«Угу!»

Ронтавэн надула щеки и встряхнула кистями, пытаясь успокоиться и принять достойный вид. Сложная задача, когда каждое слово Лангона будто забивало гвозди в крышку ее гроба!

– Выпрями спину. Не надувай щеки. И, прошу тебя, хотя бы сделай вид, что я обратил на тебя внимание не зря,– он выделил это голосом так, что и дурак бы понял – просьбы тут нет. Есть приказ.

Ронтавэн заставила себя расправить плечи и выдохнула.

– Конечно, Лангон. Я постараюсь оправдать доверие.

«Вот как так получается? Как?!»

Она дотошно вызубрила все, что говорил Лангон. Правила обращения к Его Могуществу, расписание, распорядок, привычки, вкусы. Карту покоев. Расположение шкафов, тряпок, швабр, запасов мыла для стекла, мыла для полов, пуховых щеток для смахивания пыли, ящиков масел и соли для огромной ванны,сливных труб и шлюзов в купальнях. Когда и где раскладывать запасную одежду. Где теперь есть и спать. Абсолютно все.

Но прямо сейчас в ее голове билась звенящая пустота.

Во всех этих проклятых сведениях никто не удосужился пояснить, что делать, если что-нибудь пойдет не так.

«А это Ангбанд. Что у нас когда-либо шло так?»

Ее существование постоянно сводилось к одной безуспешной задаче: не облажаться.

– …ты поняла меня?

Ронтавэн вздрогнула и уставилась на Лангона, чувствуя, что ее сейчас вырвет от осознания, что нет. Потому что она вовсе не слушала его все время, что он говорил.

– Конечно, – бодро соврала она.

Лангон закатил глаза к потолку. Почесал кончик носа указательным пальцем в темно-серой перчатке.

– Дорогая бесполезная Ронтавэн, – от задушевного презрения в этом голосе ее и без того низкая самооценка провалилась в темные бездны небытия. – Мое место не осталось бы моим, не обрети я чутья на праздное дурачье и лжецов. Ты – дурачье, поэтому на этот раз – слушай.

Она вздрогнула и мгновенно прекратила размышлять, едва услышав, каким злобным шипением обернулось это «слушай».

– Ты привыкнешь к страху, который чувствуешь, и будешь с ним жить. Это естественное ощущение, которое окутывает в присутствии Machanaz, – Лангон сцепил руки за спиной, продолжая сверлить ее взглядом.– Твое обучение будет продолжаться. Сегодня утром отнесешь чай. Machanaz всегда пьет его по утрам. Первую чашку – после отдыха, еще в постели, вторую – за завтраком. Чай оставляй возле кровати. Когда поставишь – возьмешь с его стола золотой ларец с документами, поднесешь, поставишь и откроешь. Точно в такой последовательности, – Лангон чеканил слова так, что хотелось забиться в угол или сбежать, пока те отпечатывались в ее голове раскаленными буквами. – Спроси, необходимо ли что-нибудь еще, поклонись – и уходи, если тебя отпустят. Затем передай слугам, чтобы подавали завтрак. Я надеюсь, ты это выучила. Не смей пялиться. Если Machanaz швырнет в тебя чем-нибудь – постарайся это поймать и поинтересоваться, куда это надлежит положить. Если он скажет тебе, что это надлежит уничтожить – унеси это и обратись ко мне, если над тобой не начнут издеваться. Если начнут – повинись, попроси прощения, поклонись и обратись ко мне, если не сможешь отличить приказ от насмешки.

«Да, да! И молчание – золото!»

О, Ронтавэн прекрасно помнила, что надо делать! Но…

«Погоди-ка. Что значит «если швырнет чем-нибудь», мать твою?!»

Кажется, она все-таки вытаращилась так, что Лангон дернул бровью.

– Сейчас рано. Я уверяю тебя, что Machanaz отдыхает, поэтому…

– Лангон, дорогуша! – вот теперь Ронтавэн действительно подпрыгнула.

Ее руки дернулись, словно у веревочной куклы, когда неуместно жизнерадостный женский голос грянул под сводами коридора кощунственно громко.

А когда она увидела его обладательницу, то не осталось ничего, кроме как открыть рот.

По коридору шла, стуча каблуками ярко-голубых туфель, самого безумного вида майэ, которую Ронтавэн видела когда-либо.

