После этого с группами, где были хоть какие-то цветочки, мы были вдвойне осторожны. Ведь, как выяснилось, сычник очень успешно умеет мимикрировать, сливаясь с другими растениями. Больше мы на эту уловку не попадались. Медленно, но верно мы очищали и этот зал. Местная флора и фауна была не в силах устоять перед нашим слаженным натиском. Мы не пытались агрить большие группы, мы скорее отщипывали их по капле, разбивая на более мелкие, тянули с самого края и старались не переоценивать свои силы. Поэтому не удивительно, что нам удавалось продираться все дальше вглубь этой какофонии цветов, деревьев и животных.

Самой большой проблемой оказался местный босс — какой-то цветок с названием Цветной Перебежчик. Все бы ничего, но только сычники на нем висели гроздями. Мне пришлось вспомнить все свои ловушки, которые я натренировался ставить на эти противные растения еще в рейтерском лесу. Гуош тоже что-то чертил на полу, что-то растягивал. А орк переминался с ноги на ногу и не знал, куда себя деть.

Каждые пять процентов здоровья, перебежчик издавал противный визг и от него отваливался сычник, который радостно бежал к нам, раскинув объятья. Тьфу. Так продолжалось до тех пор, пока его здоровье не просело ровно на половину. После этого он начал швырять в нас визжащих сычников и плеваться какой-то кислотой. Кислота стекалась в лужи и снижала прочность предметов. Моей обуви пришел полный капут: к тому моменту, как у Цветного Перебежчика осталось 5 % здоровья, моя обувь рассыпалась в труху, и я остался босым. Мало этого, так он еще и спустил всех оставшихся сычников и начал выпускать не только кислоту, но и шипы, которые при попадании вызывали онемение на 3 секунды.

При этом весь лут, который нам с него достался — это подгнившие стебли растений. Я прошел к тому месту, где раньше стоял босс. Там была дверь. Дверь, которая вела к окончанию этого данжа — к усыпальнице Рейи.

Из неизвестного диалога:

— Чего хочешь ты, о мой будущий слуга? — тягучий голос лился сладкой патокой отовсюду, вызывая эхо даже там, где его не может существовать.

— Не зазнавайся! Я еще не принял решение, — второй голос был нервным и явно недовольным, — ты должен скрыть меня или можешь считать, что я не услышал твои сладкие искушающие речи.

— Скрыть? — раздался гулкий смех, разбивающийся брызгами прибоя о непреклонные прибрежные скалы, — Должен? — тут голос взревел зло, как воет буря, терзая паруса и разгоняя соленые брызги, мешая небо и землю, день и ночь, — Ладно, я помогу… — голос пропал, но не навсегда. Он был терпелив как океан и готов выжидать как тысячи хищников.

Я еще раз осмотрел расписные двери, восхитился степенью прорисовки и, оглядевшись на спутников, толкнул дверь вперед. В глаза ударил яркий свет, в нос шибанул приятный легкий запах, а до ушей донесся стрекот цикад. Я распахнул дверь пошире и замер на пороге, в затылок дышали пал и рога, а я не мог оторваться от представшего передо мной великолепия. Все было залито солнечным светом, отраженным в хрустале усыпальницы Богини. Сбоку цвела прекрасная, раскинувшая свои ветви вишня, источая сладковато-свежий аромат. Каждый завиток этого звенящего светом зала был напитан обожанием лагшассов к Рейе. Казалось, будто они вложили всю свою душу, пока творили ее для своей прародительницы. Мягкий шелк травы и журчащий звук ручья — все было прекрасно и пело. Я сделал шаг, чтобы уступить место спутникам и услышал за спиной восхищенные вдохи. Да, это то, чем стоит восхищаться. Все было продумано и идеально в своем великолепии, даже колокол, о котором шла речь. Он был изящен и так же прекрасен, как и все остальное. Описать же саму Рейю я вряд ли смогу. Просто не найду слов, чтобы это сделать. Она была красива, но не той навязчивой красотой, что нам известна, она была идеальна и оттого прекрасна. Правильные черты лица обрамляли нежные локоны цвета спелой пшеницы. Аккуратный нос, пухлые чувственные губы выглядели нежными и страстными одновременно. Идеально правильный овал лица и легкий румянец на щеках. Тонкий стан и девственные плечи, как писали классики, бархат кожи и нежность рук. Она выглядела хрупкой и такой живой, но при этом такой далекой — недосягаемой. Богиня.

