Тем же утром, в начале недели, далеко-далеко от дачного поселка с его чудо-окунями и черными зверями, рыскающими в поисках жертв, в большом городе с полуторамиллионным населением решалась судьба этого патриархального мирка, возведенного в конце двадцатого века на зыбком кооперативном фундаменте.

Не было ни торжественных речей, ни фанфар. Звучало лишь сдавленное покряхтывание молодого человека, тужащегося так сильно, словно он горы сдвигал на пути к поставленной цели. Что тут поделаешь? В начале славных дел Боря Губерман, поставленный у штурвала АОЗТ «Самсон», как правило, подолгу маялся на унитазе, поскольку в голове его бурлили свежие идеи, а в желудке все лежало многодневным мертвым грузом.

Твердый стул – он надежнее жидкого, но сидеть на таком безвылазно – сплошное мучение. Вынашивая эту горькую истину, Губерман все чаще задавал бесполезную работу сливному бачку, надеясь хоть отчасти заглушить громкие стенания своего измученного организма.

Если бы все процессы происходили так же гладко, как мыслительные! Сел на унитаз, сделал свое дело, и – свободен как ветер в поле. Лег на жену, исполнил свой долг, и – отдыхай. Так нет же! Тонкие губы Губермана сложились в скорбную улыбку много выстрадавшего человека. Он, столь ценивший свое время, был вынужден убивать его часами то на испанском унитазе, то на отечественной супруге. Самое обидное заключалось в том, что нередко эти усилия затрачивались впустую. А ведь Губерман, как всякий человек, любил радоваться плодам своего труда, привык гордиться ими. Привстав, он заглянул под себя и понял, что нынешний одинокий сморщенный плод не стоит и десятой доли тех стараний, которые на него ушли.

– Псу под хвост, – прокомментировал Губерман с желчной миной.

Это выражение сохранялось на его лице на протяжении всего утреннего туалета. Лишь дымчатые очки, наконец оседлавшие переносицу, слегка просветлили угрюмый облик. Точно солнышко сквозь тучи проглянуло. Вся хитрость заключалась в настоящей золотой (а не золоченой, как полагали многие) оправе. Подумаешь, оправа! Денег у Губермана и на целый золотой унитаз хватило бы, вздумай он потакать своей упрямой заднице. Хоть жри их, деньги, этим самым местом.

Миновав анфиладу комнат, Губерман вошел в обширную кухню, напичканную чудесами техники и напоминавшую рубку межпланетного корабля. «Деньги, выброшенные на ветер», – сердито подумал он. Две дуры, в ведении которых находились эти сверкающие агрегаты, справлялись кое-как лишь с тостером, плитой и мойкой. На большее ума у них не хватало. Первая дура числилась законной супругой Губермана, а вторая ходила в домохозяйках. Вперевалочку ходила. Уткой. Он относился к обеим примерно с одинаковым презрением, хотя домохозяйка была еще тупее жены. Зато она не донимала Губермана сексуальными претензиями и поила его по утрам кофе, а более умная дура – его жена – привыкла дрыхнуть до полудня, чтобы потом ночью изображать из себя ненасытную жрицу любви.

Утренняя чашечка кофе одиноко дымилась на необъятном резном столе цвета яичного желтка.

– Покушаете, Борис Яковлевич? – заученно спросила служанка, наперед зная ответ.

Ответ всегда был отрицательный, но этим утром он прозвучал на пределе возможностей человеческих голосовых связок:

– Нет, нет и еще раз нет! Я тебе сто раз говорил, что я никогда не завтракаю, ни-ког-да! Неужели так трудно запомнить? Это же не инструкция по эксплуатации соковыжималки! Не описание микроволновой печи!

– Духовку я уже освоила, – робко вставила служанка.

Если она рассчитывала на благодарность, то очень даже зря. Потому что новая хозяйская тирада была выдержана в прежнем раздраженном духе.

– Голову свою бестолковую суши теперь в духовке! А меня оставь в покое! Дай мне возможность спокойно выпить кофе, а сама иди отсюда на… хм… В общем, займись чем-нибудь там… – Губерман неопределенно пошевелил пальцами.

