Тишина.

Живот вновь скрутило от ужаса. Ноги подкашивались, воздуха не хватало.

«Давай! Можно подумать, будет хуже!»

Ронтавэн заставила себя постучать настойчивее – уже не костяшками пальцев, а кулаком, в полную силу. Дернулась, когда из-за двери послышался ледяной голос:

– Что там?

«Кудри он любит! Да уж!»

После ночных извращений Майрона Мелькор понятия не имел, сколько времени понадобится, чтобы распутать волосы.

- Что там? – лениво огрызнулся он на стук в дверь, очередной раз отбрасывая гребень и раздраженно разбирая узел в волосах пальцами.

Возможно, Лангон наконец-то принес его чай.

Отсутствие Лангона он понял по непривычной тишине и робкому скрипу двери.

«Да что еще?»

Мелькор нетерпеливо обернулся.

«Она здесь?»

Он даже брови приподнял, когда увидел, как в дверную щель, прямо на него, уставился здоровенный темно-розовый глаз цвета спелой малины, а затем в спальню просочилась зареванная девчонка, которую он не звал.

Девчонка, разбившая его чайник, держала в руках ведра и кучу тряпок. Смешная. Ее лицо смотрелось так, словно его лепили как попало: здесь глаза побольше, здесь нос, здесь шлепнуть большие пухлые губы, черные брови пожирнее, похожие на лисьи хвосты – и сойдет. Из-за ушей, несмотря на серебряный ободок, торчали всклокоченные черные волосы, необычно короткие для женщин и непослушные.

Заморыш от Диссонанса, по-другому и не скажешь.

«Из какой помойки Лангон это достал?»

Теперь ему казалось, что и казнить такое ниже собственного достоинства. Такой и волю ломать не нужно, потому что невозможно сломать то, чего и так нет.

«Или есть? Смелая что ли?»

Он-то думал, что больше не увидит дуреху, но…

– Девочка, ты смерти не боишься?

Он даже отложил щетку для волос – все равно успел расчесать едва ли треть всех волос, разделенных сейчас на пять прядей.

Девчонка посмотрела на него, сжимая в руках тряпку, громко хрюкнула своим смешным носом, и приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать. А затем поморщилась, скривилась, словно собираясь зареветь, и глубоко задышала, не то пытаясь сдержать тошноту от ужаса, не то пытаясь не плакать.

– Machanaz…дайте я уберу хотя бы! – сдавленно выпалила она.

«Интересно, что Лангону это так и не пришло в голову».

Он приподнял бровь, с любопытством разглядывая это маленькое хлипкое чудовище с лицом лягушки.

– Тебе приказали? Где Лангон?

Девчонка покачала головой и снова отвратительно громко втянула сопли.

– Нет, Machanaz. Он пошел за чаем и… - она глубоко вздохнула и всхлипнула. - За стражей. Machanaz.

«Интересно».

На его памяти еще никто из слуг не начинал своего пути в его покоях таким катастрофическим провалом и умоляющими рыданиями. Но что-то в упрямстве этой маленькой дурехи выглядело… забавно.

Мелькор вновь взялся за гребень. Заморыш за его спиной так и стояла, уставившись глазами-плошками, и неловко мялась, не обращая внимания на текущие по лицу слезы.

Он видел ее отражение в большом зеркале на столе.

«Лангон бы умер, но не пустил ее сюда. Значит, оставил в покое, и девчонка воспользовалась возможностью».

– Лангон тебя выгнал, и ты его ослушалась, верно?

Девчонка склонила голову в пол, так и держа в руках огромные ведра. Ему показалось, что с ее носа, прямо на форму, капнула слеза.

– Да, Machanaz.

Она снова хрюкнула.

«Значит, ты неуклюжий, но сообразительный и упрямый заморыш».

Мелькор фыркнул, продолжая расчесывать волосы.

«Как странно. Даже не раздражает».

– Назови мне хоть одну причину, по которой ты заслуживаешь второго шанса. Быстро.

Она открыла рот, застигнутая врасплох.

– Вы…

– Быстро! – поторопил он ее.

Девчонка дернулась, словно ее ударили под дых, но все же заговорила, растерянная.

– Я… я решила, что убрать здесь – важнее, чем дождаться Лангона, Machanaz. Я не сплетничаю. Я всегда буду думать только о том, чтобы вам было удобно. По-настоящему, а не… потому что так сказали! Я не хочу назад в шахты! Дайте мне шанс! Пожалуйста!

