Яков прошел к Коробейникову и показал записку.
- Нет, Яков Платонович, не могу подсказать, – Антон покачал головой. – И потом, к вам на ты никто… – Коробейников помедлил, понимая, что про Анну говорить не стоит: – не обращается.
- Действительно, – Штольман огляделся. – А это что такое? – он наклонился над столом Антона.
На девственно чистой поверхности лежала еще одна записка «Найди её. Срочно».
- Тот же почерк, бумаги такой у нас нет, – сравнил две записки Штольман и приложил ладонь к груди, успокаивая непонятную тревогу.
Коробейников недоуменно подергал закрытое окно. – Но я же никуда не выходил. Не было тут записки…
Внезапно Яков понял.
Когда Антон развел руками и сказал: – Яков Платонович, ума не приложу, как записка сюда попала, – Штольмана уже не было в кабинете.
…
Постучав в дверь особняка Мироновых, Яков нетерпеливо постукивал пальцами по трости. «Анечка. Ты ведь дома. Пожалуйста».
- Здравствуйте, господин. Как доложить? – смешливая служанка улыбнулась гостю.
- Штольман.
Через пару минут на порог вышел Виктор Иванович в накинутом на плечи пальто. Не говоря ни слова, он уставился на Штольмана и, видимо, не собирался приглашать его войти.
- Добрый день, Виктор Иванович. Будьте любезны, скажите, дома ли Анна Викторовна?
Миронов нахмурился еще больше. – У меня нет намерений вам докладывать. Ступайте вон и не смейте более приближаться к моему дому!
- Пожалуйста, Виктор Иванович. Ради блага вашей дочери. Она дома? – Яков не собирался отступать.
- Вы подлец и лицемер, Штольман. И вы еще смеете говорить о благе Анны! – в бешенстве Виктор вытянул из кармана перчатку и уронил ее перед следователем.
– Я вызываю вас.
Желваки на лице Якова заходили ходуном. На мгновение Штольман опустил глаза, но тут же поднял их и упрямо повторил: – Прошу вас, ответьте. Где Анна?
- Я так понял, вы отказываетесь?
- Виктор Иванович. Это важно!
Миронов кулаком ударил в ненавистное лицо мужчины, причинившего Анне столько страданий.
Пошатнувшись, Яков выдохнул физическую боль. «Ерунда. И дуэль ерунда. Аня». Он выпрямился перед разъяренным отцом и глухо сказал: – Ей грозит опасность.
====== Часть 3. Снег ======
Анна понимала, что разлюбить ей будет трудно. Тело загоралось при каждом взгляде на Штольмана, думы о нем не отступали, и даже негодование его молчанием не спасало.
«Он предан службе. Дело для него важнее чувств», – говорила себе Анна.
«И я так смогу. Вон и матушка смирилась с моим нежеланием выходить замуж, и папа согласен. Устроюсь в акушерскую клинику в Париже, или открою свою практику».
При этой мысли Анна улыбнулась. «Малыши. Они прекрасны». На мгновение сердце затосковало о вихрастом баловнике из сна, но Анна решительно кивнула головой. «Я буду учиться и работать, а дома меня будет ждать маленький парижанин. Я хочу ребенка, и отца ему я выберу сама!»
Пушистая верба ласково мазнула девушку по лицу. Анна полюбовалась вестниками тепла, отломила несколько веточек. Оставив букет на скамейке, Анна сошла с дорожки и устремилась на свой любимый холм. На вершине, с которой открывался умиротворяющий вид на березовую рощу, девушка подставила разгоряченное лицо налетевшему ветру.
«Я справлюсь. Хватит, Яков. Ты жив, ты здесь, но ты не любишь. Значит, и я не буду».
Смахивая выступающие от ветра слезы, Анна наслаждалась простором. «Поговорю с доктором Милцем и поеду». Девушка стояла на холме, не чувствуя холода, не замечая, как тает на лице и ладонях крупка позднего снегопада. «Как здесь хорошо…»
Сзади что-то хрустнуло, и тут же Анна ощутила на плече тяжелую руку.
- Слушай мой голос, – раздался над её ухом глубокий, гипнотизирующий баритон.
…
- Ты не вспомнишь меня. Ты сделаешь то, что я приказал. Спи, и проснись, когда солнце ударит в глаза.
Мужчина неторопливо направился к тропинке. Широкая прогалина, только что сиявшая в небе за грозными облаками, затянулась.