Дождавшись, когда дура номер два пулей вылетит из кухни, Губерман окунул ехидно улыбающиеся губы в кофе. Утром в понедельник было заведено выдавать служанке деньги на хозяйство, а он не любил давать их – никому и никогда. Кроме того, Губерман прекрасно знал, что прислуга всегда ворует по мелочам, не может не воровать – он и сам поступал точно так же, только с другим размахом. Вот пусть сегодня и выкручивается как знает, когда дура номер один составит меню на обед и ужин. Сколько сунула себе в карман на прошлой неделе, столько оттуда и выложит.

Настроение помаленьку улучшилось. Потягивая ароматный кофе, Губерман взглянул на окостеневшего, усохшего окуня, валявшегося в уголке третьей по счету дуры – жирной персидской кошки, нареченной женой Синди Кроуфорд. Вчера в припадке благодушия он прихватил домой окуня и предложил его Синди. Та посмотрела на него с укором и потащила брюхо по полу к хозяйке – жаловаться. Четвероногая тварь не признавала никакой другой пищи, кроме свежайшей мясной вырезки, и жрала ее килограммами, игнорируя тот научный факт, что киски любят «Вискас».

А вот Губерман был не прочь побаловаться рыбкой… хи-хи-хи… с тем же господином Кацем, к примеру. В итоге лупоглазый окунь принес фирме 2 500 000 долларов. Не кисло, очень даже не кисло. Потом, окрыленный успехом, Губерман спросил пацанов: где взяли золотую рыбку? На шоссе? А дачные участки в округе наблюдались? Да? Отлично! Летите-ка, соколы, орлами, разузнайте у сторожей, что это за поселок, какому садово-огородному кооперативу принадлежит, кто председатель и как его найти.

Это было интуитивное, а следовательно, абсолютно верное решение. Как многие прирожденные коммерсанты, Губерман имел свои маленькие суеверные причуды и обряды. Специальная ручка для подписания контрактов. Особое присловье перед дальней дорогой. Тайное словечко на пороге нужного кабинета. Шепоток в спину… А хоть даже и заговоренная пуля в затылок.

Сам Губерман никогда на спусковой крючок не нажимал, за язык никого не тянул, руки никому не выкручивал. Этим занимались совсем другие люди. И не его вина, что богатые тоже плачут. Плачут и платят. Например, за не существующие в природе особняки.

Губерман встал из-за стола, но, прежде чем выйти из кухни, не удержался и потрогал рыбу носком туфли. Почин сделан. Самая грандиозная в его карьере афера будет построена на берегу безымянного ставка, в котором водятся такие великолепные окуни. На всех хватит.

В 8.00, садясь в поданную к подъезду машину, Губерман отключился от всех бытовых проблем, настроившись на важную, интересную работу. Прибыв в грандиозный офис, обустроенный когда-то Рудневым по последнему слову бизнеса, он не стал подниматься в кабинет, а спустился в подвальные недра, чтобы поинтересоваться самочувствием и настроением господина Каца. И то и другое оказалось паршивым, но Губерман только лучезарно улыбнулся и выложил перед пленником обещанный контракт. Полный ненависти взгляд, уловленный спиной на выходе, он отмел безразличным пожатием плеч. Чужие обиды его не затрагивали. Он нисколько не интересовался переживаниями племени «обиженных», насрать ему было на них, если бы только не проклятые запоры.

Прежде чем отправиться в «белый дом», где предстояло отчитаться перед Рудневым, Губерман заглянул в райисполком, в котором был зарегистрирован интересующий его кооператив, захватил там копии учредительных документов и по дороге просмотрел их наметанным глазом, помечая розовым маркером особо важные пункты. Листы бумаги после этой процедуры казались забрызганными кровью, но Губерман не обращал внимания на подобные пустяки. Он работал.

Ну-ка, ну-ка, судари и сударыни с тяпками и лейками, какие там у вас имеются права и обязанности? Право одно – владеть своими хибарами да убогими наделами. Пока не отнимут. А среди обязанностей есть очень даже любопытные. Например, каждый владелец участка должен и посадки необходимые сделать, и какие-то таинственные агротехнические мероприятия произвести, и за прилегающей дорогой следить. Причем не забывая своевременно оплачивать коммунальные услуги… Один пункт Губермана умилил особенно: «Соблюдать правила внутреннего распорядка, не допускать совершения деяний, нарушающих нормальную работу и отдых граждан на прилегающих участках». Ну просто песня! Выходило, что, прибрав кооператив к рукам, можно любого обвинить в несоблюдении обязанностей и вышвырнуть к чертовой матери.