«Значит, вот как».

Мелькор оглядел отражение девчонки в зеркале, задумчиво скривив губы. Лягушка выглядела отвратительно простодушной и смотрела с надеждой побитого щенка, которым, в целом, и являлась.

Он поторопил упрямую дуреху жестом.

– С этой службы уходят только на смерть, заморыш. Убери за собой. Лангон тут появится в любом случае.

Ронтавэн ушам своим не поверила. Фана гудело, словно готовое рассыпаться на сотни крошечных осколков. Голова звенела.

«И… ничего? Никаких унижений, никакой казни?!»

Она опустилась на колени, на теплый мрамор, снова пытаясь унять дрожь в руках, и принялась собирать тряпкой осколки, чай, мед и варенье. Разве что осколки от чайника собирала отдельно.

«Спроси его! Может, Нузма еще починит».

Какой же медленной она себе казалась!

Она принялась собирать тряпкой большую массу чайного пятна и выжимать жидкость в ведро.

«Ничего. Просто вытирай пол».

Она невольно покосилась на Его Могущество. Он сидел перед зеркалом, и руки в перчатках аккуратно прочесывали гребнем густые темные кудри, слегка золотящиеся в лучах света, падающих сквозь балконный витраж.

Он разделил их на пять прядей, и сейчас взялся только за третью.

«Так странно не видеть его в короне, даже если и знала издалека».

Корона стояла тут же, повернутая сиянием Камней к стене.

Дыхание мало-помалу выравнивалось. Даже тошноты от страха не было. То ли ее успокоили монотонные движения тряпки, то ли присутствие Короля, который почему-то не приказал ее немедленно казнить.

Он что-то капнул на гребень и перчатки, и принялся вытягивать и разглаживать уже расчесанные волосы. Ронтавэн почувствовала запах трав, густой и сухой от масла, и невольно шмыгнула носом еще раз.

– Хватит пялиться, – одернул ее резкий голос. – Если мужчина не может последить за собой – это не мужчина.

Ронтавэн резко замотала головой, сбитая с толку.

– Я не… я это знаю, Machanaz.

Она даже не солгала. Холеные мужики всегда нравились ей больше. Хотя что там – она до этого и подумать не могла, будто Его Могущество занят по утрам такими вещами!

– А в чем тогда дело? – он сказал это холодно и требовательно.

«Твою мать! Кто тебя тянул смотреть на него!»

Ронтавэн вздохнула, чувствуя, как грудь все еще дрожит от слез, и на секунду отвлеклась от собирания осколков и выжимания тряпки. Опустила задницу на пятки, собираясь с мыслями, и была готова проклясть себя за правду.

– Красиво? – голос все еще звучал хрипло от слез. - Простите, Machanaz!

Ее как молнией прошибла дрожь, и она неуклюже выронила тряпку, когда поняла, что Его Могущество ухмыльнулся, как будто довольный.

– Красиво, значит.

Когда она подняла голову следующий раз, то отражение Короля в зеркале удивило ее еще сильнее.Он водил по лицу кисточкой, вымазанной в чем-то желтовато-белом, но это была не краска.

Ронтавэн сглотнула.

– Ma… Machanaz?

Кисточка в его руках невозмутимо гуляла по лбу и скулам, продолжая что-то наносить на кожу.

– Чего тебе? – он и бровью не повел, но в зеркале она видела, как недовольно наморщился нос.

«Проклятье!»

Она шмыгнула носом и выдохнула, наконец-то чувствуя, что перестает реветь. Зато ее никчемное тело сковывало усталое оцепенение, которое отдавалось тяжестью в голове и безразличием к страху. Горло пересохло, голос охрип.

– Я… я тут первый день, но… почему никто не додумался убрать сразу? Прямо сразу. Стекло же. И вы…

– Что – я? – он сказал это так резко, что Ронтавэн дернулась всем телом.

«Ты совсем сдурела?! Тебе мало, что тебя оставили?!»

– Ну… босиком. А тут стекло. Простите.

«Дура!»

Ронтавэн зажмурилась на мгновение и вновь уткнулась в сбор осколков и ползанье на коленях по полу. Мед никак не желал оттираться – липкая дрянь только размазывалась по мрамору, а тряпка уже вся пропиталась чаем. Пальцы намокли даже сквозь перчатки.