…
- Откуда вы знаете? Единственная настоящая опасность, которая грозит Анне, это вы, – Миронов не верил Штольману, но дочери давно уже пора было вернуться. Застегивая пальто, Виктор почти бежал по подъездной дорожке.
- Она в парке? – уловил его взгляд Яков. – Возьмите свой экипаж, так мы найдем ее вернее.
Сам он взлетел на пролетку и показал полицейскому кучеру направление: – Гони!
…
Безрезультатные поиски длились уже полчаса, когда сквозь падающий снег Штольман разглядел брошенные на скамейке ветки вербы. Он соскочил с пролетки и осмотрел обочину дороги. Внимание его привлекли недавние, но уже присыпанные снежинками следы, которые привели на холм.
- Аня! – увидев застывшую у дерева фигуру девушки, Яков бросился к ней.
Анна стояла, запрокинув голову в небо. Голубые глаза ее были широко раскрыты, грудь под тонкой тканью – почти неподвижна.
Яков схватил девушку за плечи и потряс. – Анна! Что с тобой? Проснись!
- Солнца нет, – пробормотала Анна так тихо, что Штольман едва расслышал. Губы ее двигались очень медленно, а голос был будто неживым.
- Как долго ты тут стоишь, Аня? – дотронувшись до тонких обнаженных ладоней, Штольман с ужасом ощутил, как они холодны. Он попытался взять Анну на руки, но тело девушки не поддавалось. Оно было будто высечено из мрамора.
Анна безучастно смотрела в небо.
Не зная, как еще разбудить девушку, Яков принялся покрывать ее лицо лихорадочными поцелуями. – Милая, просыпайся. Ты замерзла. Пожалуйста, пойдем. Помоги мне, – горячими губами он накрыл её губы, заслонил спиной от пронизывающего ветра.
Поддерживая Анну за затылок, Штольман другой рукой пробрался под тонкий плащ. Стараясь отдать свое тепло, прижал девушку к себе. Ледяные губы дрогнули, и Анна ответила на поцелуй.
Яков облегченно сжал ее в объятиях. – Анечка, тебе надо согреться. Я отвезу тебя домой.
Он стащил с себя пальто, накрыл им Анну, поднял на руки. Сойдя с холма с ношей на руках, он крикнул кучеру: – Теплое что есть? И к Мироновым, немедля!
Укрыв себя и Анну волчьей дохой, вытащенной кучером из-под облучка, Яков немного успокоился. Анна дышала глубоко и ровно, и, отогревшись, вновь заснула.
…
- Мама, посмотри! – требовательно донеслось из-за двери. – Ну мам!
Анна зарылась в подушку лицом и вытянула руку в сторону. Что-то теплое коснулось ее пальцев, и она заинтересованно приоткрыла веки.
- Ммм, – пробормотал Штольман, прихватывая поудобнее узкую ладонь. Он пощекотал её дыханием, проложил дорожку из поцелуев по тонкому запястью, провел щетиной по шелковому предплечью. Тонкая бретель ночной рубашки соскользнула с плеча, и Яков придвинулся ближе. Губами он прикусил шею, а рука его тем временем скользила вверх по нежному бедру Анны, задирая подол.
Ощущая знакомую сладость в животе, Анна задышала чаще. Мурашки на шее разбегались от губ Якова, и Анна хотела уже повернуться, но тяжелая рука на пояснице остановила ее.
- Да что за…, – тихо ругнулся Штольман, накрывая Анну одеялом и откидываясь на подушки.
Дверь распахнулась. Влетевший в нее вихрастый мальчуган забрался на кровать, перелез через Якова и устроился посередине.
– Мама, погляди, как я умею! – он гордо показал Анне сложенную из бумаги галку.
– Пап, смотри!
Птичка плавно взмыла в воздух и приземлилась на шкаф.
Яков сгреб сына и зарылся лицом в цыплячью шейку. – Дмитрий, где ты взял ключ от спальни?
- Пусти, папа, щекотно, – засмеялся малыш. Вырвавшись, он соскочил на пол, открыл дверь шкафа и ловко, как обезьянка, полез наверх по полкам.
Анна вскрикнула: – Дима!
Мальчишка поискал глазами бумажную игрушку и тут же вместе с ней прыгнул на кровать ласточкой. Яков поймал сына в полете, и, сделав страшные глаза, запихнул под одеяло с головой.
- Аня, подержи этого звереныша, мне одеться надо.
Удерживая хохочущего сына, Анна смотрела, как одевается Штольман, и на сердце её было спокойно, как никогда.