Одеяние майэ, казалось, сплошь состояло из разноцветных блестящих лент и лоскутов, подогнанных под изгибы тела так причудливо и точно, что Ронтавэн изумленно заморгала, когда поняла, что пестрые пятна складываются в огромную разноцветную птицу, свесившую короткий хвост вдоль правого бедра хозяйки. В хвосте обнаружился карман, откуда торчали петли ножниц, нитки, ленты – и одному Королю известно, что. Во всклокоченных розовых кудрях женщины красовались яркие швейные подушечки с булавками. Общее безумие прически венчал дохлый паук (или это была его шкура?!), отвратительно кокетливо сдвинутый чуть набок.

– Это наша новая девочка? – майэ всплеснула руками, распахнув сумасшедшие оранжево-синие глаза так широко, что передергивало.

– Таска, потише, – Ронтавэн понятия не имела, как Лангон ухитрился сказать это одновременно до такой степени тихо и тяжело.

– Ах! – Таска приложила ладонь к сердцу, даже глазом не моргнув из-за того, как пялилась на нее Ронтавэн. – О, прости меня! Я придумала такое, что ты умрешь! Это будет шедевр! Одолжишь мне твою девочку?

Ронтавэн сглотнула, не поверив услышанному.

Да она даже смысла не видела!

– Ч… что? – сипло поинтересовалась она, ошалело переводя взгляд с Лангона на Таску.

Ей показалось, что в воздухе запахло безумием. Фиолетовым и блестящим, как аметистовая пыль. Страх перешибло, зато Ронтавэн показалось, что она грохнулась в безумный сон, который начался, едва она пересекла двери покоев Его Могущества.

Она даже зажмурилась и встряхнулась.

«Может, хоть это что-нибудь объяснит!»

Майэ открыла глаза.

Не объяснило.

Лангон подтолкнул ее в плечо и небрежно взмахнул кистью.

– Следуй за Таской. Если ты нужна ей – значит, таково желание главной швеи Machanaz. Как вернешься – подашь чай. Полагаю, будет самое время.

Когда Таска втащила ее в примерочную, у Ронтавэн зарябило в глазах.

Огромные зеркала превращали эту часть гардеробной в отдельный мир, где каждый шаг занимали безголовые манекены, подушки с булавками, ножницы, деревянные линейки и резные деревянные панели (Ронтавэн икнула, представив, сколько труда понадобилось на добычу дерева).

Прошлый раз здесь оказалось умиротворяюще пусто и чисто, но сейчас на столах расстилались футы и футы тканей безумных расцветок: рулоны золотого, оранжевого, черного и фиолетового мешались с таким ярким розовым, что Ронтавэн охнула и проморгалась. Половину тканей украшала затейливая вышивка узора.

Безумный сон, как есть.

– Подержи это! – она пошатнулась, когдаТаска всучила ей в руки огромный отрез лилового шелка.

– Но… – Ронтавэн ошарашенно озиралась по сторонам. Посмотрела на ткань, которую держала в руках, как огромное бесполезное бревно. Матовые нити перемежались с блестящими, образуя узор.

«И сюда заходит Machanaz? Но тут же бардак!»

Таска будто бы прочитала ее мысли, упорхнув к ступенчатой подставке перед тройным зеркалом и манекену на нем, тут же начав что-то пришивать и подбирать на незаконченном дублете, еще прошитом белыми нитками.

– Здесь не всегда так! Потом приберешься здесь! – она указала на отрез жуткой розовой ткани, которая казалась Ронтавэн насилием над зрением. – Видишь эту очаровательную амарантовую фуксию?! Это будет подложка под золотые вырезы, и если я оттеню их оранжевым и лиловым – будет похоже на опалы и цветы пассифлоры! А если ароматизировать их апельсиновым цветом… ах!

– А… – она сама не очень понимала, что хочет спросить, поэтому просто издала звук. Наверное, намекающий на ее присутствие, которое всегда игнорировали.

Таска продолжала прыгать вокруг дублета, и Ронтаэвн осталось смаргивать и глотать вопросы, когда на манекене словно из воздуха появился рукав. Таска всего-то притащила черную ткань, что-то сделала пальцами – и вот!

Портниха отошла в сторону, замерла на мгновение, задумчиво собрав губы бутоном, и широко взмахнула руками.

– Фиолетовый – прекрасный цвет! – Таска уставилась на Ронтавэн, будто ожидая какого-то мнения, которого у нее, как и всегда, не было. – Он очень ему идет! Ты даже не представляешь, насколько! Никогда не думала предложить амарант, но уверена, что с золотом и короной лицо просто расцветет! – Таска мечтательно прижала кулаки к груди, выделив это слово, и экстатически вздохнула. И мгновенно уперла кулаки в бедра. – Ох, нужно заказать ювелирам булавки для короны! Непременно с аметистом, но оттенок пусть покажут мне! Яркий! Не помойный серый! Запомни!