— Догадываюсь, — равнодушно кивнул Степан, без особого любопытства разглядывая окровавленные, избитые лица. — Те самые, что лагерь фрицам сдали?
— Они самые. Предатели, мать их …! — обычно сдержанный особист добавил несколько крайне нелитературных выражений. — Сознались уже, заодно и подельничков своих с потрохами сдали! Жаль, не местные, из соседней станицы, никак не арестуешь. Ну да ничего, имена-фамилии теперь известны, никуда не денутся. Кстати, прав ты оказался, про лагерь «Ворона» фашисты и на самом деле уже знают. Вовремя мы Филимонова уговорили с нами уходить, иначе прямиком в засаду бы и угодили.
— Так, а их-то с собой зачем тащить, коль вина доказана? — искренне удивился морпех. — Расстрелять — и все дела.
— То есть, как это, зачем?! — возмущенно вскинулся Шохин. — Расстрелять, ага… Слишком легко! Нет уж, их по всей строгости закона судить будут. Так, чтобы весь край узнал, вся страна, чтобы фотографии в газетах! Да и поработать с ними еще требуется, наверняка, многое не рассказали, утаили. Ничего, отправим на Большую землю, мои товарищи с ними разберутся. А ты — расстрелять.
— Как знаешь, — пожал плечами Степан. — Лишь бы не сбежали по дороге.
— Не сбегут, — недобро прищурился особист. — Уж это я тебе гарантирую. Не дадут им товарищи сбежать, — Сергей кивнул в сторону конвоиров. — Я их и так еле-еле отбил, не позволил на месте порешить. Так что не сбегут, не переживай!
— Да я как-то и не переживаю, знаешь, — хмыкнул Алексеев. — Ладно, потопал я к своим танкистам, минут через десять нужно отчаливать.
— Ага, давай, — согласился контрразведчик. — Только ты это, поосторожнее там, хорошо? Я ведь, сам понимаешь, вообще права не имею тебя отпускать, постоянно должен рядом находиться. Да только как? Не в танк же следом лезть — пользы там от меня, как с козла молока, только мешать стану.
— Понимаю, — кивнул Алексеев. — Не переживайте, тарщ капитан, ничего со мной не сделается. Да и Лешка присмотрит, вы ж не просто так его в мой экипаж мехводом назначили. Собственно, я и не против, сработались мы с ним, грамотный парнишка. Короче, нормально все будет. Вы, главное, сами тоже поостерегитесь, меня хоть броня прикрывает, а вам в этом радиофицированном тарантасе любая пуля опасна.
— Не каркай! — с досадой буркнул Шохин. — Нормальный броневик, только уж больно тесный. Да и вообще, куда мне от радиостанции? Сеанс через полтора часа, а без него мы, сам понимаешь, словно слепые кутята тыкаться станет. Все, исчезни с моих глаз!
Степан и исчез. А потом еще и уехал, на трофейном танке. Из башни которого сейчас и торчал, словно прыщ… впрочем, об этом уже говорилось выше…
В наушниках снова раздался голос Ардашева:
— «Первый» — всем номерам. Дозор прошел развилку, на посту не остановили. Продолжаем движение. Скорость не снижать, в люках не торчать, слушать команды.
Спустившись в боевое отделение, старлей облегченно выдохнул: что ж, пока все идет на удивление неплохо. По крайней мере, сразу останавливать колонну обосновавшиеся на развилке фельджандармы не стали. То ли дрыхнут — до рассвета совсем ничего осталось, самое сонное время, то ли просто идущая в направлении фронта бронетехника с пехотой не вызвала у них никаких подозрений. Впрочем, первое — вряд ли, растянувшуюся на добрых триста метров лягающую траками и ревущую моторами колонну только мертвый проспит. Просто не стали связываться, поскольку даже в страшном сне не могли представить, что внутри идущих по своей территории грузовиков и танков окажутся русские. А так? Колонна — как колонна, одна из многих подобных. Главное, что движется в правильном направлении, в сторону фронта. Так что незачем и напрягаться: ночной рейд — далеко не сахар, старшие офицеры наверняка на взводе от усталости, а конфликты никому не нужны. Вот если б они в станицу свернули, тогда да, могли возникнуть вопросы…
Степан наблюдал за происходящим через приоткрытую и прихваченную ремнем (тоже танкисты подсказали, посоветовав в бою намертво не запираться) створку бокового люка. Никакого риска в этом не было: свет в башне выключен, так что снаружи его никак не заметишь. Вдалеке проплыли смутно различимые на фоне предрассветного неба крыши крайних поселковых домов, далекое пятнышко горящего фонаря, мелькнул придорожный столб — станица была электрифицирована. Танк чуть притормозил, неуклюже, несколькими рывками подворачивая влево — значит, проходят развилку. Звук двигателя, до того ровный, изменился, что-то визгливо проскрежетало, и Алексеев похолодел. Твою ж мать, вот только не это!
