- Мальчишки. Все бы вам драться, – пробормотала Анна.

Но уйти из гостиной не смогла, и скоро уже хохотала над страшными гримасами дядюшки, эффектными падениями Якова и счастливо улыбалась восторгу сына.

«Мои любимые. Как же мне повезло».

…

Утром, провожая мужа на службу, Анна вдруг заметила досаду на его подвижном лице. Анна отстранилась, не понимая причины, но Штольман привлек её к себе и показал через окно на застывший на Малой Конюшенной экипаж.

- Вон там, Анечка. Видишь?

Она ахнула.

- Опять Нина? Как ей только не стыдно, она же тебя в тюрьму упекла! Ты же не пойдешь к ней?

Он покачал головой, поцеловал жену и вышел. Из того же окна Анна с негодованием увидела, что рядом со служебной пролеткой, в которой Якова ждал Захаров, Нежинская встала на колени. Этот пафосный жест не тронул Штольмана, но беспардонная Нина затем поднялась, отряхнула платье и просто-напросто села вместе с ним в коляску.

- Митя, – подозвала Анна сына, замешкавшегося в холле.

- Урони-ка ты вон той тете на платье… горшок с цветами! Ох, нет. Не надо. Но какая же она невыносимая! – топнула Анна ногой.

В пролетке Нина с просительной гримасой пару минут рассыпалась в извинениях за ту историю, ссылаясь на страх перед всемогущей охранкой, но на лице мужчины перед собой видела лишь раздражение.

- Госпожа Нежинская, прекратите. Мне пора, – Яков развернулся так, что стало понятно – разговор окончен.

Бывшая фрейлина была непробиваема. С успокаивающим жестом, который более всего взбесил Штольмана, она взмолилась:

- Якоб, Якоб! Мне крайне необходима твоя помощь, а тебе, возможно, моя. Выслушай же!

Яков заиграл желваками. Осознав, что ее сейчас просто выведут на мостовую, Нина вцепилась в ладонь следователя.

- Ты ведь интересуешься Калязиным? Из-за проигрыша губернатора? Я в деле, меня попросили обеспечить концессию самому достойному претенденту. Давай сделаем это вместе? Как раньше?

«Рябцев прокололся. Щенок еще, опыта мало», – догадался Штольман.

Он убрал свою ладонь и хмыкнул. Две одинаковые просьбы от таких разных женщин оказались для него на разных полюсах.

«Нет уж, Нина Аркадьевна, не дождетесь».

- Как ты оказалась в этом деле, Нина? Захаров, трогай!

Обрадованная согласием на беседу, Нина немного отодвинулась.

- Я работаю на Карла Сименса. Он понимает российские реалии, про мызу эту несчастную, про выборы, и ему кажется, что губернатор может прогнуться. Помнишь, как хорошо ты играл когда-то? Я могу через нужных людей рекомендовать тебя в игорный клуб, где бывает Калязин. Ничего, что ты следователь, это прибавит ему драйву, он запальчив и думает, что играет лучше всех.

Она впилась в Штольмана взглядом.

- Не думай, что я от тебя что-то скрываю – Сименс вызвал из Германии еще одного игрока, некого Фальке, он тоже будет участвовать, и обязательно доведет ставки до мызы. Но на тебя я надеюсь больше. И денег могу дать на ставки, от немцев, если проиграешь, они не будут в претензии. В разумных пределах, разумеется. А если все получится, если ты отыграешь это имение и концессию получит Сименс, тебе официально выплатят вознаграждение. В отличие от твоего Клейгельса.

Серые глаза Штольмана ничего не выражали. Яков давно научился при необходимости глубоко прятать свои эмоции.

«Слишком много объясняешь, Нина. Похоже на правду, но я не верю тебе лишь потому, что это – ты».

Вслух же он произнес лишь одно.

- Договорились.

А Митрофан в это время воевал с голубями на соседней крыше – он хватал их за крылья и смотрел, как весело разлетаются перышки. Причем выбирал мальчишка почему-то самых потрепанных птичек.

…

Штольман не собирался верить Нежинской на слово. По дороге в управление он заехал в представительство Сименса и нашел там самого Карла – тот пришел на службу чуть свет и уже выглядел замученным своими проблемами. На вопрос следователя о судьбе электростанции на Петербургской стороне изобретатель и коммерсант тяжело вздохнул, подтвердив, что госпожа Нежинская предложила свою помощь, и что он этому был только рад.

