- Дух Егора Ивановича, явись, – прошептала Анна.
Призраки появились в углу, где стояли братья, почти одновременно. Дух женщины настойчиво показал Анне на Бориса, а дух старика – удивленно осмотрелся.
- Степушка! – старик подплыл к жене. – Что случилось? Неужели ты тоже…?
Степанида Сергеевна что-то прошептала старому Максакову, но Анна не расслышала, её как раз в этот момент дернул за руку мальчик.
- Гриша, я вызвала дух твоего папы, он здесь. Что ты хотел ему сказать?
- Скажи, что я его люблю, – подросток расплакался.
- И сделай так, чтобы я его видел! Ты же видишь!
- Дорогой, к сожалению, так не получится.
- Хочу! Покажи! – истерика в голосе Григория нарастала.
Борис нахмурился. Он не часто встречался с приступами агрессии брата и не знал, что в этом случае мальчика надо отвлекать, а не призывать к спокойствию.
- Гри, прекрати немедленно.
Внезапно все присутствующие в комнате вздрогнули. Ножки у табурета, на котором лежала нижняя часть гроба с телом Егора Ивановича, с треском подломились, и гроб встал почти вертикально. Веки старика приоткрылись, выцветшие невидящие глаза уставились прямо на Бориса.
Анна попятилась. Гриша как-то по-девичьи пискнул, а Борис просто застыл, открыв рот.
- Как ты мог! – в комнате раздался громовой голос мужчины в расцвете лет, вовсе не похожий на дребезжащий баритон старика перед смертью.
Слова, разумеется, выговаривал не труп Егора Ивановича, а одетый в ливрею лысоватый мужчина, кинувшийся поднимать гроб.
«Чревовещатель», – ощущая, как похолодели ладони, поняла Анна. «Да какой силы. Еще и Степаниду, похоже, Борис убил. Ох, зря я сюда сунулась…»
А голос слуги Максаковых только набирал мощь.
- Борис, убийца возлюбленной жены моей! Не будет тебе жизни в этом доме! Не сын ты мне, но не уйдешь отсюда без отмщения!
- Папенька, – пропищал Гриша. В его голове зачастую мешались реальные и воображаемые образы, подсказываемые больным мозгом, и голос отца не показался ему странным. Мальчик лишь немного испугался упавшего гроба.
- Не сердись! Боря лишь хотел помочь маменьке, вы же теперь вместе!
- Вместе? – портрет старика десятилетней давности, когда тот еще успешно вел дела в суде, слетел с гвоздя и грохнулся на пол, тяжелая рама треснула пополам.
- Вместе?!
Степанида попыталась погладить мужа по призрачному плечу, но тот и внимания не обратил.
- Род мой! – при этом раскатистом призыве перекрытия дома пошли волнами.
- Я призываю вас к отмщению! Слышите ли вы меня, Максаковы?
В старинном доме заскрипели рамы в окнах, начали вырываться из уложенных рядов половицы, обои в замысловатых виньетках стали отслаиваться от стен и сворачиваться в трубы. На собравшихся посыпалась труха с перекрытий. Борис схватил с тумбочки зеркало и прикрыл голову, но зеркало тут же разбилось на мелкие осколки, оставив в руках мужчины черепаховый обод. Массивный пузатый шкаф, до этого стоявший рядом с дверью в прихожую, внезапно проехал по полу и перегородил выход.
Вот тут Гриша испугался по-настоящему. Он поднял оставленное Борисом ружье и стал неумело дергать затвор.
- Ты, ведьма! Ты это сделала! Я просил папеньку показать! – он с визгом отпрыгнул от упавшего торшера со свечами.
- Прекрати немедленно!
- Я не могу, – развела руками Анна, опасливо отступая к камину.
- Гришенька, опусти ружье, пожалуйста. Это не я делаю. Это они…
«Они» разбушевались не на шутку. На голову Бориса, забившегося в угол, стали падать уже не щепки, а доски. В потолке образовалась дыра, балки накренились, по ним начала съезжать мебель второго этажа.
…
К дому Максаковых подлетела пролетка, из которой выскочил Штольман.
- Вальцов! – с негодованием крикнул он на охранника.
- Почему вы без Анны? Где она?
- Внутри, – пробормотал Игнат, сознавая свою вину.
- Яков Платоныч, не мог же я Анну Викторовну силой вытаскивать. Она сама там осталась, и прямо мне сказала, чтобы я уходил.