Если сейчас Гускин не справится с управлением, запорет движок и остановится — все, пиши, пропало! Какими бы нелюбопытными ни оказались местные военные «гайцы», к заглохшему танку они уж точно подойдут — даже не помощь (какую, блин?!) предложить, а тупо от нечего делать. А из всего их экипажа по-немецки кое-как шпрехает только осназовец, которому из танка уж точно вылезать противопоказано. Зато командиру машины в подобной ситуации высунуться из башни, просто проявляя уважение к камрадам, точно положено. Ну, и чего оный Panzerkommandant[12] им скажет? «Гутен морген, Гитлер капут, хэндэ хох, капитулирен, швайне, их наме Штирлиц?». Значит, придется фрицев срочно валить, и уходить… ну, не с боем, понятно — для того, чтобы раскатать этот пост, и минуты не потребуется, — но с шумом. Даже если старлей и отработает без стрельбы, все равно придется заметать следы — а как, собственно? Забирать трупы перебитых фельдгаишников с собой, на броню? Ну, как вариант…
Только ведь где-то неподалеку практически наверняка еще и армейский пост имеется, как минимум при пулемете и полевом телефоне — навроде того, что едва не стоил морпеху жизни неделю назад, на выезде из Абрау-Дюрсо, где он познакомился с младшим лейтенантом Науменковым и встретил старых товарищей. Если там заметят непонятную движуху на шоссе, однозначно попрутся выяснять, в чем дело. И вот тогда-то без шума уже точно не обойдешься…
Дернувшись еще разок, танк снова ускорился, выравниваясь и набирая скорость. Морпех с облегчением выдохнул: справился-таки Леха, молодчина! Теперь лишь бы мехвод самоходки не сплоховал, поскольку за фрикционами первого и третьего танков сидели профессиональные танкисты. Судя по всему, второй бывший тракторист не сплоховал, и колонна продолжила движение. Вроде все? Первую проверку прошли, не вызвав подозрений — если так пойдет и дальше, до рассвета успеют свернуть, куда планировалось. Хотя, какая там, нафиг, «проверка»? Так, мелочь. Основные проблемы начнутся засветло, и воевать в любом случае придется.
Отвернувшись от башенного люка, Степан встретился взглядом с широко распахнутыми глазами заряжающего, сжимающего в руках — аж костяшки пальцев от напряжения побелели — его собственный автомат. Направленный, что характерно, прямо морпеху в грудь. Припомнив, как его зовут (заряжающего, в смысле, а не автомат), старлей аккуратно забрал оружие, мельком убедившись, что снять машиненпистоль с предохранителя тот не удосужился — или просто не знал, как это сделать:
— Егор, ты это чего? В кого стрелять собрался, боец? В меня, что ль?
— Н…никак нет, — стушевался тот. — Просто, как танк дергаться стал, решил — все, заглохнем. А в плен к этим сволочам я второй раз не пойду, лучше в бою погибнуть!
Рывком притянув к себе бывшего пленного, Алексеев зло зашептал в ухо:
— Значит, так, слушай и запоминай, повторять не стану. В плен я тоже не собираюсь, но твоя задача была пушку перезаряжать, ежели в бой ввяжемся. А ты ее не выполнил, ты оружие на своего командира направил. А если б стрельнул ненароком? Догадываешься, как подобное называется? Или подсказать?
— Виноват… — всхлипнул тот, вытирая грязной ладонью выступившие против воли слезы. — Не подумавши я, тарщ старший лейтенант, больше не повторится… готов понести наказание…
Нахмурившись («лишь бы не перегнуть, парнишка и без того натерпелся — хорошо, за автомат схватился, а не за гранаты, вон они, целая сумка»), Алексеев кивнул:
