Когда дошел до восьмидесятых годов, пальцев правой руки уже практически не чувствовал, да и глаза подводили, словно в лицо перцовым баллончиком брызнули. А уж сколько крепчайшего чаю выдул, так и вовсе не сосчитать — ничуть бы не удивился, узнав, что и за целый год прежней жизни столько не пил. Так-то он больше кофе уважал, но с этим делом, как пояснил Шохин, сейчас напряженка. А пить трофейную эрзац-бурду из желудей особого желания не имелось, да и особист отсоветовал («на вкус, может, и похоже, особенно, ежели покрепче заварить да сахару побольше кинуть, но эффект так себе — больше в туалет бегать станешь, чем того эффекта»).

Короче говоря, когда закончил (еще и с картами почти час работал, нанося цветными карандашами диспозиции войск перед тем или иным сражением, с тоской вспоминая будущанские маркеры-фломастеры), только и мог, что покрасневшими глазами хлопать, пытаясь понять, где он вообще находится. Пришедший забирать документы контрразведчик понимающе вздохнул, молча кивнув в сторону койки. Но перед этим заставил махнуть полнехонький стакан водки, который собственноручно же и налил. Степан, собственно, и не спорил, хоть алкоголя не хотелось абсолютно. Выпил, словно воду, улегся — и очнулся только утром, вот прямо сейчас и очнулся. Интересно, кстати, сколько он продрых? Нужно будет хоть наручные часы у Шохина стребовать, взамен тех, что фрицы прихватизировали, а то даже времени не узнаешь…

Решительно откинув шерстяное армейское одеяло, старший лейтенант торопливо натянул поверх гимнастерки ватную куртку — в помещении и на самом деле было достаточно прохладно. Накрутив портянки, зашнуровался, заправив галифе в ботинки — «стремена» у них, к счастью имелись, так что получилось достаточно удобно и привычно. Оглядев себя, Степан прикинул, что «нижним этажом» он теперь чем-то даже напоминает батю в афганской «песочке» со старых фоток. Не так, чтобы вот прямо сильно, но ассоциация у него отчего-то возникла именно такая. Еще бы разгрузочный жилет с панамой, да семьдесят четвертый «Калаш» поперек груди — так и вовсе. Ватничек, понятно, не особо соответствует, зато реально удобно и тепло. Да и движений не стесняет. Умели все ж таки героические предки в военной форме разбираться, чтоб там не писали в интернетиках всезнающие диванные «аналитеги» с прочими ни дня не прослужившими в реальной армии «специалистами»!

До хруста потянувшись и дотопав до стола, Алексеев побулькал практически пустым чайником, на дне которого еще оставалось немного чая. Стоило бы немного разогреть мышцы, проведя привычный гимнастический комплекс, но заниматься зарядкой было откровенно лень, и старлей решил забить — заслужил, в конце-то концов, поскольку ночью вовсе не балду пинал, а работал! Если и не в поте лица, ибо холодно, то уж во благо Родины и прочего будущего — точно. Глотнул прямо из горлышка, поскольку пить хотелось не на шутку. Чай оказался перестоявшим и оттого горьким, да еще и поднятые резким движением чаинки лезли в рот целыми диверсионными отрядами, однако Степан выхлебал все, что было. Немедленно ощутив, что помимо утоленной жажды испытывает и еще одно желание, так сказать, прямо противоположного свойства. Тоже не проблема, где тут санузел он отлично помнил, накануне не раз и не два туда наведывался. Вот только дверь, как ни дергал морпех ручку, отчего-то оказалась запертой со стороны коридора. Старший лейтенант вяло удивился: что еще за хрень? Вроде бы, вчера — ну, то бишь, уже сегодня, понятно, — его не арестовывали? Может, постучать, привлекая внимание?

Стучать не пришлось — в замке скрежетнул ключ, и в кабинет заглянул незнакомый боец. С местными знаками различия Степан пока что еще окончательно не разобрался, но вроде бы сержант госбезопасности. Ну, сержант — так сержант, ему-то что? Главное, чтобы местный туалет на замке не оказался. Кстати, сержант ГБ, вроде бы, соответствует армейскому лейтенанту? Или он ошибается?

— С добрым утром, тарщ старший лейтенант! Выспались? — вполне доброжелательно осведомился тот. Вот только клапан кобуры отчего-то оказался отстегнутым, что Степана слегка напрягло. Еще и кабинет за его спиной окинул быстрым, профессиональным взглядом, убеждаясь, что больше никого в помещении не имеется. Что еще за непонятные игры такие? И где, собственно, Шохин, обещал ведь утром зайти?