- Да я бы, господин следователь, и на помощь маленьких зеленых человечков согласился. Какая-то полоса неудач нас преследует в этом году в России. Простите, спешу, – Сименс на ходу взял у помощника документы, бросил на них взгляд и застыл в изумлении.

- Arschgeige! – выругался он. – Auf Wiedersehen, herr Stollmann.

- Папа, а что это за слово такое, первое? – поинтересовался фыркающий от смеха Митрофан, только что появившийся в здании. Чтобы уберечь столицу от аварий в электросетях, Штольман приказал сыну не ходить с ним внутрь, но малыш все-таки не выдержал.

Выйдя на улицу, Яков ответил.

- Скрипкопопа. Что-то вроде «руки не оттуда растут». Ты чего такой веселый?

- Тетя… которая к тебе в пролетке приставала… – сгибался от хохота юный призрак.

- Маму она рассердила, и я ей в шляпку перьев насовал. Она теперь на индейца похожа!

- А где ты ее видел? Там, где я ее высадил, на Невском? – насторожился Штольман.

- Не, только что. Она к парадной сюда подошла и служителя о тебе расспрашивала. У него было такое лицо! – и малыш вновь захихикал.

«Нина следила за мной? Но я слежки не заметил, значит, очень издалека. А сейчас она проверила, заглотил ли я крючок. Чудесно, Нина Аркадьевна. Именно этого мне и не хватало, чтобы понять, на кого в действительности вы работаете».

Карты вскрылись. Нежинская, Калязин и неизвестный Фальке оказались одной масти.

Яков широко улыбнулся.

«А значит, и Патрикеев. Сыграем, господа».

…

Но сперва у Штольмана было другое дело. Он заехал в ресторанчик, где вчера обедал с женой, и договорился с управляющим о некоторых деталях, а затем рассказал Мите, что нужно делать. От восторга мальчишка взмыл в небо, и по серому Литейному раскатился звонкий дискант:

- Мы садили агурцы,

Выросли арбузики! Как-то вот мастеровые Пропили картузики!

====== Глава 20. Оковы ======

Штольман подвинул Анне стул и на мгновение замер, глядя на полоску розовой кожи над воротничком. Уже две ночи Анна, не желая будить мужа своими ночными хождениями, уходила дремать и бродить в дальнюю гостевую комнату, и Яков наконец выспался. Но любимую видел только два раза – вчера за обедом в этом же ресторанчике, и сегодня. В городе произошло несколько громких ограблений, поэтому Штольман являлся домой лишь ночевать, урвав по часу днем на личные дела. Сейчас ему хотелось не поймать грабителей и даже не остановить Зотову, а ухватить губами эту нежную кожу и…

Он усмехнулся сам себе, сел рядом с женой и, не дожидаясь официанта, налил в бокалы минералки.

- Аня, что ты будешь?

…

Митрофан появился в воздухе с победным криком, таким громким, что Анна от неожиданности выронила вилку. Воспользовавшись случаем, Штольман нырнул под стол.

- Папа, она за углом стоит, вон за той булочной! Только что пришла! Сначала тебя издалека выглядывала, а когда ты с мамой встретился и сюда пошел, сделала вид, что гуляет!

- Ты Семену дал знак?

Яков знал, что Трофимов сейчас следил за ними из парадной напротив и был настороже, но предупреждение ему не помешает.

- Конечно, пап!

- Как она одета?

- Как мальчик. Просто пацан в кепке, без инструментов, – потер щеку призрак, чем сильно напомнил Штольману самого себя.

Поднявшись из-за стола летней террасы, Яков отпил воды из бокала, поставил его на край, небрежно бросил нож рядом с недоеденным гуляшом и предложил Анне руку.

- Милая, давай я провожу тебя в дамскую комнату.

Штольман бросил короткий взгляд на выставку фотографических аппаратов, что развернул на мостовой владелец соседнего с рестораном ателье. Громоздкие камеры были расставлены на высоких треногах, поэтому вертевшиеся рядом мальчишки пощупать технику не могли. Изредка фотограф выходил к своим красавцам и торжественно запечатлевал кого-то из прохожих, зазывая на следующий день получить карточку бесплатно. Все были довольны – и прохожие, и фотограф, и даже ресторатор, к столикам которого присаживались солидные мужчины, обсуждавшие тонкости модного искусства.