- Там люди остались, – сказал Штольман, откашлявшись.

- Надо организовать поиски. Вдруг кто жив. Честь имею, Марья Тимофеевна.

Он подождал, пока Вальцов подведет к воротам пролетку, поднял Анну на руки, осторожно усадил её на сиденье и соскочил на землю. Потер ладонью левую сторону груди, которая ныла еще с известия Мити.

- Яков… Платонович, – тихо окликнула его Анна в спину.

Яков помедлил. Глаза его сузились. Старшей Мироновой показалось, что Штольман сдерживает слезы, но конечно, это было не так. Затем он обернулся и посмотрел на Анну – долгим, непонятным взглядом, от которого девушке захотелось кинуться ему на шею. Будто прощался и хотел лучше запомнить ее облик перед разлукой.

- Выздоравливайте, Анна Викторовна, – глухо сказал он и направился к толпе.

…

К удивлению городовых и пожарных, призванных на развалины, из-под обломков удалось вытащить живого Гришу, бормотавшего что-то непонятное про папеньку, ведьму и Бориса. Никто его не слушал, ведь всем известно было, что мальчишка слаб на голову. Тела Бориса и мажордома Максаковых достали позже, когда надежд на спасение уже не осталось.

…

Яков постучался и тут же вошел в кабинет адвоката, где Миронов часто принимал посетителей, не приглашая их домой.

Оторвавшись от контракта, Виктор Иванович неохотно встал из-за стола, сдержанно ответил на пожатие. Но не предложил гостю сесть.

- Добрый день, Виктор Иванович.

Яков помедлил.

- Я прошу у вас руки вашей дочери.

Не ожидая подобной прямоты, адвокат несколько растерялся.

- Как это? А ваши слова некоторое время назад? Вы передумали?

Штольман коротко кивнул.

- Потрудитесь объясниться, милостивый государь! – рассердился Миронов. – Что за неподобающая краткость?

- Мне очень дорога Анна Викторовна. Я хотел бы иметь право и обязанность защищать её. Предостерегать от необдуманных поступков. Оберегать от опасных последствий её дара, – Яков с прямой спиной стоял перед отцом девушки и смотрел ему в глаза.

Миронов осознал, что Штольман точно ответил на его собственные страхи. Слова о любви Виктор пропустил бы мимо ушей. На слова о страсти – саркастично фыркнул бы и тотчас же выгнал наглеца. Но этот человек хотел дать Анне именно то, что, как знал Виктор, сам он дать уже не мог.

Обезоруженный, он уже спокойнее спросил: – Как я полагаю, Анна уже дала вам свое согласие. Но согласится ли она подчиняться вам? Аннушка бывает очень…

Тут он задумался, стоит ли представлять дочь в невыгодном свете. Но какого дьявола. Вряд ли Штольман не осведомлен об этой черте характера Анны.

- … очень своевольна.

- Не думаю, что она до конца это понимает, – сказал Штольман.

Горькая складка на его щеках углубилась, да и вообще следователь сегодня выглядел старше своих лет.

– Но это не помешает мне заботиться о её безопасности.

Скрип двери прервал раздумья Виктора, и в кабинет ворвался его жизнерадостный младший брат.

- Витя, добрый день. О, господин следователь, – младший Миронов с удовольствием пожал руку Штольману и даже хлопнул того по плечу.

- Благодарю, Яков Платонович, от всего сердца! Вы мой герой!

На недоумевающий взгляд адвоката Петр пояснил: – Виктор, представляешь, наш Яков Платонович в который раз спас Аннет! Говорят, она едва не погибла под какими-то развалинами, а сейчас в больнице. Ничего страшного, синяки да ушибы, но я собираюсь навестить ее. Ты со мной?

Виктор Иванович взволнованно глянул на Штольмана, но тот молча ждал решения.

- Петя, тут Яков Платонович просит руки Аннушки.

Расплывшись в широкой, искренней улыбке, Петр кинулся обнимать Штольмана.

- Ну наконец-то, Яков Платоныч! Сколько лет! Очень, очень рад за вас и Аннет! Предлагаю отметить это событие вечером у Голубцова.

Адвокат нахмурился преждевременной радости брата, но менять решение не стал. Даже тогда, в парке, гневаясь за причиняемые Анне страдания, Виктор знал, что Штольман – человек чести. Он протянул Якову руку.