— Выспался, — согласился морпех. — Выйти-то можно? Мне бы в туалет, да умыться. И кстати, товарищ сержант, у вас кобура расстегнута, непорядок. Вдруг личное оружие потеряете, а враг подберет?

— Можно, — раздраженно дернул щекой тот, оценив последнюю фразу. — Виноват, не заметил. Проходите.

Дотопав до знакомой двери, морпех хотел было осведомиться, в одиночку ли ему выполнять гигиенические мероприятия или кто поможет, однако решил ситуацию и дальше не нагнетать. В конце концов, этот сержант-лейтенант всего лишь выполняет приказ, наверняка, отданный Шохиным (ну, а кем еще, блин?). Так что парень ни в чем не виноват, потому незачем и стебаться.

Слегка пополнив местную канализацию и кое-как умывшись (обмылок нашелся на краю жестяного умывальника, а вот с полотенцем вышел полный облом), Алексеев вернулся в коридор. Где и столкнулся с вернувшимся — интересно, откуда? — контрразведчиком, о чем-то негромко переговаривающимся с сержантом.

Смерив морпеха оценивающим взглядом, Шохин усмехнулся:

— Ну, не подрались, уже хорошо. А то я уж переживал, даже, вон, товарища сержанта предупредил, что ты у нас человек непростой, можешь и того…

— Здравия желаю, тарщ капитан, — отрапортовал Степан. — Никак нет, не подрались, даже мысли такой не имелось. Да и человек я мирный, вы ж знаете. Даже мухи зря не обижу. Ну, если она, понятно, у фрица на службе не состоит.

— Вот и хорошо, — не стал развивать тему Сергей, даже не попенял в очередной раз касательно того, что старлей «болтает много». — Пошли в кабинет, разговор имеется. Важный. Заодно и позавтракаем, я тут принес кое-чего. Сержант, не в службу, а в дружбу, сгоняй за кипяточком?..

МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

Где-то северо-восточнее Новороссийска, 15 февраля 1943 года

Сталей Алексеев был достаточно далек от авиации в любой ее ипостаси. Нет, с парашютом он, как и другие морские пехотинцы, разумеется, прыгал — в рамках базовой воздушно-десантной подготовки. Но вот в средствах доставки внезапно (и ненадолго) обретших крылья морпехов к месту будущих боевых действий разбирался не сильно. Самолет — и самолет, ему ж этой махиной не управлять, так что незачем и напрягаться. Летит — хорошо, падает — плохо. Все остальное исключительно дело пилотов…

Сейчас было плохо. Поскольку самолет однозначно падал. С остановившимся мотором (второй пока еще худо-бедно работал) и разбитым хвостовым оперением достаточно сложно продолжать нормальный полет. Впрочем, намертво вцепившийся в штурвал летчик делал все, что мог, всеми правдами и неправдами удерживая практическую неуправляемую машину в воздухе. Остальной экипаж погиб: второй пилот и штурман — сразу, когда «сто девятый» изрешетил кабину транспортного Ли-2 из бортовых пулеметов, бортрадист — чуть позже, напоровшись на хлестнувшую по фюзеляжу очередь. Четверо пассажиров уцелели чудом. Навылет дырявившие тонкий дюраль пули прошли выше сидящих людей, а вот стоявшему во весь рост радисту, выглянувшему из кабины как раз для того, чтоб предупредить их оставаться на местах, не повезло.

Никто из уцелевших так никогда и не узнал, что пара истребителей прикрытия сделала все, что могла, ценой собственных жизней связав боем и сбив три из четырех внезапно вывалившихся из облаков Bf-109. Четвертый и последний в бою не участвовал, с первых же секунд нацелившись на оставшийся без защиты транспортник. К сожалению, успешно: отработав по кабине, «мессер» зашел в хвост, словно в тире расстреляв правый двигатель и киль с рулями высоты. Получить отпор он не боялся — эта модель не была оснащена верхней пулеметной турелью. Убедившись, что поврежденный самолет тяжело пошел вниз, отвалил в сторону, ложась на обратный курс — горючее было на исходе. Да и повторять судьбу камрадов не хотелось: русские пилоты с каждым месяцем сражались все лучше и лучше. Парни их, понятно, приземлили, но и цена этой победы оказалась слишком высокой — сразу три «Густава»[4] перечеркнули серое рассветное небо грязно-дымными шлейфами. А вот белых пятен раскрывшихся парашютов сидящий за штурвалом лойтнант Шлоссер, как ни вглядывался сквозь заляпанное каплями масла остекление кабины, так и не заметил, буквально ни одного. Так что лучше вернуться, пока еще имеется такая возможность. Тем более, свою задачу он выполнил: с подобными повреждениями транспортник далеко не улетит, в любом случае грохнется в десятке километров, если не раньше…