Петр Иванович уже забыл, как они с братом умилялись проделкам маленькой Анны, не в силах хотя бы поставить ее в угол.

- Плащик задрать и надавать по штанишкам, а то вырастет хуже, чем …

Штольман только вздохнул.

…

Пришлось Анне рассказать Копейкину, что она убегает от рассерженного мужа.

- Я, Алексей Семенович, перед ним ничем не провинилась. Просто мне срочно надо в столицу. А он, как оказалось, против… - Анна горестно пожала плечами.

Алексей Семенович слушал и участливо кивал. Он постарался забыть о поцелуе - мальчишка, сидящий перед ним, неожиданно оказался замужней дамой, и дальнейшие вольности были невозможны.

- Ну ты даешь, подданная, - буркнул Павел, затолкав свою королеву подальше от края полки.

- Я же двух охранников прибил, клей им в тыковки. А муженек твой, наверное, думает, что это ты такая ловкая.

Стук в дверь прервал призрака. Анна не успела остановить вежливого Копейкина - тот встал с дивана, открыл дверь. И тут же уселся обратно, понуждаемый грубым толчком в плечо. В проеме появился белобрысый охранник. После проверки соседнего вагона он вдруг вспомнил, где видел этот серо-синий пиджак и темную кепку.

- Нина Аркадьевна, Максимилиан Аристархович вас очень ждут, - хмуро произнес блондин, не собираясь распространяться, какой нагоняй получил от хозяина после освобождения из подвала.

- Мы с Геннадием все поезда проверяем. Без вас велели не возвращаться.

- Любезный, оставьте это, дама не желает, - вступился Копейкин.

Блондин поднес к его уху увесистый кулак.

- Тихо, студентик. Я сегодня уже одно животное спустил с лестницы, так что увянь, очки потеряешь. Тут дело семейное.

Протянув руку к Анне, охранник подтолкнул ее к выходу.

Анна с поникшей головой вышла из купе. Копейкин встал было следом, но дверь перед его носом с грохотом закрылась.

Павел возмущенно ухнул.

- Ах ты, моль недоеденная, сметану тебе в лоб! Объявляю третий раунд!

Мутные облачка через щель выбрались в коридор и вдоль потолка двинулись за блондином.

…

В тамбуре Анна споткнулась, оперлась о локоть охранника. От чужого запаха и кислого вкуса металла во рту ей вновь стало дурно.

- Маладца, подданная! - одобрил самодержец.

- Скажи, что тебе плохо, что срочно нужен воздух!

Преодолевая дурноту, Анна прошептала: - Пожалуйста, откройте дверь…

Блондин недоверчиво покосился на беглянку. Но бледность на лице Анны была неподдельной, а ему было приказано доставить супругу хозяина целой и невредимой. Погремев дверью, охранник распахнул ее, припер к железной стенке вагона.

Шляпа блондина покатилась к подножке.

- Тьфу ты, стой! - он прыгнул к открытому проему.

Поднаторевший в помощи морякам с парусами и веслами, Павел Петрович придал корме блондина ускорение.

- Ой-ей-ей! - император участливо высунулся из вагона, наблюдая за тем, как охранник кувыркается по склону.

- Это тебе за Герасика, чтоб его в крынку со сливками уронили…

Вернувшись в тамбур, призрак перевернулся в воздухе и радостно взвизгнул:

- Технический нокаут! Белая моль выпала с ринга!

Анна улыбнулась.

- Спасибо, Павел Петрович. Он там не убился? Жалко все-таки…

- В этом болоте, чай, не утонет… - пыхнул император, глядя на тянущиеся вдоль насыпи илистые заводи.

- Вон, хлюпает, чтоб ему хамса уши скушала. Эй, подданная, ты чего?

Забыв о преследовании, Анна скрючилась в углу тамбура, усмиряя позывы к тошноте.

…

- Как это - нет перехода? - удивленно спросил Штольман проводника.

Тот пожал плечами.

- В конце состава все такие вагоны, впереди - с переходами. Набрали с миру по нитке. Зато у нас паровоз последней модели - передняя тележка, четыре оси, конденсация пара! Быстрее всех на дороге! - служитель гордо перечислял достоинства паровоза, будто сам его создал.

Штольмана совершенно не интересовали достижения инженерной мысли. Он прервал словоохотливого проводника.

- Любезный, как пройти по вагонам?

- Э… Ну… Никак. Это вагон третьего класса, здесь пассажирам ресторан не положен. Уборная разве что, так вон она, с краешку. Ну и чай, это уж моя забота.

Яков передал Верочку Миронову, снял пиджак, засучил рукава рубашки.

- Что, по сцепкам полезете? - испугался проводник.

- Это запрещено правилами! Я вас не пущу!

Стащив с пояса кобуру, Штольман красноречиво провел дулом бульдога по ногам железнодорожника. Тот попятился.

“Па-па! С тобой!” - взвизгнула возбужденная Верочка.

Штольман склонился над дочерью и строго погрозил ей пальцем.

“Так, зайка моя. Это мужские дела, девочки ждут в безопасном месте. Побудешь с дедушкой”.

Малышка на руках Петра Ивановича приготовилась зареветь.

Яков вздернул бровь.

“Вера, прекрати. Я сказал - нет”.

Обиженно засопев, Верочка отвернулась к лацканам дедова пиджака, взяла в рот пуговицу и стала демонстративно её обслюнявливать.

“Вот, вот. Молодец, ягодка. Хоть кто-то в семье меня слушается…” - Яков поцеловал дочурку в обиженный затылок, кивнул Миронову.

- Обыщу весь поезд. Если найду, заставлю машиниста притормозить хотя бы для того, чтобы вернуться к вам. Прошу, Петр Иванович, вы только никуда не исчезайте.

- Разумеется, ЯкПлатоныч. Не беспокойтесь.

Миронов вынул пуговицу изо рта внучки, поднял её на вытянутых руках и задумчиво осмотрел темное пятно на своем пиджаке.

- Ягодка, а у папы на руках ты этого, конечно, сделать не могла? Меня поджидала?

Хихиканье Верочки сопровождало Якова, пока он вылезал на внешнюю стену вагона и, цепляясь за поручни, полз к сцепке.

“Ну, Штольманы, скоро выстрою я вас в рядок и раздам всем сестрам по серьгам. Распустились, хулиганы. Еще только призраков не хватает. Будет вам дома и участок, и полиция, и следственные действия…” - бормотал про себя Яков, выдергивая штанины из промасленных охвостьев тросов, так и норовивших поймать его за ноги.

Как его возлюбленная Аня сможет вернуться в свое тело, он и представить не мог.

“Буду любить, какая есть. Хотя с этим наверняка будут сложности…”

…

Грустившего в купе Алексея Копейкина вдруг что-то больно щелкнуло по затылку. Молодой человек поднял голову - в купе никого не было. Он опять откинулся на мягкий оголовок и задумался о дамочке-сорванце.

- Симпатичная, - вздохнул Алексей. - Старше меня, по глазам видно, но это ничего. А какая фигурка точеная…

- Прибьют ведь, идиота кусочек, - жалостливо пробормотала Марья Антоновна.