Я протянул руку и по залу разлился яркий перелив весенних колокольчиков, а глаза Рейи распахнулись прекрасными изумрудами. Я упал на колено и склонил голову, повинуясь торжественности момента. Рейя приподнялась и по-кошачьи изогнулась. Рассмотрела нашу компанию, нахмурилась повела пальчиком, поочередно указывая на нас.

— Ты, — она указала на Гуоша, — Что здесь делаешь ты, потомок вероломного предателя? — вот черт, таки намешал Гуош кровушки лагшасской.

— Прошу простить меня за кровь, что в моих жилах, — воодушевленно начал рога, видать, тоже проникся, — Но я пришел освободить тебя от оков сна, о, великая богиня, — мне б так уметь врать.

Носик Рейи заметно сморщился, при этом не испортив ее лица ни на йоту.

— Ты, — она безразлично указала на орка, — Кто ты и что здесь делает сын степей. Вы всегда поклонялись своим Богам, давно вас покинувшим. Так как же ты очутился здесь, в моей обители? — Рейя повела рукой, обводя свою усыпальницу.

— Я лишь шел за своими товарищами, — слегка помявшись ответил орк и Рейя кивнула, давая понять, что приняла ответ.

— И ты, дитя лесов и свободы, — тут она посмотрела на меня и в ее глазах промелькнула заинтересованность или мне захотелось так думать, — Что здесь делаешь ты?

— Я долго искал тебя, — начал я, перебирая в памяти все моменты, все те годы, потраченные на бесплодные поиски, — Я хотел знать, что случилось тогда, почти пять тысяч лет назад, — ну да, именно так говорится в легендах, написанных разрабами, — И как случилось так, что твой свет покинул наш мир, — Рейя на миг скривилась, когда я упомянул про минувшие события, а потом широко распахнула глаза, когда услышала, КОГДА была Война Богов.

— Прошло так много времени, — в голосе богини прозвучала грусть тысячами осколков разбитого прошлого, — Что случилось с моей дочерью? Что случилось с Лираей? — в глазах богини застыли слезы драгоценными кристаллами.

— Она погибла, мне жаль, — мне и правда было жаль, что именно так произошло, а ввот в прекрасных глазках богини начал разгораться гнев и она повернула свою голову в сторону Гуоша, вот только съехавшей с катушек Рейи нам до полного счастья не хватало!

— Погоди, Рейя, выслушай, — теперь взгляд, в котором бушевало пламя был устремлен на меня, — осмотрись вокруг. Все здесь пропитано любовью и теплом к тебе. А лагшассы не виноваты в произошедшем. Они погибли все до единого. Слышишь? Все, кто защищал тебя тогда погибли! Они жили ради тебя, они погибли ради тебя став безумцами! Живы остались их дети, а разве они виноваты?! — лицо Рейи обрело задумчивое выражение, — Они пытались искупить свою вину, — уже спокойно продолжил я, — они приняли изгнание и все равно продолжали служить тебе. Они также скорбят по Лирае, как и ты. В тот день они ополчились против целого мира, лишившись милосердия и озлобившись. Они ненавидели весь мир и лишь тебя они продолжали любить и поклоняться. В последние мгновения жизни они извлекли из тебя проклятый артефакт и стали безумны. Ты отреклась от них и они были обречены на великое Безвременье. Они знали об этом и все равно пошли на это! Ради тебя и ради шанса для своих потомков. Так неужели ты, светлая Богиня, погубишь своих, повинных лишь в любви к тебе, детей?! — я распалялся все сильнее и давил на самое больное, я видел это.

С каждым моим словом из глаз Рейи уходила безграничная злоба и ее сменяла задумчивость. Это хорошо очень хорошо. Я продолжал говорить и говорить, потом переключился на пересказ всей истории в той интерпретации, в которой я ее знал. Не забыл рассказать и про наш поход по этим залам, лишь обошел тот момент, что ее дочь стала зомби и нам пришлось ее упокоить. Рейя слушала и думала. Когда я закончил говорить, она кивнула своим мыслям.