Штольман сжал зубы, чтобы не выругаться.
К мужчинам подбежала Мария Тимофеевна. Она схватила Штольмана за руку и взмолилась:
- Яков Платонович, миленький! Помогите! Смотрите, что творится, но ведь Аннушка…
Толпившимся вокруг старого дома гостям и зевакам только что стало понятно, что внутрь идти не следует – дом как будто сошел с ума, все его части трещали и корежились. Строение вот-вот было готово рухнуть, погребая под собой всех, кто был внутри.
- Что там в доме? – спросил Яков в воздух.
- Сейчас, сейчас… – отозвался маленький призрак.
Он пролетел над крышей и нырнул в дымоход, но тут же был выброшен неведомой силой обратно.
- Пошел вон, щенок, – буркнул ему вслед дом голосом кого-то из давно умерших Максаковых.
- Тут наше дело, семейное, не суйся.
Митя озадаченно вернулся к отцу. Такого еще не было, чтобы он, призрак, не мог пробраться туда, куда пожелает.
- Пап… Я не могу, меня что-то не пускает. Но там же мама…
…
Руки Гриши дрожали, но он поднял ружье.
- Если не остановишь это, я убью тебя, ведьма!
Борис закричал: – Гри, оставь её! Помоги!
Он уже стоял на коленях и не мог подняться. Голени его придавило рухнувшим клавесином, на котором так любила музицировать Степанида Сергеевна.
- Братик, выручай!
Мальчик, слыша только свои голоса и окружающий треск, изо всех сил пытался нажать на курок. Но не мог. Тем временем длинный охотничий ствол медленно, но неуклонно поворачивался в сторону Бориса.
Вжавшаяся в камин Анна поняла, что бежать ей некуда – весь пол в комнате был перекорежен, потолок рассыпался на глазах.
«Яков… Димочка…» – успела подумать Анна перед тем, как пролетевшая доска сильно ударила её в плечо и задела по голове. Потеряв сознание, девушка упала на мраморные плитки перед черным зевом камина.
…
Штольман перепрыгнул через подоконник, поранив ладонь о торчащие стекла, и окинул взором полуразрушенную комнату. Медлить было нельзя. К счастью, Яков сразу увидел Анну – она лежала, съёжившаяся, как маленький ребенок, и Штольман бросился к ней через вздыбившиеся половицы, гробы и табуретки. Подняв любимую на руки и прикрыв собой, Яков уже осторожнее пробрался обратно. Через скособоченное окно он бережно передал девушку Вальцову и бросил последний взгляд внутрь.
Дом стенал, прощаясь с нажитым за пару веков добром. Сквозь хаос поднявшихся в воздух вещей Штольман различил, как простирает руки к мальчику стоящий на коленях мужчина, и тут потолок рухнул. Яков успел выскочить из окна. Ему показалось, что в треске ломающихся стен он расслышал ружейный выстрел. Будто дожидаясь этого момента, дубовый оконный переплет смялся в узкую щель, бревенчатые стены сложились карточным домиком, с грохотом упала крыша. Разлетевшаяся черепица задела кого-то из прохожих, и в толпе раздались крики.
Последний, глубокий стон умирающего дома словно ножом процарапал души любопытных зевак. Затем все кончилось, и только столетняя пыль еще долго оседала на развалинах фамильного гнезда Максаковых.
…
Анна отвела руку матери и поискала глазами Вальцова, который положил ее на землю, а затем куда-то исчез. Анна хотела поблагодарить Игната за спасение, ведь очнулась она у него на руках.
Не обращая внимания на причитающую Марью Тимофеевну, Штольман присел рядом с Анной и внимательно осмотрел ее бледное лицо и грязную одежду. Обнаружив, что на плече девушки порвано платье, а сквозь разрыв виднеется багровый кровоподтек с торчащей щепкой, Яков сжал губы. При виде синяка на хрупком виске лицо Штольмана посерело – еще полдюйма, и Анна бы не очнулась.
Девушка подняла на него затуманенный болью взгляд.
- Яков Платонович... Как вы здесь оказались?
Ничего не ответив, Штольман молча поднялся с земли.
- Мария Тимофеевна, господин Вальцов, прошу вас – сопроводите Анну в больницу, – ему трудно было говорить, поэтому голос вышел странным.
Игнат пошел за пролеткой, а маменька Анны спросила: – А вы, Яков Платонович?