– Ахтунг, новый порядок! – развеселился Эрик, выслушав собеседника. – Из бараков не выходить! Здесь вам теперь Освенцим с Бухенвальдом, так что хенде хох и полный капут!

– А недовольные могут жаловаться по инстанциям, – подхватил Губерман. – Их годовой зарплаты как раз на судебные издержки хватит. Так что выгоднее контингенту будет дачи свои распродать и выращивать свою чахлую малину в каком-нибудь другом месте.

Эрик тут же подсказал название этого места, начинающееся на букву «ж», и деловито поинтересовался.

– С жильем как?

Это означало, что он согласен временно сменить профиль своей основной работы.

– Пока не ахти, – признался Губерман, незаметно переводя дух. – Обычная сторожка у ворот. Вот ключи – я предупредил, что с сегодняшнего дня там дежурят наши люди. – Он заговорил быстрее, торопясь выложить хорошие новости. – На днях распоряжусь забросить кое-какую мебелишку, продукты, напитки, холодильник. Первый же освободившийся дом – ваш, так что напряги своих пацанов, Эрик. Желающих продать дачи пока направляйте в офис, а со следующего понедельника выделю вам пару человечков с бланками заявлений и наличностью.

– Человечки с сиськами будут?

– Даже с письками, – неуклюже сострил Губерман, вспомнил почему-то законную супругу и чертыхнулся про себя.

– Видак? – не унимался Эрик.

– Без вопросов. А в придачу – вот, держи…

Сделав значительное лицо, Губерман присовокупил к выложенным на стол ключам еще одну связку. Эрик так и впился горящим взглядом в гордую «мерседесовскую» эмблему на брелке. Но вслух ничего не сказал, только покосился на Губермана вопросительно.

– Папа сказал – ты в доле, – пояснил тот, выдержав торжественную паузу. – Теперь это твой «мерс». Сегодня вечером его подгонят к сторожке с документами на твое имя.

– Что за «мерс»? – спросил Эрик, совершенно бездарно изображая безразличие.

– Только что не «шестисотый», – прозрачно намекнул Губерман, не удержавшись от улыбки. – Завтра сам увидишь.

– Ты сказал: сегодня вечером.

– Тебя сегодня вечером в поселке не будет, Эрик. Это тоже не моя прихоть, как ты сам понимаешь. Тебе велено лично новую бригаду по всем своим пробитым точкам повозить, представить пацанов нужным людям, ввести их в курс дела. На все про все – сутки. А на посту пока двоих хватит, я думаю. С графиком дежурств сами разберетесь. Это уже не мое дело.

– Не твое, Боря, – подтвердил Эрик, впервые обратившись к Губерману по имени. Его движения сделались вкрадчивыми, как у большого черного кота, увивающегося вокруг домашнего голубя, которого хозяин строго-настрого запретил трогать. – Твое дело, Боря, позаботиться, чтобы «мессер» никуда не задевался по дороге. Это тачка моей мечты, заруби на своем носу. Я сильно огорчусь, если не увижу ее завтра.

Губерман внезапно понял, что после этого безобидного в общем-то разговора на ночь придется ставить клизму с настоем ромашки. Однако не изменил ни расслабленной позы, ни приветливого выражения лица, когда произнес в спину уходящему бандиту:

– Я никогда ничего не забываю, Эрик. Склеротики у нас не задерживаются, сам знаешь. Но и ты не забудь. Сегодня же выделяешь на пост двух человек. Завтра подаете заявления.

Сверкнув гелевой смазкой на черных волосах, Эрик стремительно обернулся и, смерив Губермана долгим десятисекундным взглядом, процедил:

– Заметано. На боевое дежурство братьев Садыкбековых отправлю, пусть начинают на огородников ядом дышать, они умеют. Заодно и за тачкой моей присмотрят.

Он вышел, не потрудившись прикрыть за собой дверь. Губерман остался сидеть за столом, нервно перебирая суставы пальцев и обдумывая свои дальнейшие действия. Любой, кто увидел бы выражение его лица в этот момент, сразу заподозрил бы, что новейшая история поселка Западный не сулит его обитателям ничего хорошего.

