лицу вообще невозможно было что-то понять, а девушка, стоящая рядом, и вовсе почему-то скривилась. Волосы цвета капучино были уложены в двойное каре и прикрывали левую сторону лица, глаза орехового цвета с выделенным тёмным узором у самого зрачка, довольно высокая и щуплая – эта девушка почему-то показалась знакомой обоим.

– Твоя подруга? – Влад указал на девушку.

– Нет. – Алекс отрицательно покачал головой. – Соулмейт.

– Оу, – не смогла сдержать удивлённого вздоха Инес и тут же стушевалась. Она думала, что между этим парнем и Мией что-то было, а вот оно как.

– Останетесь на поминки?

Владиславу определённо не хотелось развивать тему предназначенных друг другу людей, потому что это заставляло вспомнить о том, что его метка всё ещё светится едва заметным голубоватым светом несмотря на то, что Мия совершенно точно мертва. Он знал это наверняка: он сам выловил тело, прибежав слишком поздно для того, чтобы успеть её спасти. И он никому и никогда не расскажет о предсмертной записке Мии. Поэтому отрицательный ответ заставлил его незаметно облегчённо выдохнуть.

Алекс не попрощался, а шатенка окинула их напоследок таким холодным взглядом, будто хотела заморозить насмерть. Они развернулись и отправились прочь с кладбища. Инес и сама не поняла, почему смотрит вслед удаляющимся фигурам, но почти у самого выхода заметила, как незнакомка подхватила Алекса под руку, словно они парочка, прижалась на мгновение головой к чужому плечу и потянула вперёд. В этот момент у Инес всё внутри замерло, оборвалось, а сердце не сразу возобновило привычный ритм. Она улыбнулась, покачала головой и вернулась к Владу.

***

Я чувствую тебя. Твое солнце сияет.

Ты возьмёшь и проведешь меня через Вавилон.

(с) песня «I feel you»

***

Мия стояла у парапета на набережной, провожая взглядом плещущиеся от сильного ветра волны. Она прижалась спиной к кованному ограждению, ожидая, пока Алекс закончит дела. На самом деле, Мие просто было велено сторожить байк, потому что в этом месте парковки не оказалось. Она думала о том, насколько скоротечна жизнь, что ничего нельзя вернуть и переиграть. Есть только миг между прошлым и будущим, и этот самый миг, её момент, растянут на бесконечность.

Вскоре подошёл Алекс, достал ключи из кармана, сел на мотоцикл, дожидаясь, когда Мия соизволит опуститься позади. Но она не спешила. Мия стянула перчатку со своей левой ладони, осмотрела чистую и непривычно загорелую кожу, зная, что там есть она – невидимая отметина, а затем перехватила правую руку Алекса. Он не стал протестовать, позволяя также снять с себя кожаную митенку, и только заглянул Мие в глаза.

Она вздохнула, нежно проводя пальцем по руке друга – а друга ли теперь? – и, не поднимая головы, просто прижала свою ладонь к его. Кожа вспыхнула, озарившись ярким свечением, будто в неё вживили сотни микроскопических лампочек, а по телу разлилось незнакомое прежде тепло. Мия крепче сжала чужие пальцы и наконец встретилась с Алексом взглядом. Она улыбнулась, разрывая контакт, натянула перчатки на них обоих и уселась за спиной своего парня.

Мотор взревел, байк сорвался с места, унося свободных людей прочь от их судьбы, навстречу новой жизни. Вечной, проклятой, но… Счастливой. Как она думала на тот момент, как оба они думали.

Потому, когда её будят перед посадкой в новой стране, она, едва разлепив глаза, искренне довольно улыбается. «Всё хорошо» – мысленно твердит себе Мия: «Теперь всё будет хорошо». Уже на улице они пересаживаются в тёмный автомобиль представительского класса, и она облегченно выдыхает, находит ладонью чужую руку и крепко сжимает пальцы, которые тут же пожимают в ответ.

Мия прислоняется к плечу Алекса и смотрит в тонированное окно, без особого энтузиазма наблюдая быстро сменяющийся пейзаж. Ей даже всё равно куда они едут, ведь главное, что вместе, что наконец свободны. Машина выезжает за пределы города и вскоре притормаживает у высоких кованых ворот с двумя стальными грифами по бокам. Створы раскрываются, пропуская внутрь авто, и уже через пару минут оно останавливается. Алекс выходит первым, помогает подруге – нет, теперь родственной душе – выбраться наружу и поддерживает под руку, пока Мия осматривает огромный особняк из серого камня. От этого дома, почти что дворца, веет чем-то странным, мистическим и мрачным.

Мия передёргивает плечами, но ступает вперёд. Навстречу им из-за массивной двери появляется человек в коричневом кашемировом пальто.

– Господин Ким, госпожа Абилева. – Он легко приветственно кивает, и Мия вопросительно вскидывает бровь. – Проходите. Хозяйка скоро к вам присоединится.

Внутри этот «замок» кажется не менее устрашающим, чем снаружи: приглушённый свет, исходящий из светильников в виде канделябров, тяжёлые гардины то ли бордового, то ли пурпурного цвета, вымощенные под камень полы, картины с утопическими пейзажами в грубых оправах – всё говорит о том, что владельцы особняка люди консервативных пристрастий, которые не особо жалуют гостей и мир в целом, предпочитая отстранённую от человеческой суеты жизнь. Мия пытается сдержаться, но едва их с Алексом оставляют наедине в огромной комнате, судя по всем признакам – гостиной, она не выдерживает.

– Лекс, а чей это…?

– Марго. Родовое поместье.

– Абилева? – Второй по важности интерес.

– Ты предпочла бы «Савицкую»?

Мия замирает, задумывается и затем отрицательно качает головой. Алекс прав: использовать настоящую фамилию, как минимум, глупо. Теперь понятно о чём они с Марго говорили в клубе – речь шла о новых документах, но остаётся ещё кое-что.

– А имя?

– То же. – Алекс хмурится и поджимает губы. – Я подумал, что тебе так будет привычнее, но если ты хочешь…

– Нет-нет, всё нормально, – спешит заверить его Мия. – Прости.

– За что?

– Я должна была спросить.

Новоиспечённая «госпожа Абилева» улыбается, повторяя вновь, что всё в порядке, и утыкается лбом в плечо друга. Вдох-выдох. Так хорошо, тепло, спокойно, даже обстановка больше не напрягает.

– Спасибо, Лекс. – Шёпот на грани слышимости.

В ответ её легко обнимают за плечи, тянут ближе и утыкаются губами в макушку. Мгновение и хриплый голос, с едва различимой улыбкой, выдыхает:

– А ты красивая…

– Правда?

Мия тут же вскидывает голову, задевая чужой подбородок и едва ли не впечатывается губами в те, что напротив. Но никакого смущения, ни страсти нет, лишь уют и умиротворение. Метка не жжёт, боль не наполняет тело, отчаяние от невозможности коснуться своей родственной души не затапливает с головой.

«Значит вот, как бывает, когда тебя приняли» – запоздалое осознание и снова это ощущение безграничного покоя. Алекс одними губами, без слов отвечает: «Да». Наверное, ещё рано, но так хочется отблагодарить его за всё, что тело реагирует раньше, чем Мия успевает осознать свой поступок. Она осторожно поддаётся немного вверх, желая впервые коснуться настоящим поцелуем своего предназначенного, почувствовать его целиком, а не посредством неловкого дружеского чмока, как это случилось ранее в прежнем теле, и до этих сжатых губ всего пара миллиметров, но громкий цокот каблуков прерывает идиллию.