- Я согласен, господин Штольман. Благодарю за заботу об Анне. Письменное разрешение на брак я оформлю позже. Вот с матушкой Анны могут возникнуть сложности...

- Деда, ур-р-ра! – завопил Митя, вдруг осознав, что у него появились еще родственники, и много.

На столе за спиной Мироновых карандаши пустились в разудалый канкан, а на первой странице контракта чернилами нарисовалась завитушка, неожиданно превратившаяся в кляксу.

Яков поднял ладонь вверх, и Митя присмирел. С некоторых пор он выучил, что отцу лучше не перечить, иначе тот просто переставал отвечать на многочисленные вопросы.

В нескольких словах Штольман попросил Мироновых не оглашать некоторое время факт помолвки, даже перед Марией Тимофеевной, и добавил, что последнее предложила сама девушка. Яков опасался, что на такую просьбу Виктор Иванович взметнется и потребует точного срока, но все обошлось. Братья лишь переглянулись и согласно кивнули. Похоже, что в этом они больше доверяли новоявленному жениху, чем матери Анны. Но это уже была не проблема Штольмана.

- У тебя очень разумная дочь, Витя, – Петр потянул брата к выходу.

- Ну… Иногда…

…

В отделении дежурный унтер-офицер настоятельно попросил Штольмана пройти к Трегубову, и почему-то прошел следом, встав у дверей.

Николай Васильевич, поздоровавшись, выгнал унтера.

- Ступай, ступай, голубчик, успеется.

Видно было по состоянию полицмейстера, что тот не может подобрать слов. Наконец, Трегубов решился.

- Господин Штольман, только что поступило высшее предписание на ваш арест. Мне приказано без промедления отправить вас в Петербург в сопровождении охраны.

- Позвольте поинтересоваться причиной? – спросил Штольман.

Трегубов помялся, но все-таки взял со стола служебный циркуляр и зачитал: – В связи с обнаруженным фактом крупного злоупотребления указанным следователем служебным положением в личных целях.

- Голубчик Яков Платонович, это обычно у них, крючкотворов, означает, что вы… Как бы это выразиться…

- Прекратил дело за взятку, – невозмутимо сказал Яков.

Неожиданно он широко и хищно улыбнулся.

- Я готов. Если позволите, мне нужно написать одно письмо.

====== Часть 23. За любимым в ночь ======

- Аннет, а как у вас со Штольманом? Все в порядке? – спросил Петр Иванович после возвращения из больницы.

Доктор Милц не разрешил Анне оставаться на службе, но и не настаивал на больничной койке, поэтому Анна вернулась домой с Мироновым.

- Дядя, он опять рассердился, – Анна всплеснула руками и охнула, схватившись за отозвавшееся болью плечо.

- Ну что мне с ним делать? Я шагу не могу ступить, он каждый раз гневается и молча уходит. Вот поэтому я и не хотела замуж…

От маниакального упрямства Штольмана в вопросах безопасности Анна начала уже уставать.

Петр Иванович попросил рассказать ему все, и девушка описала свой визит в дом Максаковых.

Выслушав, Петр мысленно перекрестился: – «Как же я понимаю ЯкПлатоныча».

- Аннет, дорогая, – он пожевал губами, подбирая слова.

- Мужчина обязан отвечать за свою женщину. Если он не может этого делать, по слабости или незнанию, еще простительно. Но твой Штольман – сильный человек, и когда ты идешь ему наперекор…

- Дядя, о чем ты? Это он идет мне наперекор! Вот разве ты, у кого было множество женщин, охранял хоть одну из них против ее воли?

Миронов, хоть и слыл в семье брата жуиром, никогда не обсуждал своих подруг и покойную жену с Анной.

- Можно откровенно, Аннет?

Девушка кивнула.

- Ты – редкая женщина, и мне повезло, что у меня такая племянница, – серьезно сказал Петр Иванович.

- Но такого, как я, ты бы встречала только во время своих вылазок, собственно, как это и происходит сейчас. И во время одной из них ты бы обязательно погибла – а вспомни, сколько раз тебя спасал Штольман? Вот сегодня он вынес тебя из рушащегося дома, и видишь, слова тебе не сказал.

«Яков меня вынес?» – удивилась Анна. «Я думала, Вальцов… Хотя я и забыла поблагодарить его. Ох, Яшенька…»