Поселок, разморенный духотой и жарой, раскинулся на берегу ставка в тоскливом предчувствии настоящего полуденного зноя. Никто не пылил к нему по ухабистой дороге, наезженной и протоптанной от асфальтовой ленты, протянувшейся мимо. По одну сторону шоссе лежала небольшая деревушка с модернизированным продмагом, почтовым отделением и единственным двухэтажным зданием, где когда-то размещалась контора сгинувшего колхоза. По другую – теснились дачи членов кооператива «Рассвет». Дачники изредка наведывались в село за хлебом и водкой. Сельские мужики совершали ответные визиты, когда отправлялись на рыбалку или вынюхивали в поселке какую-нибудь строительную шабашку. Без нужды между деревней и поселком никто не курсировал. Те, кому приходилось добираться до загородных имений автобусами, и без того ухайдакивались, пока с языками через плечо отсчитывали ногами три тысячи метров, отделявшие дачный поселок от шоссе.

На заре существования он представлял собой наспех перепаханный пустырь, который предстояло по-честному поделить на прямоугольные клаптики. Члены садово-дачного кооператива, получившие здесь наделы, яростно дробили груды земли, лишая их травяных скальпов, а потом елозили по вскопанному граблями. Из отсеянных камней образовывались тропы вдоль разграничительных колышков с бечевками. Эти пустынные территории обживались радостно и стремительно. Каждому хотелось поскорее сделаться помещиком.

Как грибы после дождя, вырастали крытые рубероидом халабуды, списанные вагончики, а то и просто откровенные шалаши. Следом из земли полезли вонючие скворечники сортиров и бетонные фундаменты. Из солидарности члены кооператива не воровали друг у друга завезенные стройматериалы, но со стороны тащили на свои участки все, что плохо лежало: могильные оградки, скверные скамейки, ржавые вагонетки и даже автомобильные цистерны из-под кваса или молока. Любые емкости под завязку заполнялись водой из ставка или пробуренных скважин – поливать приходилось все, что попадало в поле зрения на прополотых грядках. Дождевые тучи с завидным упорством обходили поселок Западный стороной.

Постепенно, обуреваемые частнособственническими инстинктами, новоиспеченные землевладельцы отгораживались друг от друга стальной сеткой-рабицей, все больше напоминая прожорливых кроликов, обживающихся в своих вольерах. Вооружась сельскохозяйственным инвентарем, обитатели вольеров ползали вокруг своих грядок на четвереньках, передвигались на корточках или вообще стояли на коленях, склоняясь в бесконечных земных поклонах над первой клубничкой и последним помидорчиком.

Так незаметно пролетали годы. Временные убежища сменялись настоящими каменными домами. Причем все строения были непременно двухэтажными. Тот, кто не имел возможности потрясти соседское воображение желтым огнеупорным кирпичом, ограничивался красным или белым, а то и просто мрачным шлакоблоком популярного цвета «мокрый асфальт». Дальше начинался неудержимый полет фантазии. К фасаду лепились хлипкие балкончики, из шиферных крыш произрастали чудовищных размеров трубы, стены усеивались круглыми иллюминаторами, а кое-где встречались и потешные средневековые башенки. Эти трогательные подобия неприступных замков, словно сошедшие с детских картинок, крепостными валами и рвами не окружались только по той простой причине, что каждая пядь земли ценилась владельцами на вес выращенного на ней урожая.

Он не баловал изобилием. В бесполезных погребах было хоть шаром покати, но зато светлыми летними вечерами гордые помещики ходили к друг другу в гости, хвастаясь, кто первой червивой вишенкой, кто диковатым яблочком, а кто внушительной фаллосоподобной морковью, которую дамы норовили незаметно огладить огрубевшими пальцами.

Увлечение ботаникой принимало форму легкого умопомешательства. Самые заядлые садоводы все свободное время проводили в диспутах об отличиях кольраби от брюссельской капусты, о преимуществах груши буасье над лесной и снежной, вместе взятыми, о необыкновенной питательности лимской фасоли и о специальных способах консервации сливы-китаянки. Непосвященные, слушая их тарабарщину, чувствовали себя новичками на воровском толковище. Что за кукумис такой? Чем земляная груша отличается от обычной падалицы? Зубовидная кукуруза – это как? Короче, растурнепс их однолетнюю пелюшку с перуанским капсикумом!