- Простите, что я отнял у него жизнь.

В печень будто вонзился нож, и Штольман, согнувшись, зашипел от дикой боли в подреберье. Перетерпев короткий приступ, Яков помотал головой и огляделся. Образ убитого им коммерсанта испарился, а решетка…

Решетка рассыпалась черной ржавчиной. Куб исчез. Яков кинулся к жене.

- Анечка, ты как? С тобой все в порядке?

- Наверное…

Она слабо улыбнулась дочери.

- Вера, моя храбрая девочка, ты спасла папу… Поспи, сердечко…

- Баю-бай, баю-бай, моя зайка, засыпай, - забормотала Анна песенку, и дух Верочки, сладко засопев, растаял.

Штольман не понял, почему у него щиплет глаза, ведь вся боль ушла ровно в тот момент, как упали его оковы. Он служил полицейским с юности. Он много раз попадал в переделки, привык терпеть физическую боль, и никакие болезненные ощущения не могли его сломить. Но его нежная, хрупкая жена…

- Вы обе - гораздо храбрее меня, - он дотронулся до её ладони.

- Куда идти, Аня?

Она вслушивалась в себя, пытаясь нащупать дорожку в реальность, пытаясь услышать стук своего сердца там, в Лахте, но ничего не выходило. В изнеможении Анна закрыла глаза.

- Не могу пока, Ясь, прости. Я передохну чуть-чуть…

Голова ее откинулась в воздухе, ни на что не опираясь.

- Ну уж нет, милая, мне здесь не нравится.

Штольман встал так, чтобы полностью закрыть собой жену. Когда их тела слились воедино, он улыбнулся.

- Всегда об этом мечтал, Анечка. Держись за меня…

Сила его сердца подпитала обессиленный дух Анны. Сила его любви возродила ее к жизни.

Она услышала.

========== Глава 19. Чародеи ==========

- Вроде подходит. Тпр-ру… - сидевший на козлах Петр Миронов потянул вожжи, спрыгнул на мостовую и заглянул в кабинку экипажа.

Лошадка настороженно обнюхала торчащий из мостовой гранитный столбик. За экипажем позади по Каменноостровскому проспекту виднелось низкое каменное строение, откуда через открытые окна доносились веселые громкие голоса и перекрывавший их начальственный бас.

Виктор Иванович, не выходя наружу, спросил: - Ты уверен, Петр? Что там?

- Околоток Петербургской стороны. Погодите минутку, - привязав лошадь, младший Миронов прокрался назад, заглянул во двор и вернулся обратно.

- Шумят только внутри, во дворе вроде тихо. Как и просил наш главный фокусник.

- Что, просто так и сдадим дамочку в полицию?

- Просто так и сдадим, - Петр Иванович подмигнул внуку, который при свете свечи настороженно наблюдал за Нежинской.

- Дюк, зови факира. Мы на месте.

По дороге на глаза Нины Аркадьевны, во избежание опознания адвоката с внуком, одели плотную черную повязку, но это было излишним - бывшая фрейлина мирно спала на скамеечке в очень неудобной позе, подложив ладошку под щеку.

Младший Миронов уже нетерпеливо мерял шагами улицу, когда из темноты вынырнул император Павел.

- Во, пойдет! – одобрил он место встречи Нежинской с государством.

- Граф Штольман!

- Здесь! – громко отозвался Дюк из экипажа.

- Тсс! Не кричи! Выходите оттуда.

Малыш спрыгнул со ступеньки на мостовую и позвал за собой Виктора Ивановича.

Агент Романов нырнул в кабинку и, посопев, критически осмотрел Нину, а затем угольком мазнул ей на лбу крестик и восхитился результатом: - Очень красиво, кармин мне в палитру. Вдруг потеряют!

Он выбрался наружу.

- Так, толмач. Скажи дедусикам, пусть лошадку осторожно подведут к тому двору и привяжут, чтоб служивые пока не заметили. И потом пусть уходят. Я сам все сделаю.

- А сейчас мне что делать? – малыш от возбуждения подпрыгивал на мостовой.

- Тебе… - Павел Первый метнулся к околотку и оценил диспозицию.

Вернувшись, он почесал пятку о булыжник.

- Тебе, мелкий подданный, надо сделать вот что… - и он зашептал Дюку на ухо, изредка всхохатывая над собственными придумками.

- Сможешь?

- Да!

- Тогда жди, - промолвив это, император скрылся за ближайшим забором.

Через минуту к экипажу подобрался розовый шмат колбасы, за которым, облизываясь и дергая носом, крался королевский пудель с ошейником. Лошадь отпрянула.

- Держи, подданный! – пудель, взвизгнув, подтянулся к руке Петра Ивановича, и ошеломленный Миронов ухватил собаку за ошейник.

- Во, сосиску вам в пасть, эт-та дело! Жалко, больше псин в округе не видно, попрятались от императорского ока, - развеселился призрак, через несколько минут приманив на тот же пахучий кусочек колбасы пятнистого дога.

Теперь уже адвокат Миронов держал на поводке огромного пса и нервно пытался уберечь свой ботинок от широкого, как лопата, собачьего языка.

- Дмитрий, ты уверен? Он кажется немного голодным… - Виктор Иванович прицепил поводок к ограде и быстро ретировался к экипажу.

Дюк захихикал и восторженно кивнул.

…

Участок Петербургской стороны был переполнен полицейскими – околоточный Кондрат Алексеевич Ляпкин праздновал пятидесятилетие верной службы на благо Отечества, и начальство с Пантелеймонской решило не закручивать гайки. Поэтому в здании царило веселье. Городовые и агенты жевали пироги, испеченные хлебосольной женой юбиляра, и, запивая их легкой бражкой, изредка отвлекались на очередной тост.

- За следующий полтинник! – провозгласил старинный друг Ляпкина, вытирая крошки с усов.

- Еще по полста! – грохнули полицейские, в стаканах которых в разгар праздника плескалась отнюдь не бражка.

Вдруг во дворе раздался отчаянный лай.

- Тьфу на тебя, Белка, - засердился Ляпкин, высовываясь в окно и ругаясь на добрейшей души овчарку, только прикидывавшуюся охранницей.

- Да она тебя поздравляет, Лексеич! Пей, не оглядывайся! – гомонили сослуживцы.

Вздохнув, Лексеич все-таки вышел во двор. И обомлел. Посреди просторного, мощеного брусчаткой двора расположилась стая странных кошек – они озирались, крутили круглыми бошками с прижатыми ушами и беззвучно мяукали. Более широким кругом на них наступали разномастные, плешивые, потрепанные жизнью шавки. Дворняги почему-то тоже молчали, хотя пасти их были разинуты так, что виднелись старые сточенные зубы. Заходилась в истошном лае только Белка – та была готова из кожи вон вылезти и цепь разгрызть, лишь бы достать до кошачьих.

Паривший над суетой Павел Петрович погладил худого черного кота и хохотнул.

- И-их! – взвизгнул он, роняя черного в центр круга.

- Запускай!

Во двор ворвались два огромных пса. Кошаки бросились врассыпную. Сорвавшись с цепи, Белка понеслась по кругу, лязгая зубами и недоуменно мотая головой – коты в пасть не попадали. Худой черный, оказавшись в середине свалки, дико заорал и бросился на Лексеича, неосторожно ступившего к центру. За ним кинулся пудель. Юбиляр упал, на помощь ему поспешили